В хронике горестных лет, во время которых «великие и большие» пожары с беспощадной яростью обрушивались на жителей города, значатся огненные годы — 1445, 1418, 1422, 1445, 1451, 1453, 1458, 1468, 1469, 1470, 1473, 1475, 1485 и 1488. А в 1493 году город подвергался дважды сильнейшим опустошительным пожарам. Об этих страшных московских пожарах скупо сообщается в летописных источниках.
В 1468 году погорело на посаде восемь улиц; Кремль уцелел, хотя в нем людям было очень тяжко от нестерпимой жары и удушливого чада. Через год после этого погорел весь Великий посад. Пожар начался в третьем часу ночи и длился на другой день до обеда. Одних церквей сгорело 25; сам великий московский князь Иван III (1438— 1505гг) с детьми боярскими ездил по городу, гася и разметывая пылающие дома. В следующем году погорел весь Кремль, едва отстояли большой великокняжеский дворец, но митрополичий двор весь полностью сгорел, в огне погибло много старинных икон и дорогой церковной утвари. В сентябре 1475 года погорел московский посад, а в октябре — Кремль. Загорелось в четвертый час дня, великий князь сам приехал на пожар со множеством людей, погасил пожар и поехал в Кремль к себе обедать, как вдруг в половину стола пожар вспыхнул снова, и сгорел чуть не весь город, едва уняли огонь в третьем часу ночи. Сам великий князь являлся всюду, где было тяжко от огня, со многими людьми.
В 1488 сгорело 42 церкви на посаде. В 1493 году в городе произошло два громадных пожара; весной выгорел весь Кремль, а засушливым летом 28 июля случился второй пожар, во время которого сгорело более 200 взрослых людей, не считая погибших малолеток.
Об этом пожаре летописец запишет: «И старые люди сказывают, как Москва стала городом, такого пожара не было». О более мелких случаях, когда сгорело несколько домов, в летописях не сообщается. Такие пожары являлись делом обычным для Деревянной Москвы и воспринимались как божье попущение.
От великого князя Ивана III в Москве установился неписаный закон или правило, согласно которому в огнеборении вместе с по- житочными людьми непременно участвовали первые люди государства, бояре, окольничие, стольники, дьяки, и этот порядок сохранялся незыблемо вплоть до царствования Петра Великого.
Сильно страдали от пожарных бедствий и другие города православной Руси. Об этом говорится в Новгородской летописи за 1355 год: «Того же, лета по грехам нашим, бысть пожары на Руси. Погорели город Москва, Вологда, Витебск и Юрьев-Немец- кий весь погорел». В самом Великом Новгороде очень большие пожары происходят в 1472 и 1482 годах. Владимир, потерявший в результате татарского погрома свое стольное значение, весь до основания погорел в 1491 году; в том же году в Угличе сгорело 500 дворов и 15 церквей. В засушливом 1498 году пожарами полностью уничтожаются деревянная застройка в Костроме и Рязани; безымянный летописец упоминает об «осьми больших пожарах в Пскове» и только один раз говорит о причине пожара — «поджог совершил чухонец, подосланный немцами».
В жаркие дни ранней весны и в засушливое лето резко возрастала опасность возникновения пожаров. Высохшие деревянные дома, бани, конюшни и скотные дворы, сараи, дровяники воспламенялись мгновенно от малой неосторожности обращения с огнем. От многочисленных пожаров в первую очередь страдал посадский люд. Не миновала огненная кара и богатые дворы княжеской и боярской знати. Материальные потери от московских пожаров не поддаются исчислению: летописцы только скупо свидетельствуют о наиболее значительных пожарных бедствиях. Но не подлежит сомнению, что губительная сила московских пожаров причиняла городу неисчислимые беды, отвлекала созидательную силу народа на восстановление сгоревших зданий, подрывала торговлю и ремесла, затрудняла духовное и хозяйственное развитие великого московского княжества.
