Пожар на Московском шинном заводе, начавшийся ночью 25 февраля 1996 года и продолжавшийся ни много ни мало — целых трое суток, по мнению специалистов, крупнейший за последние два десятка лет. (Правда, в 1998-м грянул не менее грозный — в Минморфлота).
А началось все со странного звонка, раздавшегося в ноль часов двадцать минут в диспетчерской объектовой части. Неизвестный явно пьяным голосом попросил у дежуривших сотрудников... бутылку водки. «Шутника», как говорится, отшили, но вскоре он набрал снова:
— Ну что сидите? В цехе подготовительной продукции горит!
На всякий случай инспектора проверили то помещение, однако никаких признаков огня не обнаружили. Спустя еще несколько минут на пульте вспыхнул сигнал: сработала автоматическая установка пенного тушения. На этот раз тревога была настоящей...
Забегая вперед, отмечу немаловажный момент. Спринклер, выдав свою порцию в сто пятьдесят «кубов» пенообразователя, эффекта не дал. Причина в том, что рассчитан-то он был на тушение нс каучука, а совсем других материалов: текстиля, металлокорда и так далее. Соответственно, и интенсивность орошения у системы оказалась чуть ли не вдвое ниже, чем требовалось. К тому же, как потом определили, задвижка на выкиде основного насоса была открыта частично, что сужало струю. Все шло одно к одному...
«Заводчане», разумеется, об этом не догадывались, однако реальную опасность происшествия понимали и на собственные, менее чем скромные силы не надеялись. Поэтому сразу же вызвали районную, 20-ю ПЧ. Вскоре на месте уже находились ее расчеты: А. Гавриков, Р. Хирсанов, Ю. Гаврилов на автоцистерне и газодымозащитники М. Суяров, А. Королев, В. Поляков, С. Лавров и И. Иванов — первый эшелон, которому предстояло вступить в борьбу со стихией. Возглавлял караул И. Худяков.
— Прибыли через пять минут, — вспоминал руководитель группы ГДЗС прапорщик Музафар Суяров. — Встретили нас представители заводской части, коротко ввели в курс дела. Хотя серьезность положения мы поняли сразу. Из всех окон на втором — валил густой черный дым, заволакивая все здание. Пока развертывались и включались в кислородные противогазы, подъехал оперативный дежурный А. Александров, он и повел нас в разведку.
Со стволом поднялись на второй этаж. Чтобы не потеряться, связали вместе три веревки, да так и действовали, словно альпинисты, в одной связке. Дымигце пер такой — собственных рук не видно, кругом слышался какой-то нараставший шум, чувствовалось, как температура быстро увеличивается.
До очага так и не добрались, вышли наружу, решив проникнуть с другого входа. И опять бесполезно: наткнулись на контейнеры с резиной. А жара все усиливалась, и что-то стало падать сверху. Александров крикнул:
—Назад!
Выскочили снова на улицу. Там уже стояли красные машины с цифрами 37 и 62 на дверцах. Ребята подавали стволы. Но водяные струи били наугад, потому что ничего не видать...
С третьей попытки — по металлической лестнице, разбив стекло, влезли в какое-то помещение. Дыму там поменьше, пламя бушевало за стеной. Однако стальная дверь оказалась заперта. Дотронуться до нес было невозможно — настолько раскалена... Приняли решение подняться на третий этаж...
...Сраженье с огнем — это не война, здесь не рвутся снаряды, не свистят пули. Но тушение пожара не зря называют боевой работой. Тут все непредсказуемо, и так же, как в бою, порой гибнут люди...
Думаю, не обидятся на меня многие другие участники тех грозных событий, если скажу: больше всего досталось третьему караулу «двадцатки». Ведь ему, единственному из всех подразделений, выпало несчастье испытать горечь потери товарища. В тот день из огня не вышел тридцатилетний старший инструктор Сергей Лавров.
...На третьем — дыма было не так много, правда, в полу уже чернели прогары. Начали лить воду вниз, а она испарялась чуть ли не на глазах: такая там стояла температура. И все же надеялись хоть в какой-то мере снизить интенсивность горения. Услышали, что на противоположной стороне кто-то тоже работает со стволом. Тут Суяров спохватился: кислород в КИПе на исходе! У Александрова — тоже. Перед тем как спуститься вниз для замены кислородных баллонов, предупредили остальных:
—Поосторожнее: кругом прогары.
Только спустились — примчались Королев с Поляковым:
—Там вспышка! Серега бежит следом.
Суяров сразу каску надел — и назад. Даже про «пустой» баллончик забыл. Не успел ступить на третий этаж — в лицо ударила волна обжигающего воздуха. Понял: здесь не пройти. Кинулся с другого входа, смотрит, по лестнице выносят бойца из 62-й... Куда там! Жара сумасшедшая, шагу не сделаешь. Стало ясно, что с Лавровым беда. Мелькнула отчаянная мысль: надеть теплоотражательные костюмы и все-таки попробовать его отыскать. И тут же поняли бессмысленность затеи...
