Значение Москвы в годы войны определялось тем, что она являлась сердцем государства, где сосредоточены были, пожалуй, все органы управления народным хозяйством. Город и область давали почти четверть продукции общесоюзного промышленного производства, а в 1941-м, когда страна лишилась своих западных районов, роль ее как кузницы оружия особенно возросла.
МЫ ЗАПОМНИМ СУРОВУЮ ОСЕНЬ
Гитлер вынашивал чудовищные намерения: «...Сравнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов...». И это не было, увы, пустой угрозой. «Стереть» столицу должны были лучшие авиационные соединения, до того разрушившие многие города Европы.
Таковой стратегии на поголовное уничтожение и глобальное разрушение призваны были противостоять стотысячный корпус Противовоздушной обороны Красной Армии — летчики-истребители, зенитчики, прожектористы, на которых легла задача: не допустить вражеские самолеты к городу, 650-тысячная «армия» восемнадцати подразделений Местной противовоздушной обороны (МПВО), сформированных из москвичей, пожарных, милиционеров, представителей других служб. То есть практически привлекалось вес трудоспособное население, оставшееся после эвакуации. Они подчинялись Мосгорисполкому и должны были ликвидировать последствия воздушных налетов, обеспечивать дальнейшую жизнедеятельность городского хозяйства.
Массовый подвиг жителей столицы, которые днем по 10—12 часов трудились на производстве, ночью сражались с зажигательными бомбами, ко всему прочему воевали с холодом, голодом и бытовыми трудностями, порожденными войной, к сожалению, мало нашел отражение в исторической литературе либо преподносился в искаженном виде.
В относительно недавно выпущенном учебном пособии (!) по москвоведению я, свидетель и очевидец того времени, к своему удивлению, прочел: «Налеты пунктуально повторялись каждый день, но результаты их были невелики: разрушен Театр им. Вахтангова на Арбате, некоторые здания в районе Садового кольца; бомба упала во дворе Московского авиационного института. Только одиночным фашистским самолетам удавалось прорваться к Москве и сбросить бомбы...»
Автор, видимо, основывался на сводках Совинформбюро той поры, в которых, будто под копирку, сообщалось: «Самолеты к городу не допускались... Ни один военный объект не пострадал...» Такие байки тогда были вынужденными: в войну незачем давать противнику лишние «козыри» и негативно воздействовать на и без того тяжелое моральное состояние людей. Но уже достаточно давно известно, что в город прорывались не одиночные самолеты, а десятки их. Ни один важный объект, к сожалению, «без бомб не остался». А на некоторые, особо важные, такие, как «Серп и молот», «Динамо», автозавод им. Сталина, «Борец», «Станколит», «Каучук» и, например, на Первый подшипниковый завод, выпускавший в 41-м детали для всей танковой и авиационной промышленности, а также узлы для знаменитых «Катюш», враг сбросил 28 тяжелых фугасных бомб и сотни зажигательных! Однако никто и при бомбардировках, и возникавших пожарах не покидал рабочие места. Понимали, насколько нужна их продукция.
Как отмечал в докладной записке начальник УНКВД Москвы и области М. И. Журавлев 24 ноября 1941 года, только за пять месяцев войны в результате бомбардировок уничтожено 402 жилых дома и частично повреждено 858. Из этого количества 245 жилых строений сгорели полностью и 110 — пострадали от огня.
На промышленных объектах возникло 130 пожаров, при этом в сорока случаях заводским и фабричным цехам и сооружениям были причинены значительные повреждения. Бомбардировками разрушено 22 промышленных предприятия: три завода, двенадцать фабрик и семь объектов городского и железнодорожного транспорта.
В столице 141 раз подавался сигнал воздушной тревоги. Всего фашистские стервятники сбросили на нес 1610 фугасных и более ПО тысяч зажигательных бомб — почти по две «зажигалки» на каждый жилой дом полудерсвянной Москвы тех лет! При такой «норме» западные города несли самые тяжелые потери. Скажем, в капитальнее застроенном Лондоне разрушено и сгорело 39 тысяч зданий. В Москве же — менее тысячи. Объяснялось все просто: в отличие от лондонцев, начинавших тушить загорания лишь после отбоя воздушной тревоги, москвичи при налетах дежурили на чердаках, крышах и других огнеопасных постах. Сразу же после падения бомб вместе с пожарными командами гасили термитки и сами очаги, не давая им разгореться, немедленно вели спасательные и восстановительные работы, причем так, чтобы к утру не оставалось «никаких следов».
Действуя таким вот образом, бойцы и командиры МПВО спасли столицу от тотального уничтожения. Как теперь подсчитано, они подавили около сорока тысяч зажигательных бомб и свыше трех тысяч серьезных загораний, 2700 пожаров, включая 675 крупных, ликвидировали более трех тысяч крупных аварий, самоотверженно извлекали пострадавших из завалов, словом, всемерно обеспечивали продолжение жизнедеятельности Москвы в суровых военных условиях. Кстати, многие тогдашние старшеклассники активно участвовали в защите родного города, вступив в комсомольско-молодежный полк противопожарной обороны. Довелось быть в его составе и мне...