Что представляла собой Москва конца XV века, мы узнаем из записок заезжего венецианского купца Амброджо Контарини: «26 сентября 1476 года мы вступили в город Москву, принадлежащий великому князю Иоанну, властителю Великой Белой Руси... Сам город расположен на небольшом холме; он весь деревянный. Через него протекает река, называемая Моско. На одной стороне ее находится замок (Кремль — авт.) и часть города. На реке много мостов, по которым переходят с одного берега на другой». Контарини особо отмечает обилие товаров и продовольствия на московских базарах: «Ежедневно на льду замерзшей реки находится громадное количество зерна, говядины, свинины, дров, сена и всяких других необходимых товаров. Чистое удовольствие смотреть на огромное количество ободранных от шкур коров, которых поставили на ноги на льду реки. То же самое делают с рыбой, курями, гусями». Надо сказать, что в летописях и других исторических документах отсутствуют описания внешности или изображения первых московских князей. Этот пробел в русской истории восполняет венецианец. Он свидетельствует: «Великому государю Иоанну (Ивану III — авт.) от роду лет 35; он высок ростом, но худощав. Вообще он мужественный и очень красивый человек». Заметим — обаятельная внешность Ивана III полностью соответствует его внутренней духовной сущности как мудрого и умного правителя всей Руси. Потомок бережливых и трудолюбивых предков Иван III за почти 44-летнее княжение (1462— 1505гг.)умело и терпеливо проводил политику объединения вокруг Москвы соседних некогда самостоятельных удельных княжеств, выморочных вотчин, волостей и сел, сплотив их в единое централизованное государство северо-восточной Руси. Без опустошительных войн и без больших внутренних потрясений в Москве развивались ремесла, торговля и строительство, богатело окрестное крестьянство, крепла православная церковь, несущая в народ ростки просветительства и высокие нравственные устои.
В официальном титуле Ивана III нашло отражение возросшее могущество вновь образованного русского государства. Приведем его титул, как он употреблялся в дипломатических посланиях и особо важных княжеских грамотах: «Иоанн, божиею милостию государь всея Руси и великий князь владимирский, и московский, и новгородский, и псковский, и тверской, и югорский, и пермский, и болгарский и иных». К иным относятся земли рязанские, суздальские, углические, можайские, муромские, серпуховские, коломенские, каширские, ярославские и другие. А в 1493 году на одной из грамот Ивана III появляется впервые большая вислая печать, на одной стороне которой изображен двуглавый орел, на другой — всадник, поражающий копьем поверженного на земле дракона, ставший ныне гербом города Москвы.
С именем Ивана III связано важнейшее историческое событие в жизни русского народа — окончательное освобождение от татаро-монгольского ига. Как известно, начало крушения гнета кочевников над Русью произошло 8 сентября 1380 года в день Рождества Пресвятой Богородицы. Тогда князь Дмитрий Иванович Донской на Куликовом поле своею ратью разбил татарские орды хана Мамая. Потерпев решительное поражение в битве с князем Донским, ханы Золотой Орды продолжают конными набегами терзать окраины Руси, разорять города и села, уводят многих русских людей в полон. А в прозрачный весенний день 1476 года в Кремле перед великим московским князем предстали одетые в рысьи малахаи и меховые халаты послы золотоордынского хана Ахмата, дерзко потребовавшие от Ивана III повиновения и выплаты дани. Великий московский князь прелюдно разорвал ханскую грамоту и растоптал ногами посольскую басму (изображение хана), заявив, что Москва дань Золотой Орде больше платить не будет. Послов перебили, за исключением одного. Татарское подворье на Ордынке было разгромлено и сожжено под ликующие крики москвичей. Разрывая всякую связь с Золотой Ордой, Иван III предвидел тяжелые последствия этого шага, но молодое русское государство крепко стояло на ногах и обладало реальной военной силой, чтобы отстоять свою независимость.
В мае 1480 года со степных просторов в южные пределы Руси вторглась быстрая татарская конница хана Ахмата (Ахмат - царя), который, предпринимая поход, надеялся одолеть русских в союзе с польским королем Казимиром. Передовые конные разъезды золотоордынцев появились под самой Москвой, жгли поместья и деревни, грабили и убивали людей, арканили крепких мужиков, брали в полон баб, девок и ребят. Спасая свою жизнь от страшных степняков, в Москву устремились под защиту крепостных стен толпы помещиков, крестьян и посадского люда. Смертельный страх охватил многих московских людей. Нашлись среди боярства и именитых удельных князей противники войны с Золотой Ордой. Они советовали великому князю пойти на поклон к Ахмат-царю, просили не гневить золотоордынского правителя, а принять его требования, считали, что надо жить с Ордой в тиши и согласии, платя басурманам, как и прежде, дань. Но не внял Иван III коварным и малодушным советчикам, пекущимся о сохранении своего богатства, глубоко веря в великую православную силу объединенной московской земли, а сила эта была немалая. По свидетельству псковского летописца «численность русского войска, противостоящего хану Золотой Орды Ахмату при его нашествии на Русь, составляла до 180 000 воинов». О большой численности и хорошем вооружении войск Ивана III (200—300 тысяч всадников) с гордостью говорил московский посол грек Перкамота миланскому герцогу Галеаццо. По утверждению московского посла русские воины носят легкие панцири и умело владеют наступательным оружием таким, как луки, арбалеты, копья, секиры, мушкеты, единороги и пушки для обороны крепостей.
