Фамилия его сегодня на слуху, да и сам на глазах у многих. Недели не пройдет — глядь, на голубом экране: то в городской Думе или в мэрии, на пресс-конференции, то с Лужковым, «центральным» префектом Музыкантским едва ли не в обнимку...
1
Если выключить звук телевизора и не слышать, о чем и как он говорит, можно подумать: вот, очередной «лощеный» генерал старается примелькаться, создавая себе «имя» и имидж.
А отстаивает он с высоких трибун чуть ли не с пеной у рта честь профессии и печется о нуждах многочисленных своих подопечных, на совещаниях либо с журналистами не покрасоваться перед телекамерами хочет, а раздает кое-кому на «орехи» после очередного «пятерочного» (или поменьше) происшествия, с «отцами» города отнюдь не увеселительную прогулку совершает...
В парадных одеждах и чистеньким далеко не всегда его показывают. В конце февраля 1996-го, в день чудовищного бедствия на Московском шинном заводе, вижу на экране какого-то «негритоса» с лихорадочно блестящими белками глаз, отливающих зеленцой. Пив «жиеть» бы не признал. Но стоило чумазому повернуть язык, и прозвучало в какой-то фразе «т» вместо «д» — сразу стало ясно. Бог ты мой, как же закоптило-то!
Ох, уж этот неистребимый белорусский говорок... Какое-то количество лет тому назад, в канун их профессионального праздника, обратился ко мне:
— Помнится, ты ведь на радио сотрудничал. Вот бы наших ребят поздравить... По-теплому, по-задушевному.
Из большого уважения к людям этой специальности и к нему самому написал, как мог, позадушевнее. От его имени. Редактор на «Юности» Ира Макарова, прочтя, недовольно воскликнула:
— Чего в перепевы играть, голый текст через диктора прогонять? Пускай сам приедет и наговорит на пленку.
— Ни в какую! Стесняется, дикция, мол, не та.
— Заика, что ли?
— Какое там, согласные просто чуть глушит.
— Пустяк! Сам знаешь — в том-то вся и прелесть: индивидуальность личности оттеняет.
Долго пришлось уламывать, однако, переборов себя и поверив, что все будет, «как в лучших домах Парижа и Лондона», он скрепи сердце отправился в Останкино.
Получилось совсем недурно, и со временем вошел во вкус. Звонит:
—Префекта бы похвалить в эфире. Прекраснейший человек. Здорово нам помогает. Мне «выступать» не с руки. В другой раз сам выберусь...
Через какой-то период, будучи уже на должности повыше, — опять:
—Хлопцы у нас в управленческом штабе пожаротушения — ух, боевые. Отметить бы их по радио...
Неспроста привожу эти эпизоды. Позже станет ясно, почему.
...Ну, что все в «обезличку»? Пора бы этикета ради представить, о ком пишу. Верно, — о нем, Коротчике Леониде Александровиче. Знаком с ним вовсе не с «лампасов», а с «майоров» или даже «капитанов». И что всегда удивляло: растет в должностях, званиях, внутренне же не меняется. Когда год назад получил «генерала», дай, думаю, нагряну поздравить и заодно посмотреть: не вознесся ли в заоблачные выси, не увижу ли в «предбаннике» томящиеся в бесконечной очереди «народные массы».
Приемная оказалась пуста. На пороге стоял он:
—С «капэпэ» уже сообщили. Секретарь болеет — приходится самому в двух ипостасях.
Полчасика посидели — убедился: не меняется. Легкий прищур добрых умных глаз. Все так же обходителен, улыбчив, обаятелен, ровен, прост, скромен.
И по-прежнему доступен. Ей-Богу, не кабинет у него, а какой-то, простите, двор проходной. Дверь не успевает закрываться.. Кто с чем: с бумажками и без оных, по одному и чередой. Да еще телефоны бесперечь надрываются. Потому и «фактуру» для очерка вынужден был добывать в несколько «присестов». Проникшись такой «пожарно»-суматошной, на первый взгляд, атмосферой, понимаешь — перед тобой главный пожарный Москвы. Вопросы «плывут» косяками, и их надо решать. Разумеется, имеются «замы» и «помы», однако есть проблемы, требующие «уровня».
Почти каждый год, дождавшись отпуска, едет он в родные края, на Витебщину. Поклониться могилке отца, с земляками повидаться.
Клепицы их уйму лиха вынесли. В войну оккупанты едва ли не подчистую выжгли, за партизан все мстили. И от этого, и от частых похоронок исходила деревня безутешными бабьими причитаниями и отчаянными ребячьими криками... Леонид ту пору не застал, родившись в сорок седьмом, однако по рассказам знает, что вытворяли фашисты. Зверье! Возможно, потому не любит сегодня про пожары говорить, что огонь ассоциируется с полусожженными Клепицами...
Пришла-таки нескорая Победа. Вернулись с фронта мужики, кто уцелел, — и давай новые хаты ладить. От зари до зари катились за околицу беспрестанные смачные перестуки топоров, звонкое вжиканье пил. Сообща одному сруб поставят, стропила подымут, а хозяин уж доводит. Потом второму, третьему... И мальчишки тут же крутятся, по мелочам пособляют: досочку ли, инструмент подать, щепки собрать.
Дружно жили. Никакого дележа на бедных-богатых. Завершат по-левую страду — всем миром собирались справить. Каждый из съестного самое вкусное нес. Даже последнее...
Теперь не так. Спайки той нет, всяк сам по себе. Отчуждение, как и в российских городах и весях, настало. На такой грустной мысли ловит себя.
Правда, и добрые перемены есть. Асфальт вон уложили. Сколько ж он тут «киселя хлебал» в распутицу, добираясь за полтора километра до школы в соседней деревне.
Учительница Надежда Васильевна Жданович, добрая душа, подведет, бывало, к натопленной печурке:
—Грейтесь, детки, потом на урок.
Два года назад вызвали Леонида Александровича на родину по несчастью: умер родственник. На похоронах неожиданно повстречал Надежду Васильевну.
—Ленечка, милый, — расчувствовалась. — Столько лет пролетело, а я ведь тебя сразу узнала. Из ваших Клепиц у меня почти все занимались. Я — им: «Ой, детки мои, старая стала, всех уж и не упомню...»
Мальчишку сильно тянуло к наукам. Это подмечала и Александра Ивановна Белоусова, директор семилетки и одновременно педагог по русскому и литературе. С восьмого класса пять верст в один конец шлепал он по грязи в станционный поселок.
