Выпускник Ленинградского пожарного училища лейтенант Кирюханцев пребывал в самом радужном настроении. Экспресс «Аврора» мчал его в родной город, к месту службы. Тогда, в 65-м, он не предполагал, что ему не раз придется покидать Москву, отправляясь в командировки. И хотя свежеиспеченный офицер мысленно давно обогнал поезд, все же особенно далеко его мечты не залетали. Гадал, в какое подразделение попадет, прикидывал: достанутся ли ему срочники, первый призыв которых пришел тогда в гарнизон. А заодно надеялся на следующий год и в вуз на «заочку» поступить...
СТРАСТИ ПО ВУЗУ
- Как ты себе представляешь — отпускать тебя каждый вечер на два часа? — начальник учебного отряда Кислов в недоумении смотрел на взводного, рискнувшего обратиться с такой экстравагантной просьбой. — Ты, вообще, соображаешь? Дежурство — через каждые двое суток. Кто за тебя должен отдуваться, пока ты будешь прохлаждаться.
— Товарищ полковник, не прохлаждаться, а учиться. Это ж не прихоть. Если нужно, готов выходить на службу прямо после сдачи дежурства. Мог у совсем из части не отлучаться. Только разрешите — в институт.
-Не городи ерунду. Зачем тебе этот МИСИ сдался? Есть же пожарный факультет в Академии, — в изумленном взгляде командира явно читалось: «Ну, ты, парень, перегрелся».
- Значит, так, — жестко закончил он разговор, — никаких выкрутасов с отлучками. В свободное время — пожалуйста. «Отбил» солдат — делай, как хочешь. Уяснил? Свободен.
Нельзя сказать, что Евгений не понимал правоту этих слов. Больше того, спустя много лет осознал: поступил бы так же. Но была у него и своя правда. Считал — пожарного образования за глаза хватит. И вместе с тем одна профессия — мало (при этом убеждении остался до настоящего времени, будучи обладателем уже трех дипломов: пожарного техника, инженера-строителя и юриста). Словом, тогда колебаний не испытывал — надо добиваться своего. В отделе кадров Управления поддержки не нашел. Заместитель начальника подполковник Прибыльной резко отчитал:
—Мало ли, чего ты хочешь. Есть интересы службы. Если все будут за счет них решать личные проблемы, от города головешки останутся.
Вернувшись домой, молодой офицер накатал: «Прошу уволить меня из органов внутренних дел...» В тот же вечер листок попался на глаза отцу.
Кирюханцев-старший, заместитель начальника 35-й части, «горячему цеху» отдал всю жизнь. Начинал в 1932-м простым бойцом. В его биографии огнеборца только один полугодичный перерыв случился: в конце 41-го, в критические дни обороны Москвы, под ружье были поставлены все мужчины призывного возраста. Но едва немцев оттеснили за Волоколамск, поступил приказ сменить винтовку на более привычный ствол. Кстати, жена его, Анна Степановна, той же осенью надела форму — служила радиотелефонистом в ПЧ. Демобилизовалась лишь после Победы: нужно было уступить место возвращавшимся с фронта. А супруг больше уж с «пожаркой» не расставался. Работал бы и дальше, да в шестьдесят восьмом на выезде тяжело «стукнуло» электротоком. Дали инвалидность. Пошел в ведомственную службу, инспектором на стадион «Динамо».
—Что это ты, Женька, надумал? — Ефим Степанович ткнул рапорт под нос ужинавшему сыну. — Никак, уже наслужился?
Выслушав подробности, осадил:
—Куда торопишься? Коли прав — борись. Мало ли какие трения с руководством бывают. Сразу увольняться?
Упреки подействовали отрезвляюще. Рапорт полетел в мусорное ведро. А вместо него появилось письмо в ЦК комсомола. Решил: была не была.
...Вызов «в кадры» неожиданным не был. Правда, всю дорогу от Звездного бульвара до Кропоткинской гадал, что ждет его? Обратился ведь в «заоблачные выси».
Начальник отдела был краток и официален:
—Ваш вопрос решим положительно. Переведем в систему Госпожнадзора.
«НЕ БЕСПОКОЙТЕСЬ - И ДО ВАС ДОЙДЕТ»
Для «обычного» инспектора Ждановского района Евгения Ефимовича Кирюханцева предложение перейти в Управление было, как снег на голову. Ни опыта особенного (всего-то полтора года как в пожнадзоре), ни каких-то выдающихся достижений. Да у них в инспекции сколько сотрудников куда заслуженней. Взять хотя бы наставников: капитана Назарова и майора Кутью. Нет, решительно неясно, чем он обратил на себя внимание. Шеф городской службы профилактики Михаил Филиппович Пономарев его только по многочисленным спортивным соревнованиям и мог знать.
