После жестокой зимы первые теплые дни весны 1920 г. заметно оживили Москву. Многолюднее стало на улицах города. Выйдя из промерзших и темных домов, в которых металлические временные печи служили главным источником домашнего тепла, москвичи с большим удовольствием грелись в ярких солнечных лучах.
В городе проводилась кампания по всеобщей очистке улиц, дворов и жилых домов от накопившейся за долгую зиму грязи и нечистот. В порядке обязательной трудовой повинности к этой кампании привлекались все без исключения жители, в том числе «буржуазный и нетрудовой элемент». Как мера борьбы с тифом и другими заболеваниями была проведена банная неделя. Открылись знаменитые Сандуновские бани, где каждому посетителю вручался маленький кусочек мыла, о котором многие москвичи забыли и думать. А в залах Политического музея, рабочих клубах, красных уголках и других общественных местах кипела творческая жизнь.
...На долю столичной пожарной команды в суровую зиму 1920 г. выпали необычайно трудные испытания, но все без исключения пожарные части города сумели сохранить боеспособность, несмотря на полуголодный продовольственный паек, холод казарменной жизни, эпидемию тифа, падеж конского поголовья.
С первых весенних дней брандмайор А.А. Понофидин и его помощники приняли энергичные меры к ликвидации некомплекта личного состава, приведению в порядок пожарной техники, наведению чистоты в казармах, караульных помещениях и конюшнях. Большим подспорьем в борьбе с пожарами стали первые пожарные автомобили, приобретению и оборудованию которых уделялось первостепенное значение.
Но мирная передышка после разгрома армии Деникина была непродолжительной. Весной 1920 г. началась война с панской Поль-шей, которая стремилась отторгнуть от Российской Федерации западные районы. Через Москву шло основное снабжение Западного фронта. На железнодорожных узлах и на воинских складах Ходынского поля скопилась масса груза, снарядов, боеприпасов, которые плохо охранялись. Эти важные, но легкоуязвимые военные объекты и стали целью вражеских диверсий.
9 мая 1920 г. Москва была буквально ошеломлена чудовищным взрывом. Во многих домах разбились стекла окон, вылетели рамы, распахнулись двери. Взрывы следовали один за другим, вызывая у людей растерянность и панику. По городу быстро распространился слух, что взрываются снаряды на знаменитом Ходынском поле.
Сразу после первого мощного взрыва постовые на вышках Пречистенской, Арбатской, Тверской и других пожарных частей определили, что в районе военного поля начался большой пожар. Последовал сигнал о выезде к месту взрыва пожарных частей города по повышенному номеру.
Брандмайор города Понофидин, находившийся в момент взрыва в расположении Пречистенской пожарной части, немедленно выехал к месту происшествия вместе со своими помощниками Зуниным и Банке. Следом за машиной брандмайора выехал в полном составе и весь пожарный обоз Пречистенской пожарной части.
В пути следования на Пречистенке, Садовом кольце и Тверском бульваре были видны следы разрушений: поврежденные крыши, выбитые стекла, сорванные вывески, поваленные деревья...
Еще ужаснее была картина разрушений и буйства огня на Ходынском поле. Над громадным артиллерийским складом взвивались под облака багрово-аспидные языки пламени и дыма, порой внутри склада раздавались чудовищные взрывы, от которых как спички разлетались горящие бревна и доски, тлеющие головни, фонтаны сверкающих искр и тысячи раскаленных осколков, несущих гибель всему живому. Никто не решался даже близко подойти к этому громыхающему вулкану огня и смерти.
Объехав на автомобиле площадь пожара, Понофидин убедился, что ликвидировать пожар в артиллерийском складе практически невозможно, поэтому надо все имеющиеся силы бросить на защиту от огня соседнего склада Центрвоензага и радиотелеграфной станции. Однако в обширном районе Ходынского военного поля не оказалось воды, ее можно было получить только из пруда, расположенного на расстоянии более двух верст от места пожара. Понофидин поручил своему помощнику Зунину во что бы то ни стало организовать перекачку воды из пруда — выполнение этой исключительно трудной в техническом отношении задачи потребовало установки трех-четырех мощных насосов и прокладки более 100 пожарных рукавов. Зунин и пожарные Арбатской пожарной части делают невероятное — в решающий момент штурма пожара струи воды ударили в яростное пекло...
Между тем положение становилось критическим, склад Центр-воензага, находящийся в зоне сильного теплового воздействия, в любую минуту мог вспыхнуть как порох, поскольку в нем хранилось громадное количество военного имущества и боеприпасов. Спасать склад от огня вызвались добровольцы, в том числе инспектор Шульц, брандмейстеры Давыдов, Крапчитов, Сергеев, Семенов, Михайлов, помощники брандмейстеров Беляков, Канарейкин, Субботин, Ганин, пожарные Макаров, Панков, Тычина, Бессонов, Ручки, Рудой, Железов, Проскалин, Бучкин 1-й, Сорокин, Князев, Голованов.