— Как-то получалось: на каждой образовательной стадии — у меня по два любимых преподавателя, — говорил мне Коротчик. — В школе. В училище в Свердловске — командир дивизиона Александр Сергеевич Поляков и Галина Степановна Сутырина, она позже в Уральский госуниверситет перешла. В вузе — Людмила Михайловна Зависнова, женщина, а вела у нас «железобетонные конструкции», и Николай Николаевич Брушлинский, ныне академик. Что у них общее — прекрасные, талантливые люди, любили свое дело, к нам очень по-доброму относились, восхищались всегда, если у тебя хорошо ладилось.
Стоп, себе думаю. Какими, интересно, ветрами занесло белорусского хлопца за без малого две тысячи километров в уральский город?
История пикантная. Получив аттестат зрелости, Леонид поступил в Гродненский сельхозинститут. Вера Григорьевна и Александр Иосифович, колхозный председатель, души не чаяли: сами всю жизнь крестьянствовали, и сын от землицы не отрывается, агрономом будет. Где родился, там и пригодился. Уж и вызов прислали из Гродно, завтра в путь.
—Молодец, — подхваливала мама, собирая ему вещи. — Не чета Кольке нашему. Укатил к дядюшке в Кемерово, в пожарники какие-то подался. Ждали — образумится, а он — на тебе, совсем очумел...
—О ком речь? — вдруг сквозь распахнутую дверь раздалось весело из сенец.
—Коленька! — встрепенулась Вера Григорьевна. — Откуда объявился?
—Курсант Свердловского пожарно-технического училища Коротчик..., — стал чеканить тот, да не выдержал, кинулся вперед. — Здравствуй, мам!
О чем шушукались братья ночь напролет, родителям неведомо, только, к явному их неудовольствию, на следующий день Леонид вместо Гродно покатил совсем в иную «степь».
Ни пуха тебе! — пожелал 11иколай. — Скоро там свидимся.
Кто мог подозревать, что спустя несколько лет в дальнюю сторонку по проторенной дорожке потянутся и третий сын, Вячеслав, и самый младший, Саша.
Судьба их сложится по-разному, но всех накрепко свяжет с «огневым делом». Через одного осядут в двух городах. Николай обоснуется в областном Новокузнецке, станет в местном УГПС дежурным по городу, подполковником, лишь недавно по возрасту ушел в запас. Вячеслав там же «воюет» во главе спецчасти, майор. В том же пока звании Александр, и также в аварийно-спасательном подразделении, заместитель начальника, только в Москве. Более того. Старший сын Вячеслава Александровича, Артем, в столичной службе «01» проходил срочную. Младший еще в школе учится. Парнишка не промах, зря поговорка гласит, что на детях природа отдыхает. Паша знает наперечет конструкции всех пожарных автомобилей, вооружение, емкость вывозимых воды и пенообразователя, их расход в единицу времени... Почти готовый специалист...
...Лежа на жесткой верхней полке, под методичный стук вагонных колес Леонид размышлял: послушался, бросил все, а если не повезет?
Как в воду глядел. Документы не принимали, все «нормальные» абитуриенты на медкомиссии отстрелялись, готовились уже к экзамену. Пребывая в растерянности, Коротчик прибег к последнему шансу: как на духу выложил свою необычную историю. Слух об опоздавшем упорном белорусе докатился до полковника Алферова, главного в училище.
—Допустить! — указал он. — Где видано: институт обменял на ПТУ — о чем-то свидетельствует? К тому же брат у нас...
Года через полтора Алферова провожали на пенсию. Второкурснику Коротчику доверили от имени курсантов вручить «крестному отцу» пышный букет цветов. Преподаватели на все лады растолковывали, что и как произнести при этом. В самый последний момент сценарий сорвал командир дивизиона Поляков:
—Ничего такого не надо. Просто выйди и обними по-сыновьи.
Едва успев застенчиво вымолвить тихим голоском: «Товарищ полковник, разрешите вас...», как Алферов, обычно строгий и неподступный, крепко прижал к себе, и... из глаз хлынули слезы... Женщины в зале, за кулисами — навзрыд. «Праздник испортил», — испугался «крестник», не сразу понявший сути происходившего.
По окончании училища лейтенант горел желанием возвратиться в Белоруссию, поближе к родным.
—Вероятнее всего, в Калинин пошлют, — «спутал карты» Поляков. — Замполитом.
Вышло ни то, ни се. На мандатной комиссии объявили:
—Десять лучших выпускников впервые рекомендуем в Москву. Там стали комплектоваться солдатами срочной службы, нужны достойные командирские кадры.
Счастливая «десятка» отличников с шутками да прибаутками ехала в желанную столицу, куда в ту пору «вели все дороги». Навстречу неизвестности? Нет, — известности! Минуют годы, и почти все «свердловские первенцы» займут немалые должности, станут определять «погоду» в гарнизоне. Леонид Коротчик, Юрий Ковалев, Карл Тиц, Николай Лахтин (к несчастью, рано ушедший из жизни), Николай Цихмистров, Герман Латыпов, Анатолий Брехунов...
Словно догадываясь об ожидавшей перспективе, вскоре по приезде поступили на заочное отделение факультета инженеров противопожарной техники и безопасности при Академии МВД. Поселили их в общежитии на улице Расплетина. Приняли в 3-й отряд, пожарный, естественно. Лишь позднее, когда стали продвигаться по службе, по разным частям «разбрелись». Но прежде успели друг друга переженить. Первым — Юру Ковалева. Он в том же шестьдесят восьмом показал себя на тушении торфяников в подмосковном Шатурском районе. Дали десятидневную передышку, махнул в свой Свердловск.
— Боевую подругу там не теряй, — шутливо напутствовал Коротчик. — Скучает, видать. Вез бы сюда.
Вот провидец! Юрий явился в «общагу» на пару со Светой. Когда у них родилась дочка, товарищ подначивал:
—Невеста моя растет!
Затем здоровяк Золя Брехунов семейными узами соединился. После него Карлуша Тиц. И только Леонид «крепился» дольше всех, пока не приглядел спутницу. Как сказывают, рыбак рыбака... Галя приходилась дочкой водителю девятой части Борису Викторовичу Тупикину.
—Смотри, не ропщи потом, — перед свадьбой наказывал отец. — Работа наша тяжелая, мужицкая.
Женам пожарных памятник ставить надо. Это ж какие терпение, выдержку следует иметь, чтобы десятками лет подряд сносить ночные «отлучки» мужей, ждать их, вздрагивая от малейшего стука в дверь и отгоняя назойливые мысли: «А вдруг... Не может быть... Нет-нет-нет!»