21 июля весь полк собрали на Пушкинской площади, здесь же находились многие представители добровольческих команд. Специалисты показывали, как гасить горючие материалы огнетушителем и песком. Ознакомили с немецкими зажигательными бомбами, продемонстрировали в действии их и приемы борьбы с ними. И надо ж такому случиться: полученные знания пригодились в тот же день.
Известная журналистка Татьяна Тэсс впоследствии так написала о юных добровольцах: «Очень больно глядеть, как падают бомбы на твой любимый город. Этого не забудешь и не простишь никогда. Самолеты врага бросали бомбы со звериным упорством... — на детские ясли, на жилые бараки, в реку, на просторную площадь... На площадях, куда упало несколько зажигательных бомб, выскочили молодые ребята, растащили их, как головешки, и еще ворчали друг на друга: «Что ты мою хватаешь...»
Как свидетельствуют материалы того периода, гитлеровское командование еще задолго до нападения на СССР начало «обкатку» своих военных летчиков по боевому маршруту Берлин-Москва. С конца 1940 года в Германии отмечалось существенное количество новых экипажей самолетов гражданской авиации, полностью состоявших из военных асов «Люфтваффе».
В ночь на 22 июля 1941-го немецкая авиация произвела первый массированный удар по Москве. 23 июля УНКВД сообщало в секретном донесении: «В результате налета вражеских самолетов в г. Москве и Московской области нами зарегистрированы повреждения и пожары на промышленных и транспортных объектах, в жилых строениях. Всего в городе от зажигательных бомб возникли 1141 пожар и загорание, из которых значительная часть своевременно ликвидирована. Из них: на оборонно-промышленных объектах — 24, военного ведомства — 18, на особо важных объектах — 14, железнодорожного транспорта — 6, хозяйственного значения — 259, в научных и культурно-зрелищных учреждениях — 175, в жилом секторе — 646.
От пожаров и разрушений пострадало 943 человека. Из них убито 213, тяжело ранено 353, легко ранено 377. По предварительным данным, осталось без крова 1980 человек».
Один из первых ударов немецкая авиация нанесла по оборонным предприятиям Ленинградского района, расположенным рядом с Центральным аэродромом, и по крупным складам и базам.
Как вспоминал полковник А. А. Рубин, занимавший тогда должность начальника отдела УПО, из-за бомбардировки загорелись ангары и стоявшие на летном поле самолеты. В очаги пожаров были сброшены после ФАБ и кассеты с фосфорными «зажигалками», которые выделяли едкий удушливый газ, действовавший на слизистую оболочку и дыхательные пути.
Бойцы 31-й части буквально задыхались в этом ядовитом дыму, часто теряли сознание, на них загоралась одежда. Падали раненные осколками. Воспламенился разлитый по полю бензин.
Казалось, сама земля полыхала. Какое же мужество надо было иметь, чтобы, невзирая ни на что, стойко выполнить свой долг! Личную храбрость проявил начальник караула А. К. Карабчилов. Несмотря на ранение, он отважно боролся с огнем.
Обширный очаг пожара образовался в районе Хорошевского шоссе. Начиная от Ваганьковского путепровода по направлению к Серебряному бору располагался огромный массив жилых домов и бараков, а также больших по площади складских помещений, примыкавших к железнодорожным линиям. Там хранились продовольствие, сырье и промышленные изделия, оборонная продукция. От горения развивалась очень высокая температура. Сила выделяемой лучистой энергии была так велика, что вспыхивали деревянные сооружения и железнодорожные составы на большом расстоянии. Пожарные и здесь показали настоящий героизм. Чтобы выдержать огненный вал, поливали друг друга водой. Наступательно и мужественно действовал личный состав 27-й и 28-й частей. Сильные ожоги получили рядовые П. Руцкий и М. Алешин, но боевую позицию оставлять не подумали. Когда начальник караула 28-й ВГ1Ч был тяжело ранен и госпитализирован, командир отделения И. Гришин, бойцы Н. Конобаев, С. Шевелев, Н. Недачин, выбиваясь из сил, продолжали давить пламя и в итоге сумели-таки отстоять склад с боеприпасами и авиамоторами.
Немецкие асы обрушили удары и по самому центру города. Огромные размеры принял пожар на узловой станции Белорусского направления железной дороги. Зажигательные бомбы, падая на крыши вагонов, «шутя» пробивали их, и горение начиналось внутри, а затем пламя, перекидываясь на соседние вагоны и открытые платформы, охватывало многие и многие составы, груженные боеприпасами, окрестные деревянные склады и прочие сооружения. Раздавались мощнейшие взрывы, со свистом неслись осколки снарядов и мин, в воздух взлетали деформированные обломки, сея окрест смерть. Распространение огня угрожало самому зданию Белорусского вокзала и тесно прилегавшим к нему различным складам и базам. Начало гореть в жилых кварталах...
