Лето 1988 года выдалось в семье Теребневых волнительным: сын, Александр, сдавал экзамены в школе, потом поступал в вуз. В конце концов был зачислен в Московский авиационный институт, на факультет менеджмента. Казалось бы, то что надо по тем перестроечным временам. Специальность — перспективней некуда. Начал учиться. И вдруг, два месяца спустя, пришел домой и сообщил:
«ШТАТСКИМ НЕ БУДУ!»
— Я подал заявление в пожарное училище...
Родителей новость ошеломила. Хотя чему удивляться? И отец, и мать у парня — в службе «01», а домом в первые годы жизни было общежитие при части. Все разговоры взрослых так или иначе поворачивали на служебные заботы.
Первыми «игрушками» стали... пожарные машины. Настоящие! Саша садился за руль, воображал, что мчится по тревоге. Представлял, как тушит огонь. Солдаты с удовольствием возились с шустрым смышленым мальчишкой, переходя порой от объяснений и ответов на детские вопросы к участию в играх. Какой сверстник не позавидовал бы ему!
Для Саши Теребнсва с детства люди в форме были примером. Не то чтобы он мечтал стать огнеборцем, но что обязательно будет военным — знал точно.
И вскоре после школьного выпускного вечера уже ехал в Ленинградскую область поступать в Военный институт им. Можайского. Прошел по конкурсу. Но оказалось, есть испытание посерьезнее — дедовщина.
— Подъем, салабоны! — пронеслось среди ночи по казарме. Вскочив, Саша изумленно обнаружил, что команда подана не офицером, а старшекурсниками. Удивление возросло, когда стало ясно: эта побудка и последующая муштра — всего лишь частная инициатива скучающих курсантов. Кровь бросилась в лицо. Он, конечно, слыхал о подобных нравах в армии, но развлекать «наставников» не собирался. В институте намерен был учиться, а не шута из себя корчить.
— Эй, ты, чего застыл! Шевелись! — долетел окрик.
Теребнев, словно и не слышал, стал укладываться спать.
—Уши заложило?! Ну, я тебя сейчас! — взвился «дед».
—Да пошел ты!..
Последовало столкновение. Рапорт. Возвращение домой.
Родителям Александр сказал:
—Ладно. Пойду в гражданский вуз. Но штатским все равно не буду.
Так он оказался на вечернем отделении авиационного института.
А работать стал на Центральном узле связи УПО.
Вскоре появилось постановление правительства, которое разрешило принимать в учебные заведения МВД молодежь, не служившую в армии. И в Москву пришла разнарядка на дополнительный набор в Алма-Атинское пожарно-техническое училище. Хотя Валентина Ильинична, мать Александра, будучи старшим инспектором подразделения кадров Управления, об этом документе прекрасно знала, сыну не обмолвилась ни словечком. Как чувствовала — он такой возможности не упустит.
Человек предполагает — Бог располагает. Неделю спустя после начала отбора кандидатов начальник Теребневой, встретив Сашу в коридоре, как бы между прочим произнес:
—Мы группу в училище набираем.
—Надо же! Мама мне ничего не сказала.
—Я тебе говорю.
Конечно, родителям затея не понравилась. Валентина Ильинична убеждала:
Подумай, что теряешь. Высшее образование на среднее собрался променять. Ведь твоей специальности в наше время цены нет. Посмотри на нас: ни выходных, ни праздников. Вспомни, часто ли мы Новый год вместе с отцом встречали? Отпуск, и тот не всегда спокойно отгуляешь, могут отозвать.
Но призывы к благоразумию остались тщетны. Может быть, потому, что убеждают человека не столько слова, сколько поступки. Личный пример. И этим примером для Александра был отец, Владимир Васильевич, когда-то сам начинавший таким же курсантом.
«ДОТАНЦЕВАЛСЯ» ДО ЛЬВОВА
А «привели» Теребнева-старшего в училище... танцы.