Галина Борисовна такая же. Двух дочек воспитывают. Старшей сам имя выбрал на ласковый белорусский манер: Олеся. Она утверждает — в папу пошла. «Девочка наступательная». Заодно со школьным аттестатом получила сразу два свидетельства: военного переводчика французского языка и программиста. Сейчас на четвертом курсе в Московском институте электроники и математики. У младшей, Настеньки, мечты устремлены в психологию, собирается поступать в Московский госунивсрситст. Отец скромен на сей счет: «Кое-что в дочек заложил».
.
..Поначалу Коротчик «начкарил» в 17-й роте, охранявшей гостиницу «Россия». Объект куда как серьезный — крупнейший в Европе отель. К тому же реконструируемый: годом раньше, едва подписали акт о приемке, высотку проверил на прочность огонь.
— Роковая закономерность, — удивляется Леонид Александрович.
— С шестьдесят седьмого через каждые десять лет — там пожар. Боялись, в девяносто седьмом повторится. Теперь можно перекреститься...
Было у зеленых лейтенантов здоровое честолюбие, стремление «расти», не засиживаться сиднем на одной «караульной» должности. Как было оно и у пришедших тогда же в гарнизон выпускников Львовского училища Владимира Максимчука, его тезки Владимира Теребнева. Первый, по откровению Коротчика, все-таки талантливее всех, вырвался вперед сразу.
Уже через несколько месяцев вечерами в общежитии пошли радостные заявления:
—Братцы, мне замкомроты посулили.
—Елки-палки, думать нечего — соглашайся!
—Лень, как у тебя?
—Ротный Федор Иваныч Чухломин предлагает в партию вступить. Он же еще секретарь бюро.
—Да ну! А ты?
—Рано еще, не «созрел».
—Чудак, если не сказать больше. Пиши заявление, иначе «темную» устроим.
Это они юморили. Конечно, юному «летехе» лестно становилось, что его оценили. За дело. Порядки тогда в подразделениях царили аховые. Дослуживали солдаты первого послевоенного года рождения — по возрасту старше начинающих офицеров. Взялся лейтенант за дисциплину. «Молодого» кто притеснял — того в ночную смену у караульного помещения «бдить». А во время отдыха внезапно поднимал «старичка» по тревоге, повоспитывать.
—Это, может, въедливость и вредность, — смеется ныне генерал. — Но, поверьте, сам я ложился позже всех и вставал раньше. И ночью обязательно проверю: вдруг «дед» поставил «на фасад» замену.
Однажды дежурил по казарме. Прикатил с проверкой командир части Виктор Николаевич Воропай, прекраснейший человек. Издали понаблюдал, как Коротчик «вел борьбу» с другой ротой, покачал головой:
—Ну-ну, шею бы не сломал.
Кому понравится подобное «воспитание»? Кое для кого из офицеров завершалось оно в итоге мордобитием или полновластием «дедов». Леонид брал иным — «кнутом и пряником», причем второе преобладало. Если подчиненные и солдаты из других взводов готовились к выпускным экзаменам в очно-заочной школе (была такая) — вечерами с ними сидел. Особо силен был в математике — предмете, в котором многие «хромают». В выходные вез в музей, театр или даже на дискотеку, летом на пляж.
Перед увольнением «дембеля» окружили его:
—Видели, как вам было трудно, но жалоб не слышали. Поэтому вас «приняли».
Все бы ничего, однако «ахиллесова пята» сковывала — зычный командирский «глас» никак не давался. Вскоре наряду с лучшими послали в учебный отряд вести курс молодого бойца. Заместителем приставили старшего сержанта Корнева, тоже из 17-й, крепыша, боксера... «И вообще, исключительно порядочного, — добавил Леонид Александрович. — Впоследствии он выучился на юриста, приезжал ко мне повидаться».
Замкомвзвода уважительно, как бы между прочим:
— Товарищ лейтенант, вы очень хорошо читаете лекции — заслушаешься. А практические занятия разрешите мне проводить? Под вашим контролем, естественно.
Месяц отзанимались. Настала пора солдат «приводить к присяге». Мероприятие наметили во Дворце культуры им. Горбунова.
—Отведите своих подальше: тесно здесь уже, — сказал Воропай.
Коротчик смутился: если команду издалека подавать, не расслышат ведь. Старший сержант и тут выручил:
— Вы не волнуйтесь, — шепчет на ухо. — Не спешите. С чувством, с расстановочкой. Все получится.
—И получилось! — торжествует генерал той своей немаленькой победой.
«Прекраснейший человек», «исключительно порядочный», «с богатейшим житейским опытом» — такими превосходными степенями награждал в нашей беседе многих, встречавшихся на его пути.
Таков старший лейтенант Ручкин, у которого в 4-й роте стал заместителем. Жизнь провела Николая Алексеевича мимо вуза, и, вероятно, рассуждал: не буду мешать другим диплом получить. Приближается сессия — надо сразу двоих отпускать: Коротчика и Лахтина, комвзвода. А как роту «оголять»? Вот и дежурил сутками за них.
Таков же начальник отряда подполковник Василий Федорович Митницкий. Леонида на свете не было, когда он уже в Харьковском ПТУ со штурмовкой бегал. Без малого три десятка лет «пожарствовал», мундир его украшал райсоветовский депутатский значок, что считалось очень высоким признанием. К тому моменту старший лейтенант Коротчик лишь год командовал ротой, и тем не менее, поверив в его способности, Митницкий взял руководить штабом. Надежд ставленник отнюдь не омрачил.
Служба долго связывала с Анатолием Ивановичем Чепыжевым, общепризнанным мастером тушения, добравшимся позже до самых «пожарных» высот — должности замначальника УПО.
Ну, а о полковнике Постевом и говорить нечего. К нему в учебный отряд, куда подбирали самых-самых, выдвинули также начальником штаба. Сергей Игнатьевич агитировал остаться еще десять лет назад, когда лейтенант с «молодежным» курсом занимался. Теперь ситуация была в корне иная: пришел на место личности уже довольно известной — майора Максимчука, повышенного до руководителя отдела службы и подготовки Управления. С Владимиром Михайловичем у Постевого ладилось. Ой, как не просто было заменить его, трудоголика, фанатично преданного профессии, умевшего спрос учинить и порядок навести. Однако у Коротчика, обладавшего теми же качествами, вполне получилось. Стараясь перенимать лучшее, все-таки уверенно держал свою марку, поняв: никому не надо подражать, «кланяться», прося помощи, — иначе себя уважать перестанешь и в силах своих разуверишься.
