За рамками настоящей книги осталась интересная тема — картины пожаров в русской художественной литературе. Русские классики и многие современные писатели не обошли вниманием это извечное зло, беспощадно терзавшее русскую землю, несущее горе и страдание народу.
В повести А.С. Пушкина «Дубровский» картина пожара воспринимается читателем как акт народного возмездия за деспотизм и своеволие чиновников.
Л.Н. Толстой в романе «Война и мир» воспроизвел картину пожара Москвы во время нашествия Наполеона.
Ф.М. Достоевский в романе «Бесы» с большой художественной силой передал кошмар ночного пожара в губернском городе: пылающие дома, клубы едкого дыма, ураганный ветер, паника спасающихся от огня погорельцев, беспомощность властей перед стихией огня. В этом произведении Достоевский впервые в русской литературе описывает глубокую «философскую» сущность ночного пожара, а точнее, характер воздействия открытого огня на психику человека: «Большой огонь по ночам всегда производит впечатление раздражающее и веселящее; на этом основаны фейерверки; но там огни располагаются по изящным, правильным очертаниям и, при полной своей безопасности, производят впечатление игривое и легкое, как после бокала шампанского. Другое дело настоящий пожар: тут ужас и все же как бы некоторое чувство личной опасности, при известном веселящем впечатлении ночного огня, производят в зрителе... некоторое сотрясение мозга и как бы вызов к его собственным разрушительным инстинктам...»
О пожарах в разные времена и с различных творческих позиций писали И. Тургенев, Н. Некрасов, А. Чехов, И. Бунин, М. Горький, А. Куприн, А. Блок, Н. Гумилев, В. Хлебников, М. Цветаева, а также современные писатели и поэты — В. Распутин, В. Солоухин, А. Вознесенский, Л. Ошанин и др. Эта тема, как и прежде, остается весьма актуальной.
В творчестве И. Тургенева, Ф. Тютчева, А. Фета нашли отражение события, связанные с пожарами. Приведем эпизод из жизни А. А. Фета, оказавший влияние на его творчество.
Светлой памяти историка-архивиста Веры Дмитриевны Савельевой, много лет посвятившей пропаганде пожарно-технических знаний среди москвичей.
Тайна Афанасия Фета
В светлой и радостной поэзии Фета диссонансом звучат стихи о чем-то безвозвратно утраченном. Некоторые стихотворения поэта буквально пронизаны чувством «глубокой печали и тайной тоски». Даже находясь в преклонном возрасте, Фет напишет скорбные строки:
Нет, я не изменил. До старости глубокой
Я тот же преданный, я раб твоей любви
И старый яд цепей, отрадный и жестокий,
Еще горит в моей крови.
...Мелькнет ли красота иная на мгновенье,
Мне чудится, вот-вот, тебя я узнаю;
И нежности былой я слышу дуновенье,
И, содрогаясь, я пою.
...А все началось жарким южным летом 1848 г., когда херсонскому помещику Бржескому наконец удалось уговорить корнета Орденского кирасирского полка Афанасия Фета нанести визит хлебосольным Петковичам, которые всегда с большим радушием встречали офицеров этого полка, расквартированного недалеко от их богатого херсонского поместья.
— Уверяю тебя, друг Афанасий, — доверительно говорил на правах старого знакомого Бржеский, — ты не пожалеешь о поездке к чете Петковичей, твоему поэтическому дару это пойдет только на пользу. Там, в доме Петковичей, тебе, возможно, посчастливится увидеть красавицу таврических степей, подлинную Юнону.
— Кто такая? — осведомился пунктуальный Фет, избегавший случайных знакомств.
— О, это само женское совершенство, одна из незамужних дочерей мелкопоместного помещика Лазича Мария. Должен сказать, что она поклонница твоего таланта. А как изъясняется по-французски! — настоящая маркиза! В музыке ей нет у нас равных, просто чудо! В Елисаветграде сам маэстро Ференц Лист пришел в изумление от ее игры на клавикордах. Право, ради такой прелестной девушки стоит поехать на край света. Афанасий! Я уже отрекомендовал тебя Петковичам как благородного офицера, они ждут тебя.
Заинтригованный Фет обещал Бржескому при первом удобном случае обязательно навестить Петковичей, о радушии которых он уже был наслышан от офицеров полка. Почти за 4-летнюю службу в кирасирском полку ему уже порядком приелась однообразная воинская служба, на которую он определился юнкером после окончания полного университетского курса. Но военная карьера для 28-летнего кирасира должным образом не складывалась, не предвиделось и зачисления в привилегированное сословие, т.е. получения дворянства, ради которого приходилось тянуть воинскую лямку в захолустных воинских поселениях херсонщины. Особенно угнетала поэта пора распутицы, когда шли бесконечные дожди и непролазная липкая грязь покрывала дороги, а промозглые холодные туманы непроницаемой пеленой окутывали села и деревни, в которых квартировали кирасиры.