Тушить пожар было очень трудно, после каждого взрыва окрест разносились осколки снарядов, от которых приходилось укрываться деревянными щитами, листами металла. Чтобы пресечь распространение огня, пришлось вручную разбивать строения, выламывать затлевающие доски, конструкции и на земле обливать их водой. Другая группа пожарных успешно действовала в районе радиотелеграфной станции, вызволив из огненного плена шесть человек.
На рассвете 10 мая огненный ад удалось утихомирить, все реже и глуше раздавались взрывы фугасов и артиллерийских снарядов. К шести часам утра все очаги горения были потушены, взрывы полностью прекратились. В результате 12-часовой битвы с огнем пожарные столицы отстояли крупный военный склад и радиотелеграфную станцию.
Президиум Московского совета от имени рабочих столицы выразил глубокую благодарность всем пожарным частям, принимавших участие в ликвидации пожара на Ходынском поле.
Добровольцы, вызвавшиеся выполнить опасное задание в чрезвычайно сложных условиях, были награждены серебряными часами, а брандмайор Понофидин — массивным золотым портсигаром.
Через несколько дней пожарных Москвы ждало новое испытание. В Вязьме на складах и в вагонах, где находились артиллерийские снаряды, предназначенные для Западного фронта, произошел взрыв, возник колоссальный пожар, угрожающий полным уничтожением города. Из Москвы были направлены техника и пожарные части столицы, которые приняли самоотверженное участие в ликвидации этого грандиозного пожара.
Катастрофа в артиллерийских складах на военном Ходынском поле отражена в мемуарах современников и произведениях некоторых писателей и поэтов, в частности в одном из стихотворений великой русской поэтессы Марины Цветаевой.
...9 мая 1920 г. сотни любителей поэзии устремились в большой зал Политехнического музея, чтобы услышать выступление Александра Блока. Музей был тем местом, где в истощенной, голодной Москве можно было услышать зажигательные речи ораторов, пылкие стихи поэтов, доклады и лекции знаменитых писателей, артистов и ученых. Переносящая вместе со всеми тяготы тех лет Марина Цветаева не могла пропустить публичный вечер любимого поэта, все творчество которого считала высшим поэтическим откровением. На пути в Политехнический ее не остановили громовые раскаты далеких взрывов, неожиданно потрясших весь город. В переполненном зале с трудом удалось отыскать свободное место, а люди все шли и шли, заполняя проходы у стен и окон. Все с восторженным нетерпением ждали поэта, и, когда он появился на открытой сцене, зал взорвался аплодисментами, возгласами приветствий. Блок церемонно раскланялся и после небольшой паузы начал глухим голосом читать стихи. Притихший зал с жадностью ловил чеканный ритм «Скифов», утонченную лирику «Седого утра».
Иногда тишина зала нарушалась сильным гулом взрывов, от которых дребезжали стекла. Возникало минутное замешательство, многие вскакивали с мест, с тревогой прислушивались к раскату взрывов. Но Блок остался внешне спокойным и без тени волнения продолжал размерно читать стихи (вспомните: «...голос твой под рокот рвущихся снарядов...»).
...Цветаева вышла из музея и направилась к своему дому. Она видела кроваво-багровое мерцающее зарево в стороне Ходынки, время от времени глухо ухали взрывы, встречные говорили, что на Ходынке настоящий ад. А потом была бессонная ночь за письменным столом, она снова видела Блока, слышала, как он «в громах, как некий Серафим, оповещает голосом глухим, — откуда-то из древних утр туманных — как нас любил, слепых и безымянных».
Вот это замечательное стихотворение Марины Цветаевой, написанное под влиянием поэтического вечера Блока:
Как слабый луч сквозь черный морок адов —
Так голос твой под рокот рвущихся снарядов.
И вот в громах, как некий Серафим,
Оповещает голосом глухим, —
Откуда-то из древних утр туманных —
Как нас любил, слепых и безымянных,
За синий плащ, за вероломство — грех...
И как нежнее всех — ту, глубже всех В ночь канувшую — на дела лихие!
И как не разлюбил тебя, Россия.
И вдоль виска — потерянным перстом —
Все водит, водит... И еще о том,
Какие дни нас ждут, как бог обманет,
Как станешь солнце звать — и как не встанет...
Так, узником с собой наедине (Или ребенок говорит во сне?)
Предстало нам — все площади широкой! — Святое сердце Александра Блока.