Подъезды к ним оказались заваленными обломками разрушенных зданий. Огнеборцы с разных сторон пошли в атаку на стихию. Для тушения не хватало воды — ее подавали лишь, перекачивая с протяженного расстояния. Эта битва шла всю ночь, и только к утру с трудом локализовали пожар. Спасли большое число подвижного состава, включая множество вагонов с боеприпасами, станционные сооружения, вокзал и ближайшие к ним городские дома.
Вот почему приказом Народного комиссара обороны СССР от 22 июля 1941 года личному составу пожарных команд столицы объявлялась благодарность за мужество при ликвидации последствий налета вражеской авиации на Москву. В документе подчеркивалось, что возникшие в результате бомбежки отдельные пожары были быстро ликвидированы именно энергичными действиями пожарных.
Следующей ночью фашистские самолеты вновь прорвались к столице. Снова в самых различных точках возникли очаги загораний, особенно в Киевском районе. С тяжелейшей обстановкой столкнулись бойцы на заводе «Москватоль», где фугасными и зажигательными бомбами оказался разрушен основной корпус и повреждены цистерны со смолой. Уйма ЗАБ были сброшены на жилой поселок около этого промышленного объекта. Восемнадцать часов кряду велась схватка с пламенем, и опять — успешно.
31 июля вышел первый Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями большой группы сотрудников пожарной охраны.
Таких примеров самоотверженности можно привести массу. Героизм не был уделом одиночек. Защищая город при налетах противника, пали смертью храбрых начальник 35-й части Наум Садовский, боец 13-й ВПК Самуил Ескин, курсант школы среднего начсостава Георгий Петров, телефонистка Анна Наумова...
...Морозным и ветреным утром 30 декабря 1941-го года на окраине Дзержинского района взметнулся к небу рыжий султан. Поступило сообщение о взрывах и огненной лаве на железнодорожных путях станции Лосиноостровская.
Огромной силы взрывы сотрясали окрестности. Свист осколков, клубы дыма и море пламени, волны которого перекатывались с одного состава на другой... Весь узел забит вагонами с боеприпасами, военной техникой. В огненном кольце очутился санитарный поезд с ранеными. Вот что увидели прибывшие первыми представители Бабушкинской пожарной команды. На помощь им уже спешили караулы 1, 13, 14, 22, 23 и 35 ВПК. Вместе с личным составом двух пожарных поездов повели наступление. Тринадцать автонасосов и пятнадцать автоцистерн были стянуты в то место.
Создали три боевых участка, которые возглавили начальники: РУПО Ростокинского района Макаров, названной выше 35-й — Садовский и штаба пожаротушения УПО — Васильев.
Люди творили чудеса храбрости. Инструктор Бабушкинской части Г. В. Плакучев и его помощник А. А. Королев под градом осколков спасли от неминуемой гибели уже из полыхавших вагонов 18 раненых солдат. Отделение под руководством Н. А. Евсюкова откопало из-под обломков разрушенных домов нескольких жильцов.
На сотни метров вокруг разлетались осколки мин и снарядов. Горели и рушились здания на Ярославском шоссе. Зловещее зарево и дым могли стать хорошим ориентиром для фашистских летчиков. Нужно было быстрее укротить огонь. Бесперебойно работали насосы. Когда осколки выводили из строя рукавные линии, их тут же меняли.
Даже в таких неимоверно сложных условиях проявляли много выдумки. На санки устанавливали бронированные щитки и под их прикрытием подбирались ближе к очагам. Шестнадцать часов длилось тушение пожара на станции Лосиноостровская. Опасность была велика. Сраженный осколком, погиб курсант Георгий Петров. Из его безжизненных, обмороженных рук подхватил ствол товарищ. На руках друзей умер смертельно раненный Самуил Ескин. Воентехник второго ранга Наум Садовский обеспечивал спасение солдат и командиров из санитарного поезда, вел за собой бойцов. Он тоже погиб в этом сражении. Однако вагоны все же рассредоточили, пламя с них сбили...
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 июля 1942 года Н. Садовский был награжден орденом Красной Звезды посмертно. Его имя навечно занесено в список личного состава 35-й ВПЧ столицы.
...Надо обратить внимание, что некоторые московские здания, не относившиеся к категории военных, бомбились с особой целеустремленностью и жестокостью: Кремль, Большой театр, Музей им. Пушкина и музей-усадьба Л. Н. Толстого, старейший в стране Московский госуниверситет, Государственная библиотека имени В. И. Ленина, словом, все крупные объекты культуры. Бомбы сбрасывались прицельно и варварски. Так, от многочисленных ЗАБ погибла в огне Государственная книжная палата.