Старшему лейтенанту было невдомек, что на волейбольной площадке-то его и «разглядели». Заметили упорство, выделявшее среди других участников состязаний. Разговор с начальником Кирюханцева, Константином Харитоновичем Головневым, подтвердил верность первого впечатления. Аккуратный, настырный, в институте на вечернем учится на самом сложном факультете — промышленного и гражданского строительства.
Так оказался Евгений Ефимович в 49-й комнате на Кропоткинской, 22. А еще через два года, весной семидесятого, выбор места учебы определил следующий поворот в работе. Тогда по всему гарнизону шли поиски молодых перспективных сотрудников для нормативно-технического отдела УПО. И, конечно, руководитель этого коллектива Нина Николаевна Волкова не могла не знать о студенте- четверокурснике — почти готовом специалисте, служившем в стенах того же Управления.
На новом месте дел было выше «крыши». В семидесятые город заметно вырос. Закреплялся за инженером целый район. Изволь обеспечить полное соответствие всех строящихся объектов нормам безопасности. Знать проекты нужно не хуже, чем самим архитекторам. Чтобы примирить между собой почти противоположные требования: безопасность, экономичность, красоту — требуется не равнодушие клерка, а творчество зодчего. Опыт и мастерство приобретались и оттачивались, когда возводились Институт физкультуры, гостиница «Турист», госплановский вычислительный центр, жилые дома и режимные объекты.
Отдельной страницей в московской архитектуре стал Центр международной торговли. Здесь впервые в стране были опробованы системы активного тушения. Хаммеровский центр оказался своеобразным полигоном. На нем отрабатывались новинки в системе противопожарной защиты, которые предстояло использовать в наступавшей «олимпийской» страде.
Советское время богато «стройками века». Подготовка Москвы к Олимпиаде не удостоилась этого названия. А зря. Никогда у нас не возводили такое количество конструктивно сложных зданий за такой короткий срок. В нормативно-техническом отделе сотрудникам приходилось «пахать» по десять-двенадцать часов в день. Ведь параллельно они «вели» и другие, «не спортивные», объекты. Везде надо было успеть «поставить блок» ошибочному или заведомо неверному решению.
Особо упорствовавшим проектировщикам Кирюханцев повторял:
— Вы не волнуйтесь. Не дай Бог, дойдет очередь и до вашего детища — нет в городе здания, чтоб ни разу не загорелось. А вот масштабы, последствия — другое дело.
ПЕРСОНАЛЬНАЯ ЛОЖА
—Категорически возражаю! Отделка коридоров, залов приемов и награждений панелями, фанерованными под дуб, — пожароопасна. Ни под каким предлогом этого не будет. Мои предложения изложены в письменном виде.
Высокое совещание воззрилось на молодого подполковника. Уж не бредит ли он? Ведь речь идет ни много ни мало — о Доме правительства РСФСР! Может быть, не знает, что за люди одобрили такую отделку?
—Предложения оставьте при себе. Сделайте, чтобы именно это решение не было пожароопасным, — жестко произнес Борис Тихонович Шумилин.
—При сохранении в проекте подобных отделочных материалов — невозможно, товарищ генерал.
Заместитель министра внутренних дел Союза насупил брови от такой прыти — без году неделя «зам» из городского отдела осмелился ему перечить:
—Раз вы не в состоянии квалифицированно решить вопрос, можете быть свободны. Предупредите своего начальника и сдавайте дела.
Уже у дверей Кирюханцев услышал, как управляющий делами республиканского правительства Сергей Васильевич Смирнов тихо спросил:
—Как из положения выходить будем?
В зале установилась тишина. Наверное, многим припомнилась известная трагедия в гостинице «Россия», где огонь вовсю разгулялся как раз из-за горючей отделки коридоров и номеров. Наконец общие молчаливые раздумья прервал заместитель Председателя Совета Министров Соломенцев:
—Что ж, если ответственность брать на себя никто не хочет, давайте вернем Кирюханцсва.
Оказавшись снова на заседании, Евгений Ефимович упрямо заявил:
—В проект необходимо внести изменения.
И, обращаясь к руководителю проекта архитектору Чечулину, с нажимом добавил:
—Не думайте, это вовсе не прихоть.
