Пожарный и художник. Какие, казалось бы, несовместимые понятия. Один постоянно в гуще людей, сталкивается с жуткой какофонией звуков, другого, наоборот, манят тишина, уединение.
А вот у подполковника Булочникова все это слилось воедино.
— Почему-то многое у нас ассоциируется с профессиональными навыками, — недоуменно пожимает плечами Николай Михайлович. — Если таксист, значит, непременно за рулем, милиционер — ловит преступников. А наш брат, пожарный, — лишь способен ходить в огонь. И забывается, что каждый человек не только имеет право на отдых, но и должен находить лучшие его формы. Отвлекаться от трудовых проблем, беспрестанных семейных хлопот. Я, вообще, считаю, что хороший работник, целиком и полностью поглощенный специальностью, нередко оказывается негодным отцом, потому как не может передать ребенку красоту жизни, характеров. Он слепец, замкнувшийся в себе самом.
Разговор шел в холле клуба московского УГПС, стены которого украшают картины Булочникова. Всюду — бушующая стихия. Но совсем не «та», а морская. И, увы, ни одного «пожарного» сюжета. Собеседник придирчиво оглядел плод своих рук — парусное судно, разрываемое в океане громадными волнами и ураганным ветром, тихо произнес:
— Вы видели когда-нибудь огонь? Не тот, что охватывает здание, и гибнет мебель, иное имущество. Я — о другом: когда обезумевшие от подступившего пламени жильцы бросаются из окон вниз, навстречу гибели... Или когда молодые бойцы со стволами замирают в шоке перед «горняком» — так на нашем жаргоне зовется обуглившийся труп. Увидеть такое не желаю никому. Но как часто именно нам приходится первыми сталкиваться с бедой, бороться с ней. И вот тогда натура требует отдыха. Я понятно объясняю?
Как тут не понять! Четверть века назад сразу после окончания Ленинградского пожарно-технического училища его направили в столичное боевое подразделение начальником караула.
Один из первых выездов. Вызвали «на жилой дом». Шум, гам, испуганные крики. Какую-то женщину в беспомощном состоянии вынесли на руках... Как позже стало известно, она умерла по пути в больницу. Переживать такое непросто, особенно по молодости.
Затем он стал оперативным дежурным. И, может быть, тогда впер-вые осознал, как трудно посылать в пекло других. Конечно же, сам тоже не оставался в стороне: иной раз «опердеж» первым идет в разведку, занимается спасанием пострадавших. Тем не менее от прежнего начкара уже многое отличало.
Гибель людей, страдания раненых, вид малышки, отчаянно кинувшейся к маме, задохнувшейся в дыму: «Не умирай!» Все это волей- неволей оставляло рубцы на сердце.
Обращаясь к творчеству, Булочников находил своего рода «отдушину». Неясно лишь, почему именно море? Может, его сызмальства манили шторма?
—Не согласен, что нынешняя молодежь только и помышляет о сексе, наживе и пьянках. Уверен — нет мальчишки, который не мечтая бы о водных просторах, философски рассуждал подполковник. — Удивительная стихия, заставляющая думать о ней постоянно. Великие Стивенсон, Жюль Верн, другие писатели не просто воспели море. Они воспитали любовь к романтике и тяжкому труду матроса. Показали не голубую гладь, а звериный рык океана, его столкновение с человеком. И, наверное, каждый из нас в душе остается матросом с шхуны, идущей наперекор ветрам. Потому я избрал эту тему как свою «родную».
Все же Николай Михайлович признался: в нем обосновались две стихии — пожар и морс. И там, и здесь надо быть борцом. Причем, если герои Стивенсона, сражаясь с могучими волнами, спасали себя ради достижения собственной цели, пожарные схватываются с жестоким противником во имя спасения других людей.
Хотя в таких случаях и своя жизнь подчас может висеть на волоске. Однажды, еще будучи начальником караула, он оказался на горевшей крыше. Коварный ледок на ней подтаял, и заскользил Булочников к самому краю. Страшные мгновения... Выручил боец, бросивший конец веревки. После этого на висках пробилась седина.
Смотрим на картину, очень схожую по тематике с известным «Девятым валом». Все в ней так и дышит неминуемой гибелью. Кажется, еще удар волны в борт, и судно пойдет на дно. «Поэзия» близкого несчастья...
—Разве? — удивился офицер. — Опять позволю себе не согласиться! Помните, знаменитый режиссер сказал: висящее на стене ружье должно когда-нибудь выстрелить. У художников есть «ружье» в каждой работе. Ничто не бывает просто так. Каждый мазок должен играть на повествование ситуации.
—Вот, смотрите, — рука его пробежала по холсту. — Луч света с небес, словно знак Всевышнего, — символ надежды на спасение. Кругом черные, мрачные силы природы. Все брошено против суденышка. Но уже прорвался сквозь черноту свет, еще немного, и он завоюет небо, усмирит крутую волну. И придет морякам желанный миг передышки.
По гороскопу Николай Михайлович — Водолей. И, кстати, если верить «расположению звезд», в прошлой жизни был моряком. Очевидно, подсознательно это и отражается в творчестве. Тяга к нему пришла не в детстве. Ведь обычно способности проявляются много позже, когда человек, познав жизнь, избирает для себя главную стезю.