В войне с Ахматом Иван III надеялся не только на военную силу, но и на всенародную поддержку, включая ближайшее княжеское окружение. Его в первую очередь вдохновляла на борьбу с татарами великая княгиня Софья, считавшая оскорбительной зависимость ее царственного мужа от степных варваров. Она вынашивала далеко идущий план отвоевать у турок Константинополь и возвести на византийский престол великого московского князя Иоанна. Еще более решительную поддержку великому князю в войне с татарами оказывает православное духовенство; выразителем заветных чаяний русского народа о полной свободе от золотоордынского ига явился ростовский владыка неистовый старец Вассиан. Он принародно бросил Ивану III жгучие слова: «Вся кровь христианская падет на тебя, если русские воины уклонятся от боя с татарами». Сам московский митрополит Геронтий перед отъездом великого князя в войска благословил его крестом и сказал: «Бог да сохранит царство твое и даст победу над врагом, только мужайся и крепись!» Слова митрополита оказались пророческими: Иван III в войне с Ахматом победит его не силой оружия на поле брани, а выдержкой и прозорливой мудростью.
Русские воины заняли плотную оборону от татар по крутому берегу Оки, надежно закрыв врагу все водные броды и перевозы на протяжении более 150 верст от Каширы, Коломны до Алексина. Сильно укрепленный на Оке рубеж Ахмат обошел, направив свою многотысячную конницу и большой обоз на Угру. Он рассчитывал беспрепятственно переправиться через реку и всей массой быстрой конницы направиться на Москву. Когда зо- лотоордынцы пришли на Угру, то там уже стояли наготове русские полки. Так с жарких летних дней и до самых заморозков стояли друг против друга русские и татары, не вступая в открытый бой. Длительное противостояние и начавшиеся сильные морозы охладили боевой пыл кочевников. Воины Ахмата, пришедшие на Угру в летней одежде, страдали от холода, сильно обносились, оголодали, не имели достаточно продовольствия и корма для лошадей. Великий князь, вероятно, от лазутчиков и своих послов, которые наведывались с подарками в ставку хана, хорошо знал бедственное положение татарского воинства. Он уповал на самораспад противной стороны, но в то же время не хотел рисковать и жертвовать жизнью русских воинов, чтобы пойти на открытый бой со степняками. И еще одно обстоятельство не мог не учитывать московский полководец: заснеженная и замерзшая Угра потеряла для русских оборонительное значение, которое она имела в летний период. И великий князь принял мудрое решение: отвести свои полки на новый рубеж обороны, оставив татар мерзнуть в снегу. В морозную темную ночь на 7 ноября 1480 года русские воины скрытно покинули береговые позиции на Угре и отошли к Боровску, поближе к Москве, где местность оказалась более выгодной для открытого сражения. Проснувшись утром, татары с изумлением увидели, что берег реки Угры пуст, русские воины ушли. В стане золотоордынцев поднялись крики. «Урус ушел! — кричали ордынцы. — Не хотят они с нами биться... Пойдем и мы домой. Чего нам здесь мерзнуть? Теперь никто не ударит нам в спину.»
«Домой! Домой!» — вопило золоордынское воинство. Продрогшие от сильного холода степняки в великой спешке скатали промерзшие войлочные кибитки, сняли поникшие бунчуки и побежали на юг к спасительному теплу, по пути разграбив много польских городов в отместку королю Казимиру за неверность. В великой степи орда Ахмата подверглась нападению враждебных соплеменников, а сам он был убит. Со смертью последнего царя Золотой Орды она окончательно распалась на отдельные ханства, мелкие улусы, промышлявшие хищными набегами на соседей.
Поразительными и достойными удивления являются действия Ивана III, сумевшего одержать полную и безоговорочную победу над Ахмат-царем и его ратью без кровопролития. Его прозорливость и выдержка поставили золотоордынцев в такие неблагоприятные условия, что вынудили их бежать без боя из пределов великого Московского княжества. Подобного разительного примера бескровной победы не найти в тысячелетней истории нашей родины. Однако не следует рассматривать Ивана III как некоего безобидного миротворца. Он жил в жестокий век, и, когда возникала необходимость, великокняжеская рука была тверда и беспощадна. Во внешних и междоусобных войнах, которые вели полки Ивана III, проявлялась его твердость и жестокость, что было присуще правителям средневековья во всех странах.