Разумеется, никому тогда и в дурном сне не могло привидеться, что придет день и по Дому правительства будут лупить прямой наводкой танковые орудия. Просто пожарный твердо знал: рано или поздно, но проверка огнем возможна. Заслуга Кирюханцсва — в октябре девяносто третьего года загоревшийся от выстрелов «Белый Дом» не превратился в общий погребальный костер для оборонявшихся и штурмовавших. А мог бы...
Подобных ситуаций были десятки. В конце концов архитекторы, строители, чиновники уясняли: если Кирюханцев не подписывает проект, разговаривать бесполезно. Все равно на своем настоит, как бы ни казалось невероятным. Как-то, уже будучи заместителем начальника пожарного главка, закрыл... Большой театр.
В начале девяностых ГАБТ оказался во всех отношениях на грани гибели. Зарабатываемых и отпускаемых казной денег едва хватало даже на постановки. О финансировании противопожарных мероприятий руководство думать не желало. Предупреждениям не внимали, а угрозам санкциями просто не придавали значения. Когда однажды узрели на парадных дверях печати, наложенные лично Кирюханцевым, глазам не поверили.
Директор, главный режиссер и художественный руководитель буквально ворвались в его кабинет:
—С ума сошли! Сегодня спектакль. Вы его срываете... Будем жаловаться! Дойдем до самых верхов. Вас снимут. Надо же — поднять руку на красу и гордость всей страны.
Громы и молнии, метаемые триумвиратом, словно попадали в пустоту. Серые глаза хозяина кабинета спокойно разглядывали визитеров. Когда те выдохлись, последовали пояснения:
—Все очень просто: сгорит наш Большой театр — краса и гордость. Сгорит, если не будут заменены огнетушители, отремонтированы лебедки, сделана новая электропроводка, организована огнезащитная обработка и так далее. Можете посмотреть акт. Информация об этом уже направлена в Совмин и мэрию. Я понимаю, средств у вас нет. Если хотите, жалуйтесь. Но не лучше ли попробовать «выбить» под этот документ дополнительное финансирование?
Через несколько дней Васильев, Гордеев и Окунин снова пришли к нему. Только теперь их лица буквально излучали радость — правительство не поскупилось:
—Спасибо, Евгений Ефимович, — принялись трясти его за руку. — Считайте, персональная ложа в Большом за вами забронирована.
«ДВАДЦАТИТЫСЯЧНИК ГОРИТ!»
Инспекторская поездка по Тюменской области и ее северным соседям никаких сюрпризов для начальника отдела ГУПО полковника Кирюханцева не предвещала. Вдруг в Салехарде подбежал дежурный по Управлению:
— Под Нефтеюганском «двадцатитысячник» горит!
Вскоре самолет с пожарными на борту взял курс на юго-восток. «Подлетаем» — стало ясно задолго до посадки. Зарево ярко освещало окрестную тайгу. Словно небольших размеров солнце взошло в нескольких километрах от города. Не удивительно: к моменту прибытия на насосной станции в Каркатеево полыхали уже не двадцать, а восемьдесят тысяч тонн нефти — четыре резервуара.
Казалось, приходится воевать с бушующим вулканом. Едва удалось «укутать» слоем пены всю поверхность «кратера» — пространства внутри обвалования, как чуть ли не под самыми ногами адская смесь принялась булькать. Считанные секунды — и она вырвалась наружу, бросив все, люди помчались по склону вниз. За ними гнался огненный вал, превращавший лафетные стволы в горсточки расплавленного металла. Дыхание перехватывало, в мозгу в такт сердцебиения стучало: «Только б не споткнуться». Еле удрали. Потом вернулись. Тушение начали почти с нуля.
НА ПОЖАРЕ В КАРКАТЕЕВО
Только решили: «Все, задавили», как за спинами вверх взмыли чугунные крышки канализационных люков, откуда взметнулись черные восьмиметровые фонтаны нефти с водой. Глазом не успели моргнуть — горячий конвективный воздушный поток превратил «гейзеры» в факелы. Над головами «повисла» огненная аркада. Пришлось повторять «рекорд» по бегу в снаряжении...
Когда нефтяной «вулкан» усмирили, при штабных разборах выяснилось: подобного феномена никогда не случалось за всю историю месторождений.
...Под ровное гудение «ИЛа», летевшего из Тюмени в Москву, Евгений Ефимович, устроившись поудобнее в мягком кресле, все силился уснуть. Но стоило задремать — перед глазами возникали всполохи пожара. Пытаясь убежать от надвигающейся стены огня, Кирюханцев просыпался. Когда борт пошел на снижение, вдруг вспомнилось, как они, дети пожарных, жившие в казенных комнатах при части, состязались, кто быстрее заберется на учебную вышку. Гонял их за это, награждая крепкими подзатыльниками, пожилой усатый старшина.