...Калужская область, Дубининский район. Нравы в провинции просты. Танцы в сельском клубе — главное развлечение молодежи. Поэтому вечером съезжались сюда со всей округи. В атмосфере музыкальных и сердечных страстей драки вспыхивали с легкостью необыкновенной. И порой разгоряченных парней приходилось успокаивать с помощью милиции. История обычная.
Участковый посмотрел на очередного «героя» произошедшей накануне потасовки: «Теребнев. Буйная голова. Хотя не из отпетых. Что делать-то с ним? Привлекать — вроде жалко. Сирота. Мать недавно умерла».
—Слушай, парень, — произнес вслух инспектор, — даю тебе шанс. Есть у нас направление в пожарное училище, во Львов. Поедешь?
Владимир согласился, что называется, с ходу. Он уже пробовал поступить в институт, Брянский машиностроительный. Да подвела самоуверенность — к экзаменам не готовился и недобрал до проходного балла. А тут представилась такая возможность!
Прибыв в ПТУ, Теребнев понял, что создан именно для такой жизни. Дисциплина, порядок, спорт. Сыт, обут, одет. И не соскучишься. Особенно на дежурстве в учебной части.
Как-то раз выехали они по вызову в Львовскую область. Посреди поля горела скирда соломы. «За полчаса управимся», — обрадованно подумал Теребнев. И ошибся.
Подали стволы. Залили огонь. Едва скатали рукава, пламя взметнулось опять. Снова залили. И — та же история. Так курсанты познакомились с коварством «материалов трубчатой конструкции». Пришлось разбирать соломенную «гору» и проливать слой за слоем. Всю ночь провозились.
Усердие Владимира к учебе вскоре было замечено: поставили во главе отделения. Тогда-то он на всю жизнь усвоил, что власть прочна не уставами, а авторитетом командира. Нет другого способа обрести по-настоящему прочное уважение, кроме как быть лучшим в строю, на занятиях. Он и был впереди. А ведь в отделении все тринадцать человек — украинцы, чье служебное рвение вошло в поговорку. Многие из них и поныне в строю, возглавляют областные и городские управления пожарной охраны на Украине. Двое — в Москве: полковник Николай Афанасьевич Пинкевич — начальник УГГ1С Северного округа, полковник Евгений Тимофеевич Шурин, вообще, с Теребневым бок о бок — руководит одной из кафедр в институте пожарной безопасности.
Был у сержанта под началом еще один курсант, имя которого позже станет известно на весь Союз.
...Дневальный провел в казарму парней, приехавших поступать. Кивнул:
—Размещайтесь.
Володя подошел к облюбованной кровати. Рядом, сидя на корточках, раскладывал в тумбочке пожитки худенький темноволосый паренек. Делал он это с удивительной тщательностью. Зубная щетка, порошок, мыло — каждую вещь на свое место. Потом поднялся:
—Привет, — протянул будущему соседу руку. — Будем знакомы: Максимчук Владимир.
—О, да мы тезки!
Все два с половиной года во Львове прожили они вместе. Сдружились. Необычайные упорство и педантичность Максимчука уже тогда проявились. Единственная «поблажка», которую себе позволял, — носил волосы чуть длиннее положенного: любил красивую прическу. А так — жил по уставу. Когда Теребнева командиром назначили, иные взбрыкивать пытались. Максимчук же субординацию соблюдал. Понимание дисциплины у него было железное: дружба дружбой, а служба службой.
Позже, в Москве, задатки и вовсе расцвели: двух месяцев не прошло, а двадцатилетнего лейтенанта «сделали» заместителем начальника 2-й части. Случай небывалый. Еще через десять месяцев — доверили 50-ю роту. А «замом» к нему определили... Теребнева. Вот так «махнулись» местами: командир стал подчиненным. Впрочем, ни малейшего неудобства от этого последний не испытывал. Было видно: трудоголик и фанатик службы Максимчук на голову превосходит многих молодых офицеров.
Вскоре он развернулся так, что диву давались. В короткое время часть оказалась оборудована лучше остальных в отряде. Все до блеска начищено. Столы, стулья, шкафы — с фабрики, делавшей мебель для Совмина! В казарме настелили паркетные полы. Это благодаря личным контактам ротного с руководством предприятия, находившегося в районе выезда. Правда, хозяйственные изыски чуть было не закончились плачевно.