Слова Бржеского оказались пророческими. В доме Петковичей, где Фету был оказан самый теплый прием, он встречает Марию Лазич, которая станет для него источником радости и несбывшихся надежд. В ту пору Марии было 22 года. Образованная высокая и стройная девушка с пышными темными волосами и необычайно нежным лицом производит на Фета неотразимое впечатление. От всего ее облика исходили доброта и очарование молодости, не затронутой еще житейскими невзгодами. Она в совершенстве владела иностранными языками, хорошо разбиралась в классической и современной литературе. Именно от нее Фет узнает последние литературные новинки, с интересом слушает ее декларацию поэмы Тургенева «Параша». А вечером, когда в жирандолях заколебалось золотистое пламя восковых свечей, гости под музыку Марии легко и непринужденно заскользили в танцах по сверкающему паркету. Фет избегал танцев, предпочитая находиться рядом с молодой музыкантшей. Он просит Марию сыграть музыкальный мотив, который Ференц Лист собственноручно записал в ее альбом в знак признания таланта юной исполнительницы. Об этом он напишет в своем стихотворении:
Какие-то носятся звуки
И льнут к моему изголовью.
Полны они томной разлуки,
Дрожат небывалой любовью.
Фет и Мария Лазич проводят в гостях у Петковичей многие дни, совершают вечерние прогулки в степи, липовых аллеях парка. Но романтически настроенная Мария не могла понять прагматичного Фета, считавшего, что, несмотря на взаимную любовь, их брак невозможен, поскольку у них нет средств для безбедного существования.
Мария почти безвыездно гостит у Петковичей, чтобы не пропустить ни одного приезда Фета, а он, назначенный в начале 1848 г. полковым адъютантом, очень занят своими новыми обязанностями: строевые смотры, учения, походы, рапорты, реляции...
В это время в Европе происходят важные политические события, революционные бури сотрясают основы монархических династий Священного союза. Орденский полк получает приказ о срочном перемещении к западной границе империи. Во главе походного порядка вышагивает Фет, не успевший даже проститься с Марией, хотя полк идет мимо поместья, где проходили их встречи.
Об этом горестном марше Фет напишет в своих воспоминаниях «Молодые годы», вышедших уже после его смерти: «Под гром марша я шел мимо далекой липовой аллеи, даже не поворачивая головы в ту сторону. Это не мешало мне вглядываться, скосив глаза, влево, и — у страха глаза велики — мне показалось в темном входе в аллею белое пятно. Тяжелое это было прощание». Так неожиданно оборвались романтические отношения Афанасия Фета и Марии Лазич.
...Прошло несколько лет. Фет продолжает служить в кирасирском полку, расквартированном теперь в Ново-Георгиевске. Его имя уже довольно известно, он автор двух сборников стихов и поэтических публикаций в литературных журналах. Летом 1851 г. он приезжает на несколько дней к Бржеским. Вдень приезда Фета к Бржеским неожиданно пришел Петкович, который, здороваясь с Фетом, воскликнул:
— А Мария-то!
— Что?! — с испугом спросил Фет.
— Да ведь ее уже нет в живых. Она, бедняжка, умерла. И, боже мой, как ужасно!
Когда потрясенный трагической вестью Фет немного успокоился, Петкович рассказал о последних днях жизни Марии. После ухода полка она еще несколько раз наведывалась в дом Петковичей, но была сумрачна и невесела. Ее угнетала обстановка в доме брюзгливого отца, ежедневные изнуряющие уроки, которые приходилось давать строптивой младшей сестре, а также необходимость безвыездно жить в захолустном степном имении... После одного особенно трудного урока с упрямой сестрой Мария легла отдохнуть на диван с французским романом и папиросой. От непогашенной спички, брошенной на пол, вспыхнул подол кисейного платья, спустившийся с дивана до самого пола. Испуганная девушка вскочила и в пылающей одежде бросилась бежать из дома в сад, но как только она выбежала на открытый воздух, огонь моментально охватил ее с ног до головы. На крик Марии прибежали дворовые люди, сорвали тлеющие куски платья и отнесли пострадавшую в спальню. Страдания Марии были безмерными, и, промучившись четверо суток, она умерла.
Фет не мог не чувствовать «сердцем разума» своей косвенной вины за трагическую гибель любимой девушки. К тому же некоторые обстоятельства указывают на возможное замаскированное самоубийство Марии. Об этом туманно говорится в одном из стихотворений поэта:
Ты отстрадала, я еще страдаю,
Сомнением мне суждено дышать,
И трепещу, и сердцем избегаю
Искать того, чего нельзя понять.
Множество стихотворений Фета навеяны прекрасным образом Марии Лазич, проникнуты нежностью и глубокой грустью. Но ни в одном из них он не называет ее имя — это остается его сокровенной тайной.
В благословенный день, когда стремлюсь душою
В блаженный мир любви, добра и красоты,
Воспоминание выносит предо мною
Нерукотворные черты.
Пред тенью милой коленопреклоненной,
В слезах молитвенных я сердцем оживу
И вновь затрепещу, тобою просветленный, —
Но все тебя не назову.
* * *
...Книга окончена. В меру своих возможностей автор стремился рассказать о прошлом пожарной охраны Москвы, опустошительных пожарах, героизме пожарных, особенно ярко проявившемся в годы Великой Отечественной войны, работе противопожарной службы Москвы в наше время и надеется, что эта книга вызовет интерес у читателей.