—Командир всех нас заряжал динамикой, настойчивостью, — продолжает рассказ Леонид Александрович. — Предельно работоспособен, порядочен, честен. В шесть утра вскочит, всю территорию обежит. Всегда все знал. Когда только успевал? Ведь вдобавок член райкома партии, депутат райсовета.
Те три года сладкими не показались. Одно слово — «учебка». Две тысячи курсантов! Идут потоком. Не успеешь фамилию запомнить, а его уж след простыл: выпустился в боевое подразделение. Переход в военный городок, с весны — подмосковный лагерь «Космос», затем — снова на зимние «квартиры». Туда-сюда.
В «Космосе» жил главный комсостав вместе в дощатом домике. Однажды вечером шли «домой» с замполитом Николаем Васильевичем Вакориным. И вдруг замерли от увиденного: Постевой, засучив рукава, в своей комнатке полы драил, аж рубашка взмокла. Коротчика в краску бросило. «Больше Герой Советского Союза за швабру браться не успевал, опережал его...»
Сколько воды утекло, а к Сергею Игнатьевичу питает особые симпатии и любовь:
—Он для меня как отец. Пусть и громко прозвучит, но это так: по нему равняю свои шаги. Роднимся поныне — на каждое мало-мальски значимое мероприятие приглашаю. До недавнего времени не отказывал, хотя давалось с трудом. Возраст... За семьдесят шесть перевалило. Звали его как-то в Париж, на торжества в честь освобождения Франции от фашизма. Извинился: здоровье не позволило поучаствовать. А к моим парням-«тушилам» шел по первому зову. В первую очередь — своего сердца.
Ветерану, отягощенному недугами, по возможности способствует и материально, и морально. Когда праздновапось 50-летие Победы, случилось невероятное. Звоню поздравить Сергея Игнатьевича (к слову, именно он когда-то «свел» нас с Коротчиком).
—На даче, — с грустью отозвалась супруга Мария Никифоровна.
—А парад на Красной площади, Поклонной горе? Его же там ждут!
—В ДЭЗе ответили — приглашение где-то затерялось...
Понятно, разобиделся Герой, в войну бесстрашно вступивший в единоборство с вражескими «Тиграми», а теперь оказавшийся беспомощным перед бюрократией. Немедля связываюсь с дежурившим в тот день Коротчиком, только ставшим заместителем начальника УПО. Он ушам не поверил. Тут же выслал «персоналку» и доставил Постевого в Москву, на Поклонную гору.
Все до поры шло по восходящей. Но, как известно, за победами иногда следуют поражения. Вообще-то метаморфозу с понижением в должности можно объяснить поговоркой: падает тот, кто идет, кто лежит — не падает. «Паденьем» особо уж назвать нельзя, и все же...
При всей целеустремленности ему, как сам признался, не хватало «особенного» опыта работы с людьми. А лозунг стоял один: победа любой ценой. В бывшем «олимпийском» полку, избалованном вниманием, столкнулся с непривычной для себя атмосферой напыщенности и зазнайства. Кое-кто «черновой» службы в глаза не видал, все больше — по ковровым дорожкам, имея за спиной солидных покровителей. Коротчик же привык со всеми на равных, «любимчиков» не выделял и шею ни перед кем не гнул. К тому же тогда еще как следует не усвоил принцип: не делай того, что должны делать подчиненные, иначе захлебнешься в морс бумаг, «надорвешься». Он же многое брал на себя.
И — не рассчитал силы, нажил недоброжелателей. В итоге с командиров стал «замом» по профилактике в другом полку. Тоже не сахар: охраняли Всероссийский выставочный центр, телерадиовещательный комплекс «Останкино», заводы «Серп и молот», «Знамя труда», «Подшипник»...
Обида вскоре улеглась, не до того было — проблемы и заботы поглотили с головой. Да и ту войсковую часть расформировали.
А «наверху» поняли: негоже такими специалистами «разбрасываться», восемь месяцев спустя пригласили уже в Управление заместителем начальника отдела службы и подготовки. Шесть лет трудился здесь, и в том, что гарнизон прибавлял в боевой выучке, — сеть и его вклад.
Однако наступили недобрые для службы девяностые. На нее в пылу других страстей махнули рукой. Отчуждение тяжким бременем ложилось на сердце. Рвешься на части, а все уходит, как вода в песок. Те времена многих, особенно патриотов этой профессии, «подкосили». Не вынес откровенного безразличия и Леонид Александрович, засобирался на пенсию. Получил, как полагается, заключение медкомиссии. Перед «бессрочным отпуском» воспользовался полагавшимся очередным.
В тот самый момент УПО принял под свое начало Максимчук. Не преминул заглянуть в некогда родной отдел.
—Где же Коротчик? — спросил.
—Догуливает отпуск. Скоро вернется, «обходной» подписывать.
—Как? — вскинулся генерал. — Мы его не отпустим.
Подполковника эта фраза задела. Хотя к Владимиру Михайловичу относился с величайшим уважением, самолюбие взыграло: меня моего права лишают.
По возвращении «шеф» Управления позвал к себе в кабинет:
—Знаешь, Леня, как иногда трудно. В гарнизоне меня долго не было, все поменялось. Мне нужна поддержка, хочу опереться на стоящих, надежных людей, чтобы помогли задумки выполнить. Вот снова образовали полк по охране центра города...
То был своеобразный диалог, точнее, монолог. Максимчук, еще ничего не предлагая, принялся ставить задачи. И — «сломал». Кстати, Леонид Александрович сейчас пользуется, и весьма удачно, таким же методом по отношению к потенциальным пенсионерам.
...Когда тяжкая болезнь приковала Владимира Михайловича к госпитальной койке, приехали его проведать комполка Коротчик с заместителем Николаем Абрамченковым и начальником районного ОГПН Виталием Таракановым.
—Страшно хочется жить, Леня, — тихо и медленно произнес изможденный недугом, смертельно напичканный чернобыльской радиацией человек. — Успеть гарнизон собрать в мощный кулак. Увидеть дочь студенткой консерватории. Выдать ее замуж...
...Первая и вторая мечты сбылись. К великому лишь сожалению, что не при нем. Слышал бы он, как в 1996 году на открытии представительных международных соревнований по пожарно-прикладному спорту в честь героев-чернобыльцев по всему Центральному стадиону «Динамо» гулко прокатился усиленный громкоговорителями величавый голос диктора:
—Военным оркестром дирижирует Мария Максимчук!
«Надеюсь, и на Машиной свадьбе попляшем», — высказал сокровенное Леонид Александрович.