—Дядь Андрей, за что?
—За «то»! Сорветесь еще.
—Бойцы-то лазят.
—У них снаряжение. Марш отсюда. Еще раз увижу — родителям скажу. Они вам мозги вправят.
После ужина Женя принимался приставать к отцу:
—Па, расскажи, где вчера горело?
Тот невесело усмехался:
—Чего там интересного — это тебе не кино.
«ЧУДИЩЕ ОБЛО, ОГРОМНО, СТОЗЕВНО...»
... «Да уж, на кино никак не похоже...», — из окна отъезжавшей машины Евгений Ефимович окинул взглядом пепелище. Старый знакомый — Московский шинный завод.
Впервые очутился здесь еще начальником караула. Правда, до его смены очередь дошла на третьи сутки, когда с огнем уже почти справились. Им оставалось лишь дотушивать отдельные очаги, разбирать завалы. Тот выезд ничем особенным от десятков других не отличался. Глядишь, вовсе бы стерся из памяти, если б не второй «шинный» пожар в начале восьмидесятых.
Сообщение о «третьем номере» пришло в середине дня. После работы, вместо того чтобы пойти домой, все продолжали оставаться в УПО. И не зря — ближе к вечеру обстановка осложнилась. Поступило распоряжение: сотрудникам Управления выехать на место.
Начальнику нормативно-технического отдела Кирюханцеву довелось проводить расследование. Не успевали собрать данные о том, что уже случилось, как новые события требовали немедленной документации. И спешить «дознавателям» приходилось ничуть не меньше, чем огнеборцам. Не успеешь зафиксировать происходящее по «горячим следам», считай, «момент истины» упущен безвозвратно. Адское — две с половиной тысячи градусов — пламя пожирало все на пути. Не выдержав температуры, железобетонное монолитное помещение на глазах «сложилось», будто карточный домик. Громадные обломки потащили за собой рукавную линию и увлекли в кипящую каучуковую лаву ствольщика. После ликвидации пожара его останки искали полмесяца. Нашли только благодаря упорству. При разборке развалин в искореженном, оплавленном куске металла удалось признать крышку от противогаза — все, что уцелело...
К сожалению, до виновников возгорания «пофамильно» тогда докопаться не удалось. «Неосторожное обращение с огнем путем заноса источника огня», — подытожила расследование невыразительная канцелярская формулировка.
И вот, просто проклятие какое-то, история повторилась. Что удивительно — на том же месте, в корпусе подготовки сырья. И как полтора десятка лет назад, обломки здания «похоронили» человека в боевке, прапорщика Сергея Лаврова.
После десятичасовой войны с пламенем глаза неудержимо закрывались. Кирюханцев устало откинулся на сиденье. Водитель с тревогой посмотрел на генерала: на высушенном жаром лице замначальника ГУПО высыпали красные пятна — чернобыльские «метки».
...Июнь восемьдесят шестого. Распаренная жарою, тихо несет свои воды Припять. Пора, когда горький запах полыни, мешаясь со сладким ароматом разнотравья, наполняет край душистым благоуханием. Но в то лето здесь господствовал дух беды. В горячем неподвижном воздухе не шелохнется ни один листок. И потому черный дым, стелившийся над землей, казался живым существом. Горели торфяные поля.
Порою пламя, нащупав перелесок или натолкнувшись на стену лесополосы, торжествующе взметалось над дымным одеялом. Местами оно, словно гигантский червь, кралось под землей. И вдруг, вырываясь на поверхность, принималось пожирать то, что заставало врасплох. Огонь плевался ядовитой «слюной» радиоактивных частиц, рассеянных по земле могучим дыханием другого «чудища», которое тщетно пыталось вырваться из «склепа», куда его весной заточили ликвидаторы.
Руководитель сводного отряда шагнул в дверной проем. Пришлось зажмуриться, чтобы глаза, привыкшие к яркому солнцу, «переключились» на электрический свет. На секунду показалось, будто громадина аварийного реактора, под которым он находился, вот-вот рухнет. Стряхнув наваждение, Кирюханцев прошел в глубь «зала». Скоро здесь станет холодней, чем на полюсе, как только по трубам, что монтируются бригадами метростроевцев, рудокопов, угольщиков, потечет жидкий азот. Тогда раскаленный ядерный котел будет не в силах прожечь бетонную толщу фундамента и стен. Внезапно светильники, мигнув, погасли, остановились электромоторы. В наступившей тишине завыла тревога.