Значительное расширение Московского княжества и устранение с исторической арены Золотой Орды способствовали хозяйственному развитию русского государства, увеличению поступления денег в казну великого князя. Денежные средства дают возможность Ивану III осуществить большое огнестойкое градостроительство в Москве, благодаря которому спустя много лет стало возможным полностью избавить город от опустошительных пожаров. Речь идет об освоении обжига красного кирпича, огнестойкого строительного материала. Началось с того, что в 1467 году зодчий Василий Ермолин остроумно обновил одну из белокаменных обветшавших церквей в Кремле «кирпичом обжиганным». «Все дивились этому новшеству,» — говорит летописец. Вскоре после этого с 1471 года богатый московский купец по прозвищу Таракан в течение одного строительного сезона возвел в Кремле у Фроловских ворот «палаты кирпичные», опередив самого великого князя, жившего еще в деревянном дворце, подверженном пожарам.
Приглашенные Иваном III иностранные зодчие вносят технологические усовершенствования в изготовление и использование кирпича при возведении соборов, церквей и палат для богатых московских вельмож, чему способствовала неудача русских каменщиков при сооружении Успенского собора в Кремле. В 1472 году двум мастерам Кривцову и Мышкину было поручено в Кремле возвести большой собор вместо обветшалой церкви Успения, построенной еще при Иване Калите. Мастера взялись за дело и строили собор три года, но, когда стали сводить своды, здание собора неожиданно рухнуло. Великая княгиня Софья Палеолог, приехавшая незадолго перед этим в Москву, уговорила своего мужа вызвать из Италии церковного мастера. В Москву за десять рублей в месяц[1] приехал строитель Аристотель Фиоровенти с сыном Андреем и учеником Петром. Болонский зодчий начал работы по возведению каменного собора в 1475 году, предварительно осмотрев древние церкви в Москве и Владимире, что позволило ему использовать элементы древнерусской архитектуры в новом соборе. Для ускорения строительных работ он наладил обжиг очень крупного красного кирпича, изменил рецепт известкового раствора, применил различные строительные материалы, в том числе стенобитную машину для разборки рухнувшего здания. «Удивительное дело, -- говорит летописец, - - три года строили, а он развалил меньше, чем за неделю, не успевали камни выносить». В 1479 году Аристотель закончил сооружение величественного Успенского собора в Кремле. В честь этого знаменательного события Иван III велел раздать из казны деньги всем жителям города, а в великокняжеском дворце семь дней ели и пили, празднуя и прославляя необычайное событие в столице Руси.
А в 1485 году Иван III начинает грандиозную 10-летнюю реконструкцию стен Кремля: воздвигается крепость из обожженного красного кирпича, который становится с этого времени основным огнестойким материалом для каменных сооружений... В последующем московские государи строят крупные кирпичные заводы с обжигательными печами, но «немало высококачественного кирпича изготовлялось и в горнах Гончарной слободы». В 1487 году русские каменщики возводят стрельницу наугольную, получившую название Беклемишевской башни, через год — Свиблову башню с тайниками и подземными ходами. Потом сооружаются грозные башни над Боровицкими воротами: Собаки- на, Никольская и особо почитаемая московскими жителями Фроловская башня, позднее получившая название Спасских ворот. Кладка мощных кремлевских стен производится комбинированным способом: фундамент и тело стены из природного (бутового) белого камня, а облицовка — кирпичная. Ровно 10 лет продолжалось строительство новых каменных стен и башен Кремля, которые в несколько видоизмененном виде стоят и поныне. Освоение изготовления прочного красного кирпича и искусство московских мастеров-каменщиков позволило обновить старые и построить новые дворцы, соборы, церкви как в самом Кремле, так и в городе. Заметим, что Иван III в строительных начинаниях мыслил широко и не ограничился приглашением в Москву только мессира Аристотеля. На каменных работах в Кремле, самом городе и в других местах трудятся и другие итальянские стенных дел мастера, архитекторы, а также умельцы из Пскова. Марко Фрязин и Петро Антонио Солари возводят каменную грановитую палату, которая и сейчас украшает соборную площадь Кремля. Великий князь с многочисленной семьей продолжал жить в деревянном дворце, который он приказал сломать и выстроить новый из камня. Также поступают и иерархи православной церкви. Если сооружение каменных палат и церквей поручалось нередко иноземцам, то живописные работы находились в руках русских мастеров-иконников (Дионисий и его школа).