...Два портрета в его кабинете: Президента России и генерала Максимчука, ровесника своего, не дожившего даже до пятидесяти. Память о нем, могучем духом и умом, по «следам» которого шел долгие годы, и сейчас не без оснований считает себя его последователем, — свята. Она проявляется в трепетном отношении к семье. Разве помешает студентке спонсорская доплата в одну тысячу «деноминированных» рублей ежемесячно к более чем скромной стипендии? Вдова, Людмила Викторовна, написала трогательную повесть и поэму о муже — взялся «пробить» с изданием. Недавно читала свои стихи перед большой аудиторией — со сцены киноконцертного зала «Октябрь». Приходит на вечера, когда собирают семьи погибших пожарных.
А самое важное, что живо, продолжается дело, которому отдавал всего себя Владимир Михайлович. Хоть и писал поэт — хвалу приемли равнодушно, все же, как говорится, доброе слово и кошке приятно.
На одном из совещаний мэр Ю. М. Лужков в присутствии российского министра внутренних дел А. С. Куликова не без гордости ставил в пример столичную противопожарную службу: «Вкладываемые нами немалые средства попадают в хорошие руки. Видим отдачу. А основная сс сила — в крепких добрых традициях». В этой связи Юрий Михайлович тепло отозвался о Максимчуке.
Пожарная охрана структурно стала иметь прочную «конструкцию». Отделы Госпожнадзора, бывшие «у семи нянек...», «завели» в окружные Управления, ныне их шесть, на «подходе» еще одно — Северного АО. Не так быстро, а все-таки «освежается» техника, строятся новые караульные помещения, ремонтируются старые. Раньше было сущим мученьем: зима на носу, депо же, как в той песне, продуваемы всеми ветрами насквозь. Сегодня администрация территориальных образований заблаговременно старается, да и в подчиненных УГГ1С «крутятся», взяв под свое крыло боевые части. Особенно четко поставлено в Центральном и Восточном округах. Префекты Александр Ильич Музыкантский и Борис Васильевич Ульянов давно поняли: дешевле купить пожарные рукава, пенообразователь, чем восстанавливать залитые при тушении квартиры.
Должностных лиц тоже не мешает иногда подталкивать. Памятуя золотое правило «готовь сани летом», руководство Управления в минувшем году загодя побеспокоилось: нужно утвердить распоряжение мэра об усилении пожарной безопасности в предстоящий холодный сезон. Внесли пункт: материальные расходы пропорционально разложить на «плечи» префектур. Некоторые, что называется, уперлись.
Встревоженный положением Коротчик свой доклад на заседании правительства Москвы начал примерно так:
— Зимой мы завьем квартиры, лестничные клетки, в подъездах на коньках можно будет кататься. Ожидаем огромный ущерб. Не по своей вине, а потому что рукава в заплатках: срок годности в четыре года они выбрали троекратно.
Распоряжение мэра появилось на свет, выделили шесть с половиной миллиардов рублей. Леонид Александрович выезжал на три крупных пожара, и сердце радовалось: на лестничных площадках сухо — рукава, как раньше, не «свищут». И личному составу гораздо приятнее работать: холодным «душем» не окатывает.
Или взять дальновидную идею Максимчука с контрактниками. Воплощая ее, Коротчик со своими помощниками сперва побаивались: пойдет ли «народ»? Пошел! Только в 1997-м принято 1200 парней. Действительно, кто еще должен охранять столицу от огня, как не сами москвичи? Некомплект выражается в мизерной цифре. Прикиньте: из «штатных» одиннадцати с половиной тысяч человек не хватает лишь 23 прапорщиков. Офицеров — побольше.
Что еще доставляет удовлетворение, нет у контрактников «забитости, ограниченности», свойственных солдатам. Те увидят генерала — аж дрожь берет. А здесь, посетили как-то вечером Леонид Александрович с заместителем Виктором Ивановичем Климкиным учебный центр в Теплом Стане. Убедились: никаких у ребят комплексов — один свежий подворотничок подшивает, второй бреется, шахматисты склонились над доской...
—Чему улыбаетесь? — полюбопытствовал генерал у дневального. — Узнал меня?
—Нет.
Ругать его не за что: настанет время — все узнает, всему научится.
Когда во Дворце культуры ЗИЛа патриарху службы старшему прапорщику Губачеву 80-летний юбилей пышно праздновали, тоже удивила атмосфера единения и тепла. Оркестр гремел. Дим Димыч на деревянной ноге-протезе вальсировал. «Молодежь» тут же веселилась. Обступили: «Можно вместе сфотографироваться?» Почему — нельзя, пожалуйста!
Главное достижение, с точки зрения начальника УГПС, вот в чем. Последовательно выдерживая линию, которую «гнул» генерал Максимчук, удалось повернуть столичные власти к потребностям экстренной службы. Методов на то достаточно, некоторые уже приводились. Есть и другие.
Ежемесячно через здание на Пречистенке «пропускают два округа»: администрацию, хозяйственных руководителей, начальников УВД. Покажут товар лицом, введут в курс своих забот. Смотришь, проблемы активнее начинают решаться.
Когда подзатянулись «чтения» законопроекта «О пожарной безопасности», пригласил «гордумцев» почти в полном составе к себе. Поднял желающих на пожарном вертолете, свозил показал полуразвалившееся караульное помещение 2-й части, затем (все познается в сравнении!) — здание «с иголочки» в новом микрорайоне, добротный учебный центр. Депутаты выступили перед контрактниками. В общем, к концу дня «прониклись»...
Важнейший закон этот сперва шел как по маслу, и у Леонида Александровича, «приложившегося» к нему больше всех, «пошло головокружение от успехов». Однако потом затормозилось. Один заместитель председателя Думы Александр Николаевич Крутов внес 79 поправок! Коротчика даже обозлило: заволокитить хотят. Вчитавшись в замечания, осознал: по делу.
Впервые за всю историю вооружились основополагающим документом. Не «чисто пожарным», местечковым, а юридическим, отражающим интересы москвичей. Он «влил» службу, варившуюся в собственном соку, в систему всего городского хозяйства. Она получила прочную правовую базу, финансовый фонд, более широкие полномочия. К примеру, задействовать при пожаре любые средства, имеющиеся в городе. Иными словами, если обстановка требует, «01» должны беспрекословно подчиняться все «конторы» независимо от ведомственной отнесенности.