Смерть всегда уносит лучших. Сережа Лавров прослужил по контракту два года. Знали его как хорошего специалиста, надежного друга. Всегда спокоен, доброжелателен, улыбчив. Про таких обычно говорят: «Душа коллектива».
Через два с половиной часа на Центральный узел связи ушло сообщение:
— Выбрано решающее направление. Предположительно, найден очаг пожара. Создана ударная группа для подачи стволов к нему.
Одновременно запросили дополнительные силы. К тому времени весь злосчастный этаж превратился в сплошной очаг, огонь бушевал на всей его площади. Бороться с ним изнутри было практически невозможно. Ствольщики не выдерживали страшной температуры. Казалось, маски противогазов прикипали к коже лица. Больше десятка водяных струй, направленных снаружи, нужного эффекта тоже не давали. Мешали стены, причем внизу не было даже оконных проемов.
И все же ситуацию несколько стабилизировали. Увеличили число стволов, окна указанного этажа и частично третьего — вскрыли по всему периметру здания. Звенья газодымозащитников направили на переходные галереи, соединяющие пылавший корпус с другими зданиями — надо было упредить распространение пламени.
А вскоре все резко осложнилось. Через прогары в потолке огонь «поднялся» на третий этаж, «набросился» на каучук. Когда, не выдержав адской жары, рухнули перекрытия, стало ясно: пожар вышел из-под контроля. Штаб снова запросил помощи, объявив «пятый номер» сбора по тревоге.
Внутри метался настоящий огненный ураган. То и дело что-то взрывалось и ослепительно вспыхивало. Задержать пламя на галереях оказалось проблематично. Угроза нависла уже над зданиями основного производства и складом готовой продукции...
...К утру огонь охватил уже весь корпус. Полыхать там было чему. Поистине — горючий «слоеный пирог». В подвале размещалась трансформаторная подстанция и в металлических емкостях хранился латекс — огнеопасная смесь, используемая в производстве резины. Выше складировалась проволока и стояли восемь емкостей с мазутом по четыре тонны каждая. Здесь же — автопогрузчики. На злополучном втором этаже, где все и произошло, были сложены в штабеля почти 400 тонн каучука. Разжечь его трудно, но при горении температура доходит до пяти тысяч градусов! Рядом находилось много пустой тары и полиэтиленовой пленки. Еще выше тоже содержали огромное количество каучука, а кроме того, серу, выделявшую особенно ядовитый дым, химреактивы в банках, битум, технический углерод...
Мрачным был рассвет для жителей прилегающих к предприятию районов. Казалось, утро так и не наступило, потому что солнечный свет не мог пробиться сквозь черную пелену. Люди плотно прикрывали форточки в квартирах, старались не выходить на улицу: в воздухе, пропитанном дымом, носились мириады хлопьев копоти. Началась эвакуация из двух ближайших родильных домов, наготове стояли 300 автобусов для вывоза горожан.
Тем временем в эпицентр событий были стянуты десятки пожарных частей. Помощь «пришла» даже из подмосковных Мытищ, Лыткарино, Люберец. Более трехсот бойцов пытались утихомирить этот смерч.
Еще ночью личный состав с этажей пришлось убрать. К этому принудили и высокая температура, и явная угроза обрушения стен. Теперь вся тактика сводилась к тому, что, окружив насколько возможно здание, поливали его с земли, с коленчатых подъемников. Магистральные линии прокладывали от Москвы-реки за три километра! Пытались «расстреливать» стихию из лафетных стволов с пожарного поезда. Два вертолета службы «01» сделали пятьдесят заходов и с высоты ста метров сбросили 250 тонн воды.
Все эти меры позволяли в какой-то степени сдерживать пожар и не дать ему «расползаться». Давалось это ценой невероятного напряжения сил.
Мы приехали туда с начальником нашей 20-й части С. Кустаревым, — делился впечатлениями его заместитель В. Назаров. — Наш третий караул, вконец измотанный, был уже сменен на четвертый. Стали помогать ребятам. Увы, вода желаемого результата не давала. Огонь бушевал, как в топке. И вдруг, глядим, по стене поползли трещины. Руководитель боевого участка вовремя скомандовал: «Всем отойти!» Буквально через пару-тройку минут кирпичная кладка рухнула. Таких драматических моментов было немало.
Как уже сказано, прапорщик Сергей Лавров погиб, еще двое сильно отравились дымом, и их отвезли в Институт им. Склифосовского. Нескольким бойцам оказывалась медицинская помощь. На место пострадавших тут же вставали другие. В итоге во второй половине дня пожар локализовали. Однако полностью подавили его только вечером 27 февраля, то есть двое суток спустя. На территории, где возвышался корпус, остались обугленные, оплавленные развалины и обледеневшие бетонные нагромождения. Кое-где они продолжали дымиться еще полмесяца. И вес эти дни на шинном несли вахту огнеборцы.
Благодаря им основное производство не пострадало, и предприятие, понесшее убытков примерно на 30 миллиардов рублей, вскоре возобновило работу.