В гом же здании размещались солдаты 2-й и 14-й частей. Владимир Михайлович был старшим по этому «мини-гарнизону». Конечно, он в дела «чужих» подразделений не лез, но за общим порядком, за работой авточасти, дежурствами в столовой следил строго. За нарушения спрашивал круто, чем, вкупе с хозяйственностью, быстро нажил себе «доброжелателей». В один «прекрасный» день на стол начальника ГУВД города лег донос на Максимчука и Теребнева. Обвинения в анонимке содержались серьезные: отказ солдат от приема пищи, рукоприкладство командиров, кража краски на ремонт казармы. Старший инспектор политотдела, приехавший для проверки, в качестве руководства к действию располагал собственноручной резолюцией начальника главка генерал-лейтенанта Козлова: «При подтверждении любого из фактов — уволить из органов». Благо, ни один из них не подтвердился.
Спустя год еще раз вместе угодили в переплет.
В отряде не хватало оперативных дежурных. Оба они, к тому времени уже ротные командиры, стали «поддежуривать». Приехав как-то в УПО, получают от начальника отделения боевой подготовки Ракитянского нагоняй за какие-то мелкие недочеты. Дернуло же ляпнуть в ответ:
—Да разорваться нам, что ли! Воспитательная работа, хозчасть, пожары. И все — сию минуту! Мы уж не знаем, к чему вперед прикладывать силы...
—Ах, не знаете! — на их головы обрушился такой шквал, что кабинет покинули красные, как после бани.
Через несколько дней — городское совещание в присутствии начальника ГУПО Обухова. Поднялся на трибуну Ракитянский:
—Сегодняшнее мероприятие чрезвычайно важно. Особенно для молодых офицеров. А то ведь, шутка сказать, есть у нас некоторые: увлекаются муштрой личного состава, оформлением подразделений и упускают из виду нашу основную задачу.
—Владимир Гаврилович, кто же это такой непонятливый? — прервал Обухов — Давайте сегодня же освободим их от должности.
У Теребнева, сидевшего в зале, сердце оборвалось: «Влипли!»
—Да нет, товарищ генерал, не надо. — Ракитянский бросил быстрый взгляд в сторону провинившихся. — Они уже все поняли. Ребята перспективные. Думаю, у них все будет хорошо.
Через четверть века, 19 апреля девяносто седьмого, на празднике в Центральном парке Владимир Васильевич шутки ради спросил отставного генерала:
—Федор Васильевич, помните, нас с Максимчуком снять хотели?
— Ты что! Когда?
Узнав, как было дело, воскликнул:
—Максимчук «отличился» — вот те раз! Оказывается, я запросто мог своего последователя Миксева без «зама» оставить!
Разве можно было предположить, какой путь уготован пареньку с Украины? В те курсантские годы он всего-навсего учился, вызывая удивление своим упорством.
Случалось, не все давалось сразу. Скажем, нормативы пожарно- строевой подготовки очень жесткие. Не осиливают на занятиях парни полосу препятствий и башню на «отлично», а пятерку-то получить хочется. Преподаватель Андрей Николаевич Хорошок, мастер спорта, член сборной Союза по пожарно-прикладному, объявляет во всеуслышанье:
—В понедельник даю желающим возможность реабилитироваться. Башня, лестница, «стометровка» — в вашем распоряжении. «Тренируйся, бабка, тренируйся, Любка...»
Выходные дни. Все — в увольнительную или отдыхают. А Максимчук с Теребнсвым и Женей Шуриным, знай, надрываются, обрывают штаны, штурмуя препятствия. Однокашники, глядючи на них, усмехались. Мол, совсем очумели — в личное время такой фигней заниматься.
Зато при выпуске старания четырнадцати лучших из двух сотен лейтенантов были вознаграждены направлением в Москву.