«Гладко было на бумаге...», — иронично заметит кто-либо. — Сегодня государственные акты и то — по боку». Нет, закон работает, хотя и с отдельными оговорками. Скажем, служба наделена правом бесплатно публиковать и передавать в средствах массовой информации сведения о противопожарном состоянии объектов столицы, загораниях, их причинах и последствиях... В целом с «четвертой властью» общий язык тоже найден. Лишь единицы встали на дыбы: эфирное время стоит уйму денег, а вам задарма подавай? Даже, казалось бы, на «своем» «ТВ Центр» не все понимают простую истину: это вовсе не прихоть — жизненная необходимость для каждого горожанина. Председателю телекомпании отослали «разъяснительное» письмо. Не «исправится» — будет заслушан в Думе. А как иначе?
По мнению начальника УГПС, лучше всего в отношениях на самых разных уровнях выбрать такие грань и линию поведения, чтобы не ходить с протянутой рукой, а корректно, ненавязчиво преподнести: не нам лично это надо — всей Москве. Встретил его как-то довольно высокий чин:
—Какие у тебя проблемы?
—Никаких! — задетый за живое, быстро отреагировал Коротчик. — Они не мои — ваши, общегородские.
Отстаивать свою позицию, проявить принципиальность, твердость тоже нужно уметь и смелость иметь. Но не стричь под одну гребенку. Входя в положение, терпимо относятся к бедствующим охраняемым объектам. Долго не платили профилактикам в Третьяковской галерее, Государственной библиотеке имени Ленина, других. До сих пор «терпят» обанкротившееся акционерное общество «Москвич». Сберегли роту, перебросив на богатый нефтезавод, а на автомобильном оставили малочисленную «бригадку» и по-прежнему стерегут от огня опаснейшее в пожарном отношении предприятие.
Однако как истолковать позицию руководства другого, процветающего монстра отечественной индустрии, где создали было из 60-лет¬них пенсионеров... группу быстрого реагирования? Самих себя обманывают, экономя на «спичках». Известно же: скупой платит дважды.
При необходимости, если иные способы не возымеют действия, можно и власть употребить, полномочия на то даны.
Мартовским утром 1996-го на перегоне между станциями метро «Новослободская» и «Проспект Мира» случилось короткое замыкание в электрокабеле. Огонь побежал по «силовику», словно по бикфордову шнуру, полсотни метров охватил и продвигался дальше. Смрадный дым окутал тоннель. Прибыв по «пятому номеру», перво-наперво стали удалять из опасной зоны пассажиров. Милиционеры помогали, персонал. Всего вывели шесть тысяч человек! Благо, никто из них панике не поддался. Через пару часов и пламя погасили.
Немного спустя в том же самом месте вспыхнул мусор. Опять приехали, потушили. Через час (!) все повторилось. Что за наваждение? Обследовали ночью, оказалось, в тоннеле складировалась масса всяких отходов. При следовании электропоезда «из искры возгоралось пламя».
Коротчик в субботу дежурил ответственным по милицейскому главку, сам съездил, убедился в угрозе новой беды. Дал команду: до устранения недостатков движение на том участке ветки приостановить. Соответствующее предписание приказал вручить начальнику метрополитена Дмитрию Гаеву. Обеспокоенный, тот сразу позвонил:
—Вы шибко умны, садитесь в мое кресло и управляйте.
—Благодарю, — спокойно отозвался Коротчик. — У меня достаточное кресло. Я порядок прошу навести — ничего больше. Вы играете жизнями многих людей.
Гаев молча бросил трубку.
После тех происшествий мэр объявил ему строгий выговор, назначил правительственную комиссию по проверке всех подземных сооружений метро.
Снова — звонок, уже миролюбиво:
—Я не прав. Давайте соберемся: ваши, наши начальники станций, совместно обсудим, подробно...
Было — «закрывал» и нефтеперерабатывающий завод, водопроводную станцию. Разумеется, хватает у Леонида Александровича природной сметки и такта требовать по существу, справедливо и уважительно. Не перегибать палку, не зарываться, упиваясь властью, — эдак ведь самому недолго «сгореть».
—Я сейчас похитрее стал, — объясняет. — Всегда выхожу на селекторную связь с первым вице-премьером Москвы Никольским. Во- первых, обогащает: черпаю информацию, владею обстановкой в городе. А во-вторых, допустим, докладываю: Борис Васильевич, выношу такое-то постановление. Он поддержал, и — никаких звонков, писем с просьбами отодвинуть сроки, «смягчиться, войти в положение».
«Поворачивать власти лицом» начал еще, держа бразды правления «центральным» полком. Обладая даром ладить с людьми, какие бы посты они ни занимали, «сошелся» с префектом округа Музыкантским. Придерживаясь незыблемой заповеди никогда ничего не просить, стал приближать Александра Ильича к проблемам коллектива незаурядным образом.
Позарез нужны были деньги на ремонт депо, закупку техники. Где их раздобыть?
И вот, как «грянет» крупный пожар, командир объявляет «тревогу» для префекта. Зачем? Пусть попробует на вкус, каков он, хлеб огнеборца. Нюхнет дымку, посмотрит воочию, в каких условиях и как действуют бойцы, в каком снаряжении и с каким оборудованием.
Однажды глубокой осенней ночью — «пятый номер» в жилом доме N 43 на Арбате. Пламя захватило на чердаке свыше тысячи квадратных метров. Реально грозило квартирам, другим зданиям, стоящим на старой улице впритык.
Противостояние длилось лишь час, совсем недолго для сложного случая. В тот самый момент на чердаке в еще не рассеявшемся дыму показалась еще одна фигура в боевке и каске. Музыкантский!
Раз, второй повторилось... И — стали «пожинать урожай»: из бюджета округа пошли деньги. Использовали их для первостепенных нужд.
А кроме того, устроили торжественные проводы воинов в запас, пригласив на празднество их родителей (в кои-то веки бывало!). Расходы на пребывание гостей в Москве взяла префектура. Потом — чествование ветеранов и передовиков службы, показательные выступления бойцов в эстафете, концертные номера звезд эстрады. И это еще не все. Прапорщики Анатолий Ядрицев, его тезка Анатолий Гоголев, Вячеслав Сорокин с супругой Людмилой, сержантом-диспетчером, их «однополчане», наверное, не забыли, как префект вручал им ордера на новые благоустроенные квартиры.
На другой встрече Александр Ильич сказал:
- Преклоняюсь перед вашими мужеством и героизмом. Мы — в долгу перед вами.
Слова главы округа не расходились с делами и позже. Это подтвердят полковник Николай Григорьевич Абрамченков, сменивший Коротчика, когда тот перешел заместителем начальника столичного Управления, нынешний глава окружного УГГ1С полковник Виталий Борисович Тараканов, которому предшественник, в свою очередь, передал «хозяйство».