Величественной каменной громадой высился Кремль на крутом берегу Москвы-реки в обрамлении ожерелья грозных башен и неприступных стен, увенчанных по верху ажурными «ласточкиными хвостами», как тогда называли зубцы стен из твердого красного кирпича. А снаружи к кремлевским стенам по-прежнему жались посады, море деревянных изб, часовни, церквушки. Площадь Пожар[2] со своими деревянными застройками пылала особенно часто, искры ветром опасно заносило через стены на кремлевские площади. Над Неглинной, над канавами шумели, работали день-деньской мельницы, торговали тысячи лавок. Все это снижало безопасность кремлевских укреплений и угрожало в случае пожара расположенным в Кремле дворцовым постройкам, соборам, боярским хоромам, домам служилых людей.
И вышло от великого князя и государя московского Ивана III строгое повеление: снести все дома, лавки, постройки вокруг Кремля, находящиеся на расстоянии ближе, чем 109 сажен (примерно 235 м) от кремлевских стен. Пустырь, образовавшийся у стен Кремля, стал первым в России прообразом современных противопожарных разрывов. Однако большая часть строений в Китай-городе, в Белом и Земляном городах, окрайных слободах и даже в самом Кремле оставались деревянными, легкоуязвимыми для пожаров.
В пятнадцатом веке русские мастера-плотники достигли большого совершенства в строительстве зданий из древесины, будь то роскошные палаты для вельмож или простые деревянные избы. В Москве и других городах было много людей искусно владеющих топором, а добротный и доступный строительный материал (дуб, сосны, ель) и дешевый утеплитель (мох, пакля) всегда были под рукой, что позволяло быстро восстанавливать сгоревшие строения. Один иностранный путешественник отмечает, что в Москве «дома из дерева построены весьма плотно из сосновых бревен, которые кладут одно на другое и скрепляют по углам связями. Между бревнами кладут сухой мох (его собирают в большом изобилии в лесах) для предохранения от холодного наружного воздуха. Каждый дом имеет лестницу, ведущую в комнаты со двора или с улицы. Деревянные постройки для русских, по-видимому, гораздо удобнее, нежели каменные дома, особенно из сухого леса, сохраняющего хорошо тепло. Крыши домов, церквей, часовен часто покрываются продолговатой дубовой дранкой, каждая из которой заострялась на конце, так что вся крыша казалась покрытой чешуей». Эти красивые и устойчивые в непогоду драночные крыши представляли большую опасность при возникновении пожаров. Ветром горящая дранка легко переносилась на большое расстояние, создавая в городе новые очаги пожаров. Не менее опасны были соломенные и дощатые кровли, крытые поверх берестой, а иногда в целях безопасности на крышах по обрешотке или доскам укладывался слой свежего дерна, срастаясь он хорошо противостоял огню.
При княжении Ивана III впервые издаются на Руси правила по «бережению от огня», в которых оговариваются меры предосторожности при топке печей, кухонных очагов и бань, запрещалось в сухую летнюю погоду пользоваться открытым огнем: лучина, свечи, костры, горны и плавильни ремесленников. Соблюдение правил встречает большие трудности, а иногда и прямое противодействие жителей. Пожары возникают не только от бытовых причин, но и по злому умыслу недобрых людей. В Судебнике Ивана III перечислены более десяти уголовных преступлений (воровство, разбой, душегубство, ябедничество, крамола, богохульство, церковная кража и др.), за совершение которых виновные подлежат смертной казни. В числе их значатся «зажигальщики» — поджигатели.
Так среди войн и пожаров крепло и развивалось молодое государство.
Заметим, что, когда русский народ отстаивал свое существование в изнурительных войнах и слепнул в дыму бесчисленных пожаров, страны и княжества западной Европы благоденствовали, укрепляли свою государственность, совершенствовали земледелие и ремесла, богатели, разводили сады и виноградники, строили дворцы и каменные дома, развивали медицину, образование и науку. На пути процветания нашей родины оказались чудовищные трудности: войны, пожары, холодный климат и бедная почва. Молодое московское государство, лишенное доступа к Балтийскому морю, задыхалось в сухопутных границах, стремилось пробиться к морю, что и было осуществлено Петром Великим во время Северной войны.
[1] Деньги имели в пятнадцатом веке большую номинальную стоимость, а жизнь в Москве была очень дешевая. Мясо, другие продукты не взвешивали, а продавали на глазомер.
[2] Ныне Красная площадь.