Подбежали к подстанции. Оказалось, не выдержав перегрузок, «коротнул» выключатель, и теперь выброшенное взрывом масло полыхало на полутора десятках квадратных метров...
Пресса, радио, телевидение в те времена дружно молчали о любых ЧП в зоне заражения. Но они, работавшие там, знали, как месяц назад, 23 мая, горел главный циркуляционный насос. Знали, какая тонкая грань отделяет «стабильную» обстановку на ЧАЭС от нового витка катастрофы. Потому тушили, не считаясь с тем, что многократно перебирают «дозу» в раскаленной атмосфере, где и без того зараженность выше двадцати рентген. От жара чудилось: через шланг противогазов в легкие вместо воздуха вливается то самое горящее масло, которое они гасили. Но нельзя было сделать и одного шага назад — огонь подступал к трансформаторам. Если только он туда доберется...
Дружными усилиями все было кончено. Монтеры чинили проводку. Скоро работы под реактором смогут возобновиться. Пожарные покидали электроподстанцию. На самом объекте все вернулось к «норме». А главной угрозой снова стали торфяные пожары, бушевавшие от берегов Припяти до лесов Белоруссии. Надо было спешить туда.
Две недели спустя сводный отряд, передав свои участки новой смене, покидал Чернобыль. Люди возвращались домой, к «обычной» работе.
Между прочим, подобные испытания, становясь известными, казалось бы, должны напрочь отбить у детей любое желание следовать родительской профессии. Однако же складываются многочисленные династии. У Кирюханцева сын, Сергей, выбрал ту же стезю — служит инспектором Госпожнадзора в Юго-Восточном округе столицы. Племянник, Геннадий, после армии пошел работать в пожарную часть по охране объектов оборонного комплекса. Трудится там сейчас инженером связи.
МИРНЫЕ УЧАСТНИКИ ВОЙНЫ
Тушение пожаров нередко сравнивают с боем. Но никогда Евгений Ефимович не предполагал, что придется очутиться на настоящем поле боя. Да еще выполняя при этом свои профессиональные обязанности.
...Майская ночь 96-го года. В Грозном все живое старалось спрятаться или двигаться бесшумно. Издал лишний шорох — можешь проститься с жизнью. Единственное, чем вынужденно обнаруживали себя воюющие, — стрельба. И только пожарные машины сводного отряда ГУОШ, не маскируясь, с мигалками неслись по раздолбанным улицам к зданию, зажженному гранатометным выстрелом. Мимо свистели пули, случайный снаряд взорвался метрах в пятнадцати. Внезапно дорогу людям в огнезащитных костюмах преградил кордон. Сопровождающий российских коллег начальник чеченской службы «01» Мухияб Бакирович коротко объяснил что-то на своем языке, и камуфлированные тени исчезли, так же быстро, как и появились. Путь свободен.
С утра огнеборцы превращались в водовозов, снабжая почти всех «федералов» в городе. Боевики пропускали цистерны к водозабору скрепя зубы, однако делать нечего: иначе без питья остался бы переполненный чеченцами следственный изолятор.
Короткий отдых между поездками прервало известие о том, что снова полыхает нефтеперерабатывающий завод. Красные машины помчались туда, чудом не опрокидываясь на рытвинах и ухабах. В какой-то момент автомобиль начальника сводного отряда Кирюханцева швырнуло так, что в кровь разбил руку о лежавший на коленях автомат:
- Вот дурная железка! Называется, взял «на всякий пожарный», — раздраженно воскликнул генерал.
Они были самыми мирными участниками чеченской войны. Может быть, единственными, кому посчастливилось вернуться домой в полном составе, без боевых потерь.
Вскоре после командировки в Грозный Евгения Ефимовича ждал новый поворот судьбы. В сентябре девяносто шестого предложили возглавить институт пожарной безопасности. Это тоже оказалось своего рода «возвращением» в Москву. Ведь половина выпускников вуза направляются на охрану столицы. Города, который приобрел свой нынешний облик при немалом участии Кирюханцева. Велотрек и гребной канал в Крылатском, гостиничный комплекс в Измайлове, новое здание Третьяковской галереи, микрорайоны в Чертанове — все это отчасти и его детища.
И сейчас его, классного специалиста, стараются заполучить для разработки пожарной защиты новостроек. Обязанности начальника учебного заведения оставляют мало свободного времени, и все же нередко подключается к интересным проектам. Таким, как «Москва-сити», который начал воплощаться в реальность. Уже красуется над рекой единственный в мире торгово-пешеходный мост, открытый к 850- летию столицы.
Город строят, город берегут!