Кстати, именно к тем временам относятся «радиопоздравления», о чем велась речь в начале очерка.
Тогда же — подросшие детишки сотрудников тоже, видимо, помнят — впервые затеяли для них в спортзале бесплатную новогоднюю елку: с театрализованным представлением, подарками. Радости, смеха было — выше крыши, аж потолки подпрыгивали.
Теперь Коротчик с Абрамченковым переносят те мероприятия на гарнизонную «почву», уже в значительно больших масштабах и разнообразности.
— Чтобы закрепить кадры — надо дорожить людьми, беречь их, — придерживается твердой позиции генерал и делает для этого все, что в его возможностях.
Только вот уберечь на пожарах не всегда в чьих-то силах, сколь бы велики они ни были. По себе знает, каково оно в огне-дыму. Будучи еще «замом» в 4-й части, тушил молокозавод. Бойцы поотстали, кислород на исходе... Куда ни ткнется — стена. Жуть. Панический страх охватил. Хоть кричи вроде героя фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «Замуровали!» Потом собрался: «Хрен мамин, возьми себя в руки!» Потихонечку, «по голосам» вышел наружу.
Много раз попадал не в лучшие ситуации, однако «выкручивался» и профессию не сменил.
Как не сменит ее уже прапорщик Лавров. Память о нем саднит сердце... В 1996-м Сергея погребли под собой обвалившиеся перекрытия на шинном заводе. Месяц миновал за месяцем, а никому, кроме своих, до него будто и дела не было. Бойцы сутками искали останки товарища, лопатами расковыривая обломки. Руководство же предприятия, чье добро он спасал, цинично откачнулось, ссылаясь на «бедность». А родным каково? Даже по-человечески последний долг нельзя отдать, не говоря уж об оформлении пенсии вдове с маленьким сынишкой. Формально ведь доказательства гибели отсутствовали.
Начальник УГПС бил тревогу, кого только ни старался «поднять на ноги». Кое-что удавалось, но больше упирался, как на том давнем пожаре, в глухие стены. Равнодушия. Потеряв всякое терпение, выступил с резким заявлением в газете, выразил от имени всего гарнизона крайнее возмущение. Изменив принципу, запросил поддержки: «Поскольку государственные органы не могут обеспечить финансирование работ по извлечению погибшего из развалин, УГПС обращается к населению и организациям с просьбой оказать посильную материальную помощь, чтобы провести аварийно-спасательные работы и отыскать Сергея Лаврова».
И все равно, видать, Богу было угодно по справедливости: спустя девять месяцев останки павшего нашли свои, пожарные...
...Заглянул я как-то к Леониду Александровичу обсудить вопросы по «инициированной» им книге, которую вы читаете. За столом сбоку — худощавый юноша в кожаной курточке.
—Андрей Лавров, младший брат Сережи, — представил хозяин кабинета. — Зову к нам, вроде не против. Верно?
После совместного чаепития смущенный вниманием парень распрощался. Не удержавшись, выразил я сомнения начистоту:
— Надо ли? Огонь не разбирает...
—Надо! — уловив мысль, категорично ответил Коротчик. — К боевой работе близко его не подпущу, в другом месте будет полезен как компьютерщик. Тут значат гены. Сергей очень любил нашу работу... Такие службе нужны, они, будь спокоен, не подведут. Поверь: недалеко время, когда у нас вновь во всю мощь зазвучат знакомые фамилии, которые громко звенели раньше. На смену старой гвардии уже пришли дети, внуки. Семьями поступают... В одном лишь Управлении Центрального округа больше двух десятков династий сложилось. Так- то оно...
Думая о других, себя генерал не щадит. «Промстройбанк», шинный завод, метро «Новослободская», улицы Ярцевская, Ямского поля, Рождественка (Росморфлот) — совсем не полный перечень «его» адресов. Эти «главные» пожары потушены достаточно профессионально.
А разве не показательно, что пошло на убыль число возгораний, пострадавших на них? Два года не наблюдается распространенного прежде явления: с «красным петухом» слетались любители половить рыбку в мутной воде, поживиться на чужой беде. Иногда — вот уж позор! — грешили этим кое-кто из самих укротителей огня. Ныне блюстители порядка ловко ставят сети на таких. Контакт с милицией поставлен четко, «шеф» ГУВД Николай Васильевич Куликов строго следит за этим. Многократно упрочились связи с подразделениями Министерства по чрезвычайным ситуациям, Службой спасения, прочими ведомствами. По телефону доверия — 244-82-33 — может позвонить любой желающий, изложить тревоги «на тему». Даже церковь стала помощницей в ратных делах их, обеспечивающих «ближнему защиту».
Конечно, Леонид Александрович особо не расслабляется, не испытывает головокружения от, в общем-то, немалых успехов на всех направлениях деятельности службы. На итоговом совещании за минувший год прямо высказал претензии: личный состав еще следует учить грамотно вскрывать конструкции и прокладывать рукавные линии, культурнее тушить — не лить почем зря воду, не «оголять», где не надо, крыши, беречь имущество граждан... И все же — чего не отнять — ни на одном пожаре не замечал, чтобы кто-либо из бойцов, командиров «сачковал». И это главное: когда мы едины — мы непобедимы.
В принципе, надо ли ему самому лезть в пекло, коптить легкие?
—Абрамченков намекает изречением: дескать, не царское занятие. Не согласен! Конечно, ствол держать не должен, чужие функции брать на себя нечего. Но пройти по этажам, встать у штабного столика, «снять» информацию, лично убедиться, что огонь дальше не продвинется, — обязан. Глубоко уверен в этом и так буду поступать дальше.
У журналистов принято писать о внеслужебных привязанностях героев своих материалов. «Работа на износ была основным его увлечением», — говаривал Сергей Игнатьевич Постовой о начштаба своего отряда Владимире Михайловиче Максимчукс. Пожалуй, это применимо и для последователя.
— Не рыбак я и не охотник, хотя «разрешительный» билет имею. Ружье бывший солдат Вячеслав Орехов подарил, случайно через двадцать два года с ним встретились. Прекрасный парень. Прошлым летом ездил к нему в гости в Конаково, память вот осталась: руку там невзначай сломал... На Канары, в отличие от некоторых, не летаю. Веришь ли, с возрастом к земле потянуло. В ста восьмидесяти километрах, под Тулой, есть участочек, собрал сам щитовой домишко. Милое дело покопаться в ней, родимой. В отпуске только и копнешь...