...31 марта шестьдесят восьмого. Зелень заполонила львовские улочки. Солнечные зайчики, проникая через лиственные лабиринты, с любопытством заглядывали в окна старинного замка. Что-то не так в училище. Вроде, как всегда — идеальный порядок, но в воздухе почти зримо витает дух веселья. Ага, вот в чем причина! У вчерашних третьекурсников на плечах новые погоны с двумя звездочками. Мимо по коридору прошел командир дивизиона подполковник Чижов — вытянулись в струнку, приветствуя старшего, а у самих глаза по-мальчишески шальные, счастливые. В вестибюле лейтенант Теребнев, не удержавшись, оглянулся на Доску почета, где на мраморной «странице» золотом уже была выбита его фамилия:
—Ну, вот и оставил первый «след в истории».
«ДЕЛАЙ, КАК Я!»
Новоиспеченный начальник караула 47-й части недоуменно пожал плечами: «И куда я попал? Вот-те и столичный гарнизон».
Неказистое в сравнении с львовским замком здание: тут и казарма, и офицерское общежитие, и депо. Хотя по здешним меркам оно считалось чуть ли не хоромами. 27-я рота, та и вовсе располагалась в... бывшей конюшне, где упорно не желал до конца выветриваться стойкий запах конского пота и навоза. Да ладно здание! А вот бойцы...
Правда, Николай Алексеевич Воеводин, начальник 1-го отряда, принимая офицерское пополнение, сразу предупредил:
—Мы без году неделя как начали комплектоваться срочниками. Позже других. Так что одарили нас самыми «ценными» кадрами. Дисциплина в подразделениях хромает на обе ноги. Придется вам попотеть.
Действительность же превзошла самые мрачные ожидания. «Дедушки» в строю, словно в курилке. Вид — откровенно расслабленный, даже при команде «смирно». Словом, поведение — на грани хамства. В казарме беспорядок несусветный — за такое во Львове б за Можай загнали. Техника исправна, а грязи на ней — уму непостижимо.
«Ну, держитесь, я вас подтяну...», — решил Теребнев.
На следующий день — первое дежурство. Вызов на Чистопрудный бульвар.
—Пошевеливайся, живей! — поторапливал подчиненных, которые не то чтобы медлили со сборами, но явно в норматив не укладывались. А у самого тревожно замирало сердце.
Из окна деревянного, старинного дома валил дым. Растерялся чуток взводный. В это время подъехала машина из соседнего, второго отряда. Выскочил из нее начальник караула Борис Корякин:
—Привет! Какие трудности?
—Слушай, может, вызвать дополнительные силы?
—Да какое там! Здесь одного ведра воды хватит.
Теребнев от стыда «чуть не сгорел» — такой конфуз, к тому же на глазах у солдат. Видели ведь замешательство и скалят теперь зубы почти в открытую. Смотрят на него, как на мальчишку: возрастом — иные рядовые постарше будут, у некоторых на «гражданке» жены, дети остались, да и ростом Владимир не особо вышел, куда там до сержанта Подыгрова, двухметрового гиганта. Как теперь их в оборот возьмешь?
Взял-таки. Хоть и не сразу. Смекнул, что этих архаровцев приучать к порядку надо по училищной методике: «Делай, как я!» На физподготовке — впереди всех, на занятиях — тоже. Спуску — ни себе, ни другим. На «тактике», чтоб отработка одних и тех же действий не становилась формальной привычкой, не набивала оскомину, постоянно «подправлял» программу, придумывал новые упражнения, импровизировал, давал неожиданные вводные.
На первых порах во время выездов у тех же сержантов не стеснялся совета спросить. А через полгода сам поднабрался опыта, освоился.
В последующие пятнадцать лет какие только пожары не приходилось тушить. В учреждениях и жилых домах, лесоскладах и высотных зданиях, на заводах и в театрах. А ложных вызовов, вообще, не сосчитать: унюхают бдительные соседи запах подгоревшей пищи и давай звонить по «01». Винить людей за такую осторожность трудно: в семидесятые годы еще почти целые районы столицы были «деревянные». Как в средние века: если уж загорелось — беды не оберешься. Планировка аховая: на 8-12 квартир — одна лестничная клетка. Подъезжают «тушилы» ночью куда-нибудь на Сущевский вал, а жильцы при свете пламени со второго этажа на простынях спускаются.