Наверное, боялись фашистские мракобесы нашего искусства во всех его проявлениях -— ведь оно воспитывало и поддерживало в нас всех дух патриотизма, любовь к Родине у ее защитников — и потому так намеренно, неоднократно враги пытались уничтожить дорогие каждому москвичу и россиянину национальные святыни.
Конечно, невозможно в одном очерке рассказать обо всем очень подробно. Но есть события, имеющие поистине непреходящее значение в истории города, встретившего уже свое 850-летие, и страны в целом. Именно таким осталась в нашей памяти битва за Москву, знаменовавшая начало перехода к коренному повороту в ходе войны, развеявшая миф о непобедимости еще недавно победоносно прошагавшей по Европе гитлеровской армии.
История призвана во все времена быть объективной, достоверной. Но, жаль, в упомянутом мною учебном пособии того и другого как раз недостает. События обороны Москвы поданы и в ряде иных книг так, будто никаких ожесточенных налетов вовсе не было. Прорывались, дескать, какие-то одиночки, сбросили по нескольку бомб, от чего разрушено лишь несколько зданий, короче, ничего страшного не случилось, столица сохранилась вроде бы как сама по себе.
По моему глубокому убеждению, история Москвы, особенно сложного для понимания последнего, нашего двадцатого столетия, должна получить наконец-то по-настоящему правдивое освещение. Она, поверьте, этого заслужила. Так же, как заслуживает увековечения массовый ратный и трудовой подвиг в годы войны личного состава МПВО, всех горожан... Ныне он, увы, несправедливо предан забвению. Обидно, но до сих пор нет в Москве памятника бойцам и командирам различных служб Местной противовоздушной обороны — москвичам, в том числе пожарным, павшим при защите родного города. К позору нашему, не увидишь даже мемориальных знаков там, где совершались подвиги и проливалась кровь людская. На весь город — лишь одна-единственная мемориальная доска 96 воинам МПВО, отдавшим свои жизни, спасая национальное достояние.
ОТСТОЯЛИ МУЗЕЙ ТОЛСТОГО
Хамовники... Исчезающая старая Москва. В 1882 году Л. Н. Толстой приобрел дом в Долгохамовническом переулке (ныне улица Льва Толстого, 21), где проводил зимние месяцы в течение девятнадцати лет. Здесь находится музей-усадьба великого писателя.
Мало кому известно, что в грозном сорок первом этот музей спасли от верной гибели его сотрудники.
...Теплый поздний вечер 21 июля. И вдруг — тревожный вой сирен: к столице приближались вражеские самолеты. Люди поспешили в бомбоубежища. Опустели улицы. Город погрузился в напряженное ожидание. Прошло какое-то время, и уже слышен назойливый, будоражащий нервы рев моторов. По небу, скрещиваясь, забегали цепкие лучи прожекторов. Черную мглу вспороли трассирующие пули, разрывы снарядов зенитных орудий. На землю с тихим свистом стали падать осколки.
Пристально вглядывались в ночное небо дежурившие в ту ночь работники «толстовского» музея...
Еще в первые дни войны перед небольшим коллективом определили цель: во что бы то ни стало сохранить усадьбу и многочисленные экспонаты. Особо ценные реликвии упаковали и отправили в тыл. Но как защитить от зажигательных бомб сам дом? Деревянный, окрашенный масляной краской — малейшая искра могла превратить его в факел.
Решили охранять здание сами, создав добровольное противопожарное формирование во главе с заведующим Н. Теодоровичем. Запасли воду в бочках, ящики с песком, подготовили огнетушители. Приготовленные на зиму дрова, хранимые в бывшем «Каретном сарае», перенесли от греха подальше в глубь сада. Изучили методы тушения «зажигалок».
В ту ночь каждый находился на своем, заранее отведенном месте. Н. Теодорович — у самого здания, дворник X. Юнисов — стоял на посту у входа в него. У беседки, в которой часто любил отдыхать писатель, дежурил сторож Ф. Зубарев. В другом конце усадьбы располагались экскурсовод В. Гусева и уборщица Т. Тюрина.
Внезапно на ближайшие строения стали падать зажигательные бомбы, извергая фонтаны белых искр. Заполыхали склады соседних пивоваренного завода и ситценабивной фабрики, детского сада. На территории музея загорелись штабеля дров, ярко вспыхнули копны сена, скошенного в саду. Все произошло в какие-то секунды. После недолгого замешательства прозвучал уверенный голос Теодоровича:
— Спокойно, товарищи, не теряйтесь. Все — по местам!
И — растерянности как не бывало. Стали хватать «зажигалки» за стабилизаторы, бросали их в бочки с водой или засыпали песком. Сбивали огонь со стен, протянув рукава от внутреннего водопровода.
Едва подавили первые очаги, фашистский самолет сделал второй заход, и на усадьбу посыпалась новая серия таких же бомб. Но испуга теперь уже не было, работали сноровисто и ловко.