Чего греха таить: пошатнулся в последние годы престиж «государевой» службы. Начался отток профессионалов в правоохранительной системе. В пожарной охране тоже иные из опытных «потухли», потянулись в одиночку и «стаями» из «горячих» мест — в теплые или на «пенсион». И ведь, по большому счету, их можно понять: после сплошных грязи, копоти душа просит чистоты и умиротворения.
Остаются самые одержимые. Были они в старые добрые времена. Были не гак давно. Генерал Владимир Михайлович Максимчук, старший прапорщик Дмитрий Дмитриевич Губачсв — царствие им небесное, многие другие. Есть и теперь. Если употреблять «ведомственную» терминологию, — те, кто горит на работе, безоглядно сжигая нервы, здоровье.
«Эк, куда загнул, — скажете. — Генерал, он и в Африке генерал...» В Африке, может, и да. У нас же такой получает меньше самой захудалой секретарши. «Коммерческой», разумеется. Имея «лампасы», устроиться и жить кум королю — возможностей масса. И не надо средь ночи выскакивать, как черт из табакерки, срывая с себя теплое одеяло, пугая домашних, лететь пулей, вкушать дым, сажу, «нагреваться до белого каления». Посмотрите: кого из бывалых ни возьмешь — термические ожоги глаз, частей тела, дыхательных путей, отравления газами...
А может, впрямь, не в деньгах счастье? Тогда в чем же? Спросите даже не у самого Коротчика — у лихих мужиков из штаба пожаротушения на Пречистенке или в окружных Управлениях: что их удерживает?
Аккурат под Новый 1998-й довелось мне стать свидетелем одной сцены в кабинете начальника УГПС. Нежданно подошел заместитель полковник Климкин — ас пожаротушения. Заметно осунувшийся: только перенес инфаркт на почве постоянных «огневых» напряжений и стрессов. Он еще «бюллетенил». Но держался по-военному бодро, пребывал в хорошем расположении духа: «Пяток кило уже прибавил». Порасспросив о самочувствии, Леонид Александрович начал было:
—Обижайся, Виктор Иванович, или нет — я распорядился на пожары тебя больше не пускать.
Смуглое волевое лицо полковника стало сумрачным. Нервно затеребил усы:
— Нет, товарищ генерал, так не пойдет...
Поняв, что любые приказы тут бессильны, Коротчик смирился:
—Хорошо, после праздников приступишь, посмотрим.
— Я собрался завтра. Как обычно, в восемь буду на месте.
—Разве тебя, упрямца, уломаешь... Коль так, заезжай утречком, на работу вместе двинем...
СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ
БОЙЦОВ И КОМАНДИРОВ
ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ
ПРОТИВОПОЖАРНОЙ СЛУЖБЫ МОСКВЫ,
ОТДАВШИХ ЖИЗНИ ПРИ ИСПОЛНЕНИИ
СЛУЖЕБНЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ,
ПОСВЯЩАЕТСЯ...
НЕТУ ЛИЦ —
ПРОТИВОГАЗЫ, КАСКИ…
ДЫМ... ОГОНЬ...
ДЫШАТЬ ТАК ТРУДНО В МАСКЕ!
НО ШАГНУЛИ —
ТРОЕ, КАК ОДИН,
И ПОШЛИ
В ОГОНЬ И В ДЫМ!
СИЛОЙ СТРУЙ
ПРИКРЫТ ИДУЩИЙ ПЕРВЫМ —
ВОДОМЕТ
В РУКАХ ГРОХОЧЕТ ВЕРНЫХ.
ЗА ВЕРЕВКУ В ЧЕРНОЙ МГЛЕ ДЕРЖАСЬ,
ДЕРЖАТ СВЯЗЬ,
СЕРДЦАМИ
ДЕРЖАТ СВЯЗЬ!
ЭТО —
КАК БОГАТЫРИ ИЗ СКАЗКИ
ИЛИ ПАРНИ
В АЛЬПИНИСТСКОЙ СВЯЗКЕ —
ДРУГ ЗА ДРУГА —
НАСМЕРТЬ, ДО КОНЦА!
ТРИ БОЙЦА,
ТРИ КАСКИ,
ТРИ ЛИЦА!
Юрий КАМЕНЕЦКИЙ
ПОМНИМ ИХ ПОИМЕННО
70-е — 90-е годы
Рядовой АКУЛЫНИН Иван Александрович
Рядовой АНДРЮШИН Александр Александрович
Младший сержант БОГАЧЕВ Игорь Викторович
Рядовой БОЛГОВ Дмитрий Михайлович
Рядовой ГВОЗДОВСКИЙ Иван Иванович
Рядовой ГЛЕМЕИДА Алексей Валентинович
Прапорщик ДМИТРИЕВ Игорь Александрович
Рядовой ДМИТРИЕВ Петр Иванович
Рядовой ЖУКОВ Михаил Иванович
Прапорщик ЗЕЛЕНОВ Владимир Иванович
Рядовой КОЛЕМАСОВ Геннадий Анатольевич
Рядовой КОРОТКИХ Сергей Васильевич
Рядовой КУБРАК Виталий Петрович
Капитан КУЗНЕЦОВ Александр Федорович
Старший лейтенант КУЛИК Александр Алексеевич
Прапорщик ЛАВРОВ Сергей Константинович
Рядовой МАРУСЕВИЧ Александр Витальевич
Сержант МИНАКОВ Владимир Алексеевич
Прапорщик НИКИФОРОВ Юрий Владимирович
Младший сержант НОСОВ Игорь Евгеньевич
Прапорщик ОВЧИННИКОВ Юрий Сергеевич
Сержант ПЕРЕТЯТБКО Владимир Викторович
Ефрейтор ПЕТРОВ Алексей Михайлович
Рядовой ПЕТРУШЕВ Игорь Иванович
Рядовой ПОДПРЯТОВ Юрий Михайлович
Рядовой РУНОВ Александр Анатольевич
Ефрейтор САЛОВ Николай Яковлевич
Рядовой СЕЛЕЗНЕВ Алексей Алексеевич
Прапорщик СИБГАТУЛЛИН Абдулбяр Абдулкадырович
Прапорщик СИНЯВСКИЙ Виктор Васильевич
Рядовой ТИМОФЕЕВ Александр Викторович
Младший лейтенант ФАТТАХЕТДИНОВ Гаяр Сайфутдинович
Сержант ХИТРОВСКИЙ Александр Николаевич
Рядовой ШИШКОВ Сергей Николаевич