Случались и курьезы. В бытность Теребнева заместителем начальника отряда возвращались как-то из поселка Северный. Вдруг «ожила» рация, дежурный по городу приказал следовать в Бабушкино.
—Что стряслось? — стал уточнять Владимир Васильевич.
—Точно не известно. Но туда для пострадавших вызвано три «Скорых».
На месте никакого огня обнаружить не удалось. А находились там четыре личности, пребывавшие в весьма растерзанных чувствах. Еще бы! Пришли два простых советских человека в гости к своему товарищу после трудового дня. Культурная программа была намечена незамысловатая: опорожнить трехлитровую банку спирта, заботливо припасенную женой хозяина квартиры. Чинно расселись за столом, один из гостей стал открывать заветный сосуд, да возьми и опрокинь его. Принялся поднимать — от волнения выронил изо рта зажженную сигарету. Спирт вспыхнул, огненная вода полилась женщине на подол. Пламя несостоявшиеся собутыльники, правда, тут же погасили. Получили ожоги и решили вызвать «неотложку». Так и сообщили по телефону: «У нас пожар — вышлите три машины».
...Говорят, что на повышение надо идти всегда. Оказывается, нет.
В 1982-м Теребневу, в то время заместителю командира полка, предложили должность начальника отделения боевой подготовки УПО. Согласился. А вскоре пожалел. Казалось бы, ничего сложного в новых обязанностях. Организация занятий, внутреннего порядка, несения суточных нарядов, конкурсов, спортивных соревнований — все знакомо по прежним годам службы. Однако вместо выездов на пожары — совещания, и, самое нудное, — бумаги, бумаги... Привыкал к сухой управленческой работе с трудом. Справлялся, но особой радости она не приносила, чувствовал себя неуютно. А тут еще министр внутренних дел запретил службу родственникам в одном аппарате. Кому-то из Теребневых надо было уходить: или мужу, или жене. И потому, когда Владимира Васильевича пригласили преподавать тактику в Высшей инженерной пожарно-технической школе, колебаний он не испытывал.
ЖЕЛЕЗНАЯ ЖЕНСКАЯ ЛОГИКА
Валентина Ильинична решение супруга одобрила полностью. У нее был свой интерес: не нужно больше ждать мужа с боевого выезда, не спать ночи, гадать, вернется ли целым и невредимым. Никогда не забыть ей тех тревог.
...Поздняя осень. Слякотный, дождливый день. Казалось невероятным, что под разверзшимися небесными хлябями может что-либо гореть. И тем не менее, старинный дом в центре столицы полыхал. Подъезжают машины 33-й части во главе с начальником, старшим лейтенантом Теребневым. Поднялся он на высокую крутую крышу, пошел по коньку. Стал переходить на другую сторону. И вдруг поскользнулся. Потерял равновесие, поехал вниз по влажной кровле. Зацепиться не за что и нечем: как на грех, не захватил пожарный топор.
Край ската приближался неотвратимо. Еще мгновение, и — конец: внизу мокрый, покрытый лужами асфальт... Спас парапет крыши — содрогнулся под весом человека, одетого в тяжелые пожарные «доспехи», а все же выдержал. Перевел Владимир Васильевич дух, поднялся, стал работать дальше.
Дома о случившемся, как всегда, ни слова. Только супруга все равно узнала.
Не работай она в УПО, наверное, было бы легче. Конечно, боялась бы за мужа, но много ли знает большинство жен об опасностях, подстерегающих огнеборцев? Куда страшней, когда подноготная пожарного дела известна не понаслышке.
Родом Валентина Ильинична из одних с ним мест. Из того же Дубининского района. 21 февраля 1970 года они поженились. И... отправился опять Владимир в Москву, а молодой «половине» пришлось оставаться на родине, где преподавала в школе математику. Без прописки в столице-то никуда не устроишься, у Теребневой ее не было. Так и довольствовались короткими встречами по выходным, да еще в отпуске. Разве это семейная жизнь?