В разгар схватки вдруг прекратилось поступление воды. Это упавшая ЗАБ перебила рукав. Зубарев и Юнисов быстро заменили поврежденную часть.
Не успела горстка смельчаков ликвидировать термитки — тут новая беда: сюда стремительно двигался огонь от ближайших горевших строений. Сыпались искры, летели головешки, дым разъедал глаза. От большой температуры на стенах в некоторых местах вспыхнула краска. И все же никто не растерялся. Добровольцы бросились наперерез пламени. Обильно поливали стены, чтобы предотвратить настоящее несчастье. У Гусевой сильно обожгло руку, начало тлеть пальто, однако она оставалась со всеми. Умело орудовал стволом сторож Зубарев. Другие растаскивали головешки, засыпая песком.
33 зажигательных бомбы обезвредила бесстрашная «пятерка» на территории усадьбы и ближайших строениях и даже потушила там пожар! Волосы у всех опалены, одежда прожжена и пропахла гарью, сами смертельно устали. А закопченные лица светились счастьем: мы победили!
На следующий день страну облетело сообщение Совинформбюро о мужестве сотрудников музея великого писателя.
«ЗАЖИГАЛКИ» ТУШАТ МАЛЬЧИШКИ»
Рассказ этот записан мною со слов Владимира Павловича Митрофанова — бывшего бойца молодежного полка противопожарной обороны, а впоследствии доцента столичного технологического института:
— О возможности войны говорили давно и настойчиво, но началась она как-то неожиданно.
Занятия в школах закончились, сданы экзамены. Для нас, пацанов, настала самая желанная пора — каникулы. На подсохших пустырях вели городочные битвы, резались в «попа-разбойника» и «попа-гонялу», в лапту, волейбол. В футбол играли мало: обувь дорогая, да и мячей не было. Но болеть за «наших» ходили регулярно. В воскресенье 22 июня мы собирались на матч между любимыми командами «Металлург» и «Динамо». Затаив дыхание, следили всегда за финтами виртуозов кожаного мяча. Денег на автобус и трамвай родители не давали, поэтому добирались до стадиона на Верхней Масловке пешком.
Шли, как обычно, веселой гурьбой, болтали. Внезапно из открытого окна дома услышали необычные позывные радио. Все примолкли. Диктор сказал: в 13 часов 15 минут будет передано важное правительственное сообщение. Вскоре взволнованным заикающимся голосом председатель СНК В. М Молотов зачитал, что рано утром без объявления войны на нашу Родину напали фашисты.
Мы были настолько потрясены — несколько минут стояли потерянно и уныло. Потом решили вернуться по домам и предупредить родителей. Помнится, мать хлопотала на кухне, а отец сидел у стола, очень расстроенный. Они уже все знали...
Тем не менее это не повлияло на наши планы: собравшись, снова тронулись на «Динамо». Людей у касс и ворог восточной трибуны почти не было. Билеты не продавали. Мы пролезли сквозь металлические прутья забора и попали во двор, а затем на сам стадион. Трибуны пустовали, какие-то военные натягивали на них маскировочные сетки, на зеленом поле стояло несколько пушек. Красноармейцы рыли вокруг окопы.
Только тогда мы поняли: если матч отменен, значит, случилось очень серьезное.
...В нашей 242-й школе Дзержинского района организовали призывной пункт. Во дворе гремел духовой оркестр, ворота закрыли, поставив у калитки часового. Пропускал он по повесткам.
Периодически с крыльца дежурный выкликивал фамилии. Так образовывались команды для отправки на фронт.
В то время мне исполнилось шестнадцать, я окончил девять классов. Мы, комсомольцы, считали, что и наше место на передовой. Однако в военкомате сказали: «Молоды еще», послали разносить повестки. Сначала понравилось, потом поднадоело. Кто-то предложил пойти в райком ВЛКСМ на Рождественском бульваре. Там нас выслушали, записали фамилии, адреса и велели ждать.
13 июля меня вызвали туда же. В кабинете секретаря сидел человек в обмундировании. Он дал повестку, велел с паспортом, ложкой, кружкой и вещмешком явиться на призывной участок в своей же школе.
Во дворе в тот день нас, мальчишек, оказалось большинство. Сидели на траве группами, которые формировались по каким-то особым признакам. Затем всех построили. Командир с тремя «кубарями» на петлицах привел всех к дому 20 на Складочной улице, неподалеку от завода «Станколит».
Поселили в двухэтажном бараке, в просторном помещении. Здесь наконец-таки разобрались «что к чему». Старшина Казаренсков объяснил:
— Теперь вы — бойцы 21 взвода роты Дзержинского района московского комсомольско-молодежного полка. На вас возлагается противопожарная и противохимическая защита всех объектов ближайшей территории.
Нам выдали гимнастерки, пилотки и ботинки с обмотками. Брюки — почему-то нет: ходили в домашних. Поначалу расстроились из-за обмоток. Потом научились пользоваться, некоторые наматывапи их искусно и даже стали щеголять таким «нарядом».