Вначале «открыл» для себя пожарную службу. Не было еще ни фильмов, ни книг о ней. Просто шел по городу парень и увидел: горит дом, вокруг бегают люди в «парусиновой» одежде. Подумалось: идут штурмом, как взвод пехоты в атаку. Присмотревшись, понял: каждый из них точно выполнял свой маневр. Почему-то залюбовался теми, кто «орудовал» струями воды, не догадываясь еще, что это — ствольщики, бойцы передовой.
И загорелось в душе то самое пламя, которое привело в ряды огнеборцев. Работа, конечно, тяжкая. Грязь, копоть, холод пробирает до костей зимой и невыносимая жара в горящем здании кое-кого заставляют порой засомневаться: нужно ли мне все это? Ведь рядом протекает совершенно иная жизнь — чистая и спокойная.
Нет, не желал Булочников ни себе, ни своим новым знакомым «тихих заводей». Но, погрузившись в творчество, осознал: надо быть лихим и быстрым в основной работе, а, берясь за кисть, нужно успокоиться, отстраниться от всего окружающего. Спешка тут, напротив, помеха. Медленное, тщательно отшлифованное движение руки дает то, что желаешь.
Началось общение с кистью, казалось бы, случайно. Пришел как- то на Арбат побродить. Тем более, накануне пришлось «попахать» на пожаре. Да еще остался тяжкий осадок: в огне погиб человек. Захотелось потолкаться в бурном людском потоке, отвлечься.
На улице, известной художественными «промыслами», торговля шла вовсю. Сколько стилей, жанров, направлений! Однако на фоне прекрасных полотен заметил и явную халтуру, поделки, выполненные безыскусно, «рисовально». Так бездарный литератор «сдирает» написанное другим. Появилось раздражение на маляров от живописи. Высказался прямо, даже резковато.
— Двигай отсюда подобру-поздорову, — услышал в ответ.
Злость пропала. Захотелось вдруг самому доказать, что, если вложишь душу и сердце, непременно получится хорошее произведение. Видимо, талант в нем существовал сызмальства. Просто не было времени всерьез заняться его развитием.
Еще школьный учитель замечал:
—Хорошо, Коля, рисуешь. Рука поставлена. Умеешь найти сюжет.
В пожарном училище тоже говорили о курсанте, который простенькую стенгазету умел превратить в яркое зрелище.
Желание достичь совершенства настолько поглотило — даже любимую рыбалку забросил. Прежде пропадал у водоема в Подмосковье. А тут родные и соседи обратили внимание: как выходной, несет Булочников удочки, а рядом на плече болтается мольберт. Домой возвращается с пустым ведерком, зато в альбоме— утренний лесок и озерцо, дикий зверек и встающее солнце.
Но к искусности все же приблизился не сразу. Долго «копировал» старых мастеров, пытаясь понять стилевые особенности. Закрыв глаза, представлял, как будет выглядеть его работа. Порой брал томик Стивенсона, читал, неожиданно ловил себя на том, что больше часа держит его раскрытым на одной странице, а мысли унеслись далеко-далеко. Воображение рисовало морс, судно, команду, взмокшую от нечеловеческого напряжения в борьбе со стихией. Книга ложилась на стол, а он до утра рисовал, рисовал...
Первым удачным сюжетом стал, однако, не шторм, а вполне мирный пейзаж. В нем переливались сразу с десяток зеленых оттенков. Елочка в снегу стояла, как живая, источая красоту и прелесть зимней сказки. Начинающий художник нашел свой секрет. Понял: важно не только до мельчайших подробностей «передать» саму елочку, а надо придать ей нежность, трепетную минуту сопереживания ее и окружающей природы. А как этого добиться? Стал постигать тайну краски. Зеленый колер рождался относительно просто. Чего там — смешал в разных компонентах синюю и желтую... Однако простота, топорность — не для него. Искал новые возможности, примеряя к той же елочке. И добился своего — она стала героиней его картины, ныне украшающей зал в здании УГПС рядом с другими творениями мастера.
А все-таки жаль, что человек, прошедший путь от начкара, оперативного дежурного до начальника испытательной пожарной лаборатории Управления, не решился отразить на холсте эпизоды огненной вахты.
—К этому еще приду. Верю — приду, — утверждает офицер. — Я рисую не за деньги. Мне претят «борзописцы», ради высокого гонорара способные сотворить по заказу черта лысого. Халтура видна сразу. Во всем. Особенно не терплю лицемеров-портретистов, готовых облагородить то, что явно противоречит реальному образу.
Показал Булочников и свои наброски. Удивительно: обычная коряга на дороге явится основой будущего сюжета. Красота ее пока не видна — художник отыскивает конкретное предназначение в общей композиции.
— А вот руку вам не подам, — засмеялся на прощание Николай Михайлович. — Есть у нас примета: если пожмешь руку, встретишься с другом в тот же день... на пожаре. А я их насмотрелся столько, что очередной никакой радости не доставит. Лучше — кисть и краски.
Добавлю, что в подмосковном Талдоме, на родине Булочникова, открылась персональная выставка его картин. Посетите — не пожалеете.