Уже когда носила под сердцем сына, переехала к мужу, в комнату при пожарном депо. А через полгода после родов, по окончании отпуска по уходу за ребенком, встала проблема: где работать. Помог тогдашний начальник 1-го отряда Евгений Георгиевич Другов, сменивший Воеводина, — благодаря ему Валентина Ильинична надела военную форму.
Сегодня подполковника Теребневу знают в любом подразделении Москвы. Ведь все структурные реорганизации, по сути, проходят через ее руки. Она — один из творцов нынешней системы пожарной охраны города. Конечно, первую скрипку тут играли начальники Управления: В. М. Максимчук, а затем Л. А. Коротчик, которые эту систему задумали и пробивали. Но именно старший инспектор по особым поручениям отдела кадров УГПС Валентина Ильинична Теребнева со своими коллегами воплощала замыслы в конкретику, приспосабливала к новому административному делению столицы, согласовывала ход нововведений с ранее существовавшим порядком. Так, чтобы не давала сбоев во время реформ служба «01».
А сколько мелких «перетрясок» было в прежние годы. Город, как большой живой организм, в нем постоянно что-то меняется. К его жизни должна гибко приспосабливаться пожарная охрана. Если посмотреть с «каланчи» оргшгатника, ни одного года она не остается неизменной, но знать ее нужно как свои пять пальцев. Поэтому мато что из происходящего в подразделениях остается неизвестным Теребневой.
Так что обо всех служебных делах мужа она узнавала всегда: и о радостях, и о бедах. Неприятностей жизнь подбрасывала предостаточно. Ведь какое бы происшествие ни стряслось в коллективе, считается — командир виноват. С него «снимают стружку», прорабатывают «на ковре» у начальства. А на следующий день — снова выезд на пожар.
Нет уж. По женской логике, лучше пусть у благоверного будет «пониже» должность, чем каждый день бояться за него.
Вот так они «поменялись» профессиями...
70 ЛЕТ ВЫСЛУГИ
Не каждый рискнет в тридцать семь лет осваивать новую профессию — педагогическую.
Владимир Васильевич вошел в аудиторию:
—Встать! Смирно! — подал команду дежурный.
—Вольно, садитесь. Запишите тему...
Стал излагать материал и понял: что-то у него не клеится. Для объяснений катастрофически не хватало реальной обстановки: техники, лестниц, зданий. Солдат учить проще: показал, как действовать, и — вперед. А тут слов не хватает, речь прерывается междометиями. Теоретически понятия, подзабытые со времен собственной учебы, приходят на ум с трудом, хотя готовился к занятиям тщательно, как к первому свиданию.
Вдруг навалилась усталость. Ноги ватные, не держат. В горле пересохло. Глянул на часы — прошло всего полчаса. Надо же. Бывало, целый день проводил на ногах, даже присесть не тянуло.
Собрался внутренне... и стал говорить, как по писаному. Потом дошло, что «шпарит» по учебнику, благо, память отличная. Спустя некоторое время смотрит — слушатели совсем заскучали. Явно не понимают, о чем вещает преподаватель. А затем напрочь «отключились»...
Прозвенел спасительный звонок.
В преподавательской Владимир Васильевич буквально рухнул на стул.
—Как она, жизнь? — в комнату бодро вошел доцент кафедры Валерий Евгеньевич Макаров.
—Да не пойму я, в чем дело. Прямо по учебнику рассказываю — сидят, ворон ловят, вид такой, будто абракадабру несу.
—Правильно, а ты чего хотел?
—То есть?
—Слышал, Яков Семенович? — обернувшись, Макаров позвал из коридора еще одного «зубра», полковника Повзика. — Чем он аудиторию нынче «потчевал»? Цитатами из пособий!
—Это ты, Володя, зря, — покачал головой Повзик. — Книжки они дома могут почитать.
—Как же тогда быть? Теория все-таки.