Ротой командовал старший лейтенант Копылов, заместителем был Летичевский. Штаб располагался в Капелевском переулке у Рижского вокзала. Немного погодя мы получили брезентовые брюки, куртки, рукавицы, капюшоны и металлические каски, как у настоящих красноармейцев. Затем вооружились баграми, лопатами, топорами, ведрами, гидропультами, ручными насосами, рукавами, гидрантами, брандспойтами... Осваивали эту технику, приводили в рабочее состояние. Разместили по территории нашего объекта, стали устраивать учебные тревоги.
...Первый налет гитлеровской авиации. В ночном небе лучи прожекторов, поймав туши воздушных машин, образовывали двигавшиеся гигантские световые «шалаши». Необычное и любопытное зрелище! Вокруг громыхали раскаты орудийных выстрелов, на небосводе мерцали вспышки от разрывов снарядов. Затем в городе начались пожары. Горели ближайшие к нам дома на Большой Грузинской, склады газеты «Правда». На нашей территории, к счастью, в ту ночь обошлось.
Позже мы продолжали осваивать технику, стрелковое оружие, штудировать уставы. Помогали домоуправам налаживать противопожарную оборону. Мне как-то поручили проверить положение дел в Бахметьевском и Центральном райжилуправлениях. Удостоверение на ту проверку у меня сохранилось и сегодня. На закрепленных объектах несли круглосуточную вахту.
Однажды в середине августа ночью я отдыхал после дежурства. Проснулся от какого-то шума. За окнами жутко колебались всполохи яркого света, видимо, что-то горело по другую сторону дома. Быстро собрался и выскочил на улицу. За углом у соседнего одноэтажного барака разгоралась зажигательная бомба. Не думая, схватил ее за «хвост», ударил о землю, а потом кинул в канаву с водой. Обернулся — вижу мерцание на крыше барака. По пристройке забрался наверх. Около дымовой трубы — термитка! Приблизиться к ней было трудно. Тогда я поднялся на самый верх, прошел по коньку, лег на живот и ногой спихнул бомбу на землю.
В ту ночь на нашу территорию упало несколько десятков ЗАБ. Большинство из них споро потушили. Единственное лишь, пламя охватило лесоматериалы, сложенные у насыпи окружной железной дороги. Гасили всю ночь, пока не задушили все очаги огня. Для этого растащили вручную огромные штабеля бревен и досок, оконных рам и дверей. Я не видел, а ребята говорили, что в то самое время по нам стрелял фашистский летчик из пулемета и даже дал одну очередь трассирующими пулями, вонзившимися в пламя.
Только за июль и август на Москву было сброшено более 600 фугасных и 77 тысяч зажигательных бомб. Немецкое командование трубило на весь мир: разрушены все вокзалы, уничтожены важнейшие промышленные предприятия и ликвидирован Кремль. Ничего подобного! Да, были большие пожары и разрушения, но Кремль, вокзалы, крупные заводы оставались целы. И помогали их сохранить бойцы пятитысячного молодежного полка.
Особенно тяжело стало в октябре сорок первого. По ночам часто звучали орудийные раскаты, пулеметные и автоматные очереди. Весь горизонт на северо-западе столицы озаряли пожарища и вспышки от стрельбы. Воздушные тревоги объявлялись круглосуточно, по нескольку раз.
В то время на наш взвод возложили обязанность патрулирования улиц. Как-то в темноте мы с бойцом Владимиром Быковым шли по Лиственной аллее. В небе завывал немецкий самолет. Когда поравнялись с электроподстанцией Савеловской железной дороги, услышали шум падавшей бомбы. Мы присели, а она ревела все сильнее. Разрывало душу и сердце, казалось, смертоносная туша летит прямо на нас. На противоположной стороне насыпи взметнулось пламя, взрывной волной едва не сорвало каску. На месте удара образовалась воронка метров десять глубиной и 20-25 шириной. «А если б на нас, — пронеслось в мыслях. — Мокрое место бы осталось...»
На рассвете наша зенитка подбила один самолет в районе Савеловского вокзала. Он летел низко над нами, тянул черный хвост дыма... А мы невольно втягивали головы в плечи. Мальчишки...
ОТ МОСКВЫ ДО БЕРЛИНА
Поиски материала о московском комсомольско-молодежном полке противопожарной обороны привели меня в семью Сергея Петровича Алтухова, бывшего командира роты, входившей в это формирование. В тот период его вдова Пелагея Ивановна трудилась диспетчером в одной из частей столичной службы «01». Она и познакомила с уже пожелтевшими документами, возвратившими в прошлое. Подвела к стене, показана фотографию супруга. Долго стояли рядом. Со снимка смотрели большие умные глаза. Живое и красивое лицо у этого человека, навсегда оставшегося любимым и молодым для рано осиротевших жены и дочери.