—Вот так все вы, кто с «земли» приходит, — вздохнул Макаров. — Да ученые выражения твои не каждый «тушила» переварит. Полная абстракция. Ты лучше вверни случай из практики, к теме привяжи. Опыт-то у тебя — ого-го.
Немало еще потов сошло, пока овладел Теребнев хитростями лекторского дела, научился находить слова, превращавшие научные выкладки в картинку из жизни:
—Выезжаем на пожар, — рассказывал он как-то слушателям. — Я тогда был «замом» в отряде. Прибыли на место. Там уже находились из учебного с командиром, Постевым Сергеем Игнатьевичем, Героем Советского Союза. Горел подвал жилого дома. Дым, высокая температура. Подали ГВП-600. И ошиблись — стволы опустили в раскаленный воздух. А в такой среде они не работают. В итоге пришлось самим идти в подвал. Надели противогазы и двинулись. В подвале вдруг отказали фонари. Надо выбираться. Ничего кругом не видать. Пытаешься выход искать, нет его — везде стена. Вот тут-то и закрадывается чувство страха. Почему? Потому что начинаешь теряться. А этого делать никак нельзя. Нужно лечь на пол — внизу всегда сквозняком тянет, можно определить, в каком направлении выход. Или пойти вдоль стены по круговой, и найдешь дверь. Главное — самообладание. Растерялся, считай, погиб.
Двенадцать лет преподавал Владимир Васильевич пожарную тактику, защитил кандидатскую диссертацию, стал доцентом. А в 1995 году «получил» должность заместителя начальника ВИГГГШ МВД России по строевой части. И словно вернулась к нему гарнизонная служба. Только что выездов на пожары нет, а так — те же любимые заботы.
Правда, жизнь все норовит задачки подкинуть позаковыристее.
Как, скажите на милость, поддерживать дисциплину, если половина людей не обмундированы? Если все время зарплату задерживают? Да еще специфика учебного заведения дает о себе знать. Четвертая часть подчиненных — преподаватели. Многие из них — люди солидные и по возрасту, и по комплекции. Доходит до сдачи нормативов по физической подготовке, а они под всякими предлогами уворачиваются. Вроде бы понятно — зачем им? Их дело преподавать.
Вот только, глядя на педагогов, курсанты со слушателями начинают зачеты с экзаменами заваливать. Иногда по три раза пересдают. И не только по физкультуре или строевой подготовке — по специальности. Такое в пору курсантской юности Теребнева было немыслимо. Самое большее, на что решались особо ленивые, — «откосить» от зарядки. У него это вызывало удивление:
— Чудаки, — говорил, — вы же свое здоровье транжирите.
Сам Владимир Васильевич всю жизнь остается приверженцем спорта. Уже почти в сорокалетием возрасте занялся лыжами. И что же? Выступал за сборную вуза. Странно ему видеть, как четверокурсник не может осилить спортивных нормативов. Ведь ребятам этим в большинстве своем не в преподавательской, не в штабах сидеть. Им пожары тушить!
Вынужден «зам» по строевой порою на конфликт кое с кем идти, чтобы навести порядок. Средств у него всего два: принуждение и убеждение. Убеждать Теребнев, как и в молодости, предпочитает личным примером.
...Холодный ветер хлещет в лицо. Постанывает снег, утоптанный сотнями лыж. В Московском институте пожарной безопасности кросс на «пятерку». Бегут все: курсанты, слушатели, адъюнкты, доценты, профессора. Стараются: на лыжне ведь — сам генерал Евгений Ефимович Кирюханцев, начальник института. И неловко становится молодым, когда обгоняет их пятидесятилетний полковник Теребнев. А у него свой азарт: пробежать дистанцию лучше, чем сын, Александр, адъюнкт того же вуза, капитан.
Финиш. Владимир Васильевич отдыхает, опершись на палки. Эх, нет былой легкости. Ничего удивительного. Все-таки три с половиной десятка лет службы позади.
А всего на семью Теребневых приходится более 70 лет выслуги. Срок хорошей человеческой жизни.