Войну Алтухов встретил будучи старшим инспектором РУПО (райуправления пожарной охраны) Ленинградского района столицы. Это был уже маститый специалист. Вот почему, когда стали создаваться подразделения помощников столичных огнеборцев, его назначили командиром роты в том же районе. Ему предстояло в считанные дни из 16-17-летних ребят образовать боеспособные умелые команды. И Сергею это удалось.
Почти каждый вечер начинали завывать сирены, по радио объявлялась воздушная тревога. Горожане спешили в убежища, а юные бойцы занимали свои поста на крышах зданий в ожидании зажигательных бомб.
...Один из летних вечеров грозного сорок первого. Алтухов долго смотрел на небо. Противный звук нарастал издалека. Громче, громче. Натужно ревели моторы. Самолеты шли с запада.
Вдруг небо прострочили трассирующие очереди зенитных пулеметов, прорезали лучи прожекторов. Между ними заметались несколько бомбардировщиков с черными крестами. Окраина вздрогнула, загрохотала от гула зенитных орудий.
Время боевой проверки настало. Как покажут себя московские мальчишки?
Быстро, сноровисто вели борьбу с начавшимися пожарами юные защитники столицы. Всю ночь отстаивали склады с продовольствием, жилые дома и постройки. Боевое крещение выдержали! Когда становилось невмоготу, не хватало опыта — приходил на подмогу воентехник II ранга Сергей Алтухов.
...Лица пацанов, посеревшие от бессонных ночей, от бессменной огненной вахты, суровы. Ребята готовы на новые лишения. Вместе со взрослыми рыли окопы, рвы, делали заграждения против танков.
Той осенью вся огромная передовая сошлась для них на названиях подмосковных городов. Фронт приближался. После выполнения поставленной задачи молодежные роты расформировали. Многие бойцы тут же записались добровольцами в действующую армию и партизанские отряды.
Но Сергею Алтухову не разрешили уйти вместе с питомцами, и он вернулся в свое РУПО. Нужно было помогать налаживать производство на предприятиях района.
Окна в цехах заклеены крест-накрест. У станков — все больше женщины и подростки...
Только в начале сорок второго Алтухов смог попасть на фронт.
Дороги войны... Вой самолетов в воздухе, скрежет танков, грохот снарядов, запах гари в воздухе. Командир минометного взвода стрелкового полка Алтухов шел вместе с воинами Его Белорусского фронта.
Осыпанная яблоневым цветом, по земле шагала весна победного сорок пятого. Сизый дымок полевой кухни, стоявшей на одном из перекрестков пригорода Берлина, тянулся в голубое небо. В этот ранний тихий час гвардии старший лейтенант писал жене и дочурке. Мол, следующая весточка будет от меня уже из разбитого Берлина.
Но ее так и не дождалась семья. В тот же день, 30 апреля, в последнем своем бою в центре фашистского логова Сергей Петрович Алтухов был убит. С воинскими почестями похоронили минометчики своего командира на чужой земле. А на Родину пошла жуткая бумажка, названная в народе «похоронкой»...
В ТЫЛУ ВРАГА
Осенью 1941 года Москва стала прифронтовым городом. Именно в те тревожные дни родилось знаменитое воззвание: «Все — на защиту родной столицы!»
Несмотря на явную угрозу, 7 ноября на Красной площади состоялся исторический парад. Четко печатая шаг, вместе с другими прошли по брусчатке бойцы «огневой» бригады Москвы и столичной области.
Вскоре в пожарные подразделения города поступила телефонограмма начальника УПО Ивана Ниловича Троицкого: «Желающим вступить добровольно в диверсионные отряды — просьба подать рапорта».
Многие бойцы и командиры откликнулись на призыв. В формируемую команду в первую очередь зачисляли людей, умеющих хорошо ходить на лыжах и отлично стрелять. Всего отобрали более ста человек. Среди них А.
Татьянин из школы младшего начсостава, Р. Чубарь, К. Власов из объектовой части, П. Гульцев, П. Дронников — из 15-й и другие. Командиром отряда назначили физрука УПО Л. Шарого, комиссаром — Р. Чубаря.
- Зима стояла лютая, с сорокоградусными морозами, — вспоминал майор в отставке Р. Чубарь. — Жена сшила мне на лицо наподобие маски из шерстяной ткани. Для маскировки поверх теплой одежды мы натянули белые халаты.
Быстро пролетел период интенсивной военной подготовки. Учились подрывному делу, стрельбе, тактике уничтожения часовых. Осваивали также немецкое трофейное оружие. Совершали долгие лыжные переходы по 60-70 километров в сутки с полной выкладкой. Напряженные занятия закалили разведчиков. Они овладели всеми навыками, столь нужными в тяжелом и опасном их занятии.
В первых числах января сорок второго автомобили уже везли их к линии фронта. Промелькнули хорошо знакомые подмосковные станции, дачные места: Химки, Поваровка с забитыми окнами домов. Затем через Торжок дорога вела дальше.
В районе Ржева, который находился еще в руках захватчиков, велись ожесточенные бои. Закрепившись на подступах, фашисты упорно сопротивлялись.
В деревне Кольцово, где расположился штаб 30-й армии, бойцов диверсионного отряда встретил сам командарм генерал Д. А. Лелюшенко.
— Перед нами была выдвинута задача: перейти линию фронта, — рассказывал Р. Чубарь, — продвинуться в тыл немцев на десять-двенадцать километров, разведать огневые позиции, минировать прифронтовые дороги, нарушать связь, распространять среди населения листовки.
Всего из пожарных было образовано три отряда, они действовали на различных участках.
...Настала темная холодная ночь. Невдалеке глухо били орудия. Маскируясь, лыжники незамеченными пересекли передовую.
До рассвета приступили к выполнению задания. Собирали сведения о расположении вражеских войск, резали телефонные провода, вблизи деревень раскидывали «агитки». Крепчайший мороз, а разжечь костры или зайти в населенные пункты нельзя: кругом немцы. Лишь на третьи сутки, успешно справившись с приказом, бойцы благополучно, без потерь вернулись в расположение наших войск.
Короткий отдых в сожженной деревушке — и с наступлением сумерек опять в путь. Надо было тщательно разведать вблизи Ржева и нанести на карту доты, дзоты.
Противник, однако, заметил бойцов, открыл ураганную пальбу, пытаясь отрезать их. Вверх одна за другой взмывали осветительные ракеты. К счастью, все же удалось оторваться.
Многие огневые точки были раскрыты и помечены на карте. Днем укрылись в небольшом лесочке около деревни Соломинки. Здесь немцы обнаружили их и блокировали. Как только стемнело, была послана группа на прорыв окружения. Однако попытка не удалась.
Минул еще один день. Новая попытка тоже оказалась безуспешной. Уже кончились продукты, жестокий мороз сковывал каждое движение. Особенно тяжело приходилось раненым. Враг все уже и уже сжимал кольцо.
На следующую ночь командир и комиссар собрали бойцов. Разговор недолгий: надо пробиваться к своим. На связанные лыжи положили тех, кто не мог самостоятельно передвигаться, и под обстрелом тронулись вперед.
В этой неравной схватке победили сплоченность и взаимопомощь — качества, которыми всегда отличались огнеборцы. В темноте шли рядом Дронников и Гульцев. Отстреливаясь, они везли на лыжах товарища — тяжело раненного Кащеева. В это время пуля попала в Гульцсва, и он свалился в снег. Его подхватил Чубарь, оказал первую помощь, и они вновь двигались шаг за шагом. Так народные мстители вырвались из окружения.
...После того как захватчики были далеко отброшены от Москвы, бойцы-пожарные возвратились в свои части и затем еще долгие годы вели сражения. Но уже с огненной стихией.
НА ПОМОЩЬ КИЕВУ!
Остановлюсь на одной малоизвестной странице истории городской службы «01» той же, военной поры.
В декабре 1943 года пожарные части Москвы «обошло» обращение коллег из освобожденной к тому времени столицы Украины. В нем говорилось: «...Более чем двухлетнее владычество немецко- фашистских разбойников принесло трудящимся Киева неисчислимые бедствия. Фашисты преднамеренно разрушали и жгли лучшие здания...»
Далее авторы этого документа отмечали, что необходимо срочно восстановить связь, водоснабжение, пополнить пожарные команды спецсредствами тушения, боевого вооружения, требуется серьезное пополнение квалифицированными кадрами, так как укомплектованы только на 60 процентов.
Это письмо нашло самый живой отклик в сердцах московских огнеборцев. Они приняли обязательство помочь киевлянам. На Украину срочно была направлена бригада посланцев во главе с заместителем начальника УПО подполковником М. Т. Павловым, чтобы ознакомиться с нуждами и сразу, на месте оказать посильную помощь. А в авторемонтной базе, восстановительном отряде и самих частях развернулась подготовка техники для коллег из братской республики. Были также сформированы два оперативных отряда, которым придали три автоцистерны и два автонасоса и направили к линии фронта: они шли за нашими наступавшими войсками по территории Украины и тушили возникавшие пожары, как, например, в Житомире и других городах.
В феврале сорок четвертого все подготовительные работы в Москве завершили. На семь железнодорожных платформ были погружены две цистерны ЗИС-5, столько же автонасосов, машина с переносной электростанцией, мотопомпы, ручные насосы и различное иное оборудование. Выехала в Киев и большая группа специалистов.
Шефы помогали осваивать новую технику, готовить кадры, «ставить на ноги» пожарную охрану. Скажем, много труда вложили в восстановление ее центральной телефонной станции, организовали газо-дымозащитную службу. Многое сделали и для создания специальной речной команды на Днепре.
