Цель РУБИН ЦЕНТР БЕЗОПАСНОСТИ - предложение широкого спектра услуг по низким ценам на постоянно высоком качестве.

Хроника "великих" пожаров

В лето 1365 г. великая засуха поразила Русскую землю. С ранней весны дни стояли невыносимо жаркие. Не было дождей, обмелели реки, пересохли болота, иссякли родники и колодцы. Земля потре­скалась и стала твердой как камень. Под горячим солнцем повяла трава, пожухли деревья, бессильно роняя на иссушенную землю пожелтевшие листья. Плакали прозрачной смолой гулкие сосно­вые боры. Дымная мгла окутала дремучие леса и дали полей. Даже ночи не приносили людям прохлады. Трудно было дышать.

За рассохшимися дубовыми стенами Кремля в белокаменных соборах при зыбком мерцании свечей шли тревожные молебны о ниспослании дождей и избавлении исстрадавшейся земли от засу­хи. Но по-прежнему с белесого неба безжалостно палило солнце, проносились над Москвой ураганные горячие ветры. Напуганные жители оцепенело ждали неизбежного лихолетья.

Беда грянула с Чертолья — так называлось глухое, дикое место к западу от Кремля, заросшее мелколесьем и кустарником. Издавна стояла на Чертоле церковь Всех Святых, откуда огненная десница и обрушилась неотвратимо на град Москву. В один из томительно душных дней от опрокинутой лампадки запылала деревянная церковь. Сухое дерево стен и дранка церковного шатра вспыхнули как порох, а затем с треском занялись огнем соломенные крыши приютившихся у церковных стен изб и хибарок «черных» людей. Зловещий гул пожара слился с криками и стонами гибнущих.

Сильный ветер подхватил и далеко окрест разнес тучу искр и горящих головней. Безжалостное пламя забушевало в селах и сло­бодах, тесно жавшихся под защиту городских стен. Огненный ура­ган обрушился на посад и скученные строения Кремля, испепеляя все на своем пути. Не устояли перед яростной силой огня и иссу­шенные жарой кремлевские стены, срубленные из вековых дубов.

Через два часа не стало града Москвы. Гибельный пожар до осно­вания истребил Кремль, его стены и башни, посад, Загородье и За­речье, лишив тысяч жителей имущества, скота и крова. Горше всего жители города переживали гибель в пламени кремлевской тверды­ни — спасительного убежища от лютых набегов врагов.         

О великом несчастье, постигшем жителей Москвы в 1365 г., так говорится на страницах русских летописей: «Того же лета бысть пожар на Москве, загореся церковь Всех Святых и от того погоре весь град Москва, и посад, и Кремль, и загородье и заречие. Бяше бо тогда было варно в то время и засуха велика и знойно, еще же к тому востала буря ветренаа велика, за десять дворов метало голов­ни и берна с огнем кидаше буря; един двор гасяху людие, и инуда чрез десять дворов и вдесяти местех огнь загорашется, да тем лю­дие не возмогоша огня оугасити, не токмо не могли дворов и хоромов отнимати, но и имении своих кто же не успел вымчати и прииде пожар и погуби вся и пояст я огнь и пламенем испепелишася. И тако в един час или в два часа весь град без останка погоре. Такова же пожара прежде того не бывало, то ти словеть великы пожар, еще от всех святых». У современников и летописцев этот катастро­фический пожар Москвы, принесший всем жителям так много горя, получил название «великого пожара всех святых», или «всехсвятского».

После опустошительной «огньобразной кары» жители города — «от детей боярских до черных людей» — пребывали в великом стра­хе и трепете... Тоскливо и жутко в сгоревшем городе. Беспощад­ный огонь истребил деревянные жилища, выжег каменные храмы, погубил множество людей. Ветер разносил с пожарища горький дым и серый пепел сгоревших соломенных крыш. Сиротливо высился над пепелищем высокий Боровицкий холм, лишившийся оборони­тельных сооружений, за которыми москвичи находили надежное убежище при частых набегах врага. Без крепких кремлевских стен и грозных башен город не мог спокойно жить и развиваться.

Впоследствии началось восстановление кремлевских стен, но (из-за боязни новых пожаров) уже не дубовых, как это было при князе Иване Калите, а более прочных, способных противостоять и военной силе, и стихии огня. Великий князь Дмитрий Иванович, впоследствии прозванный Донским, решает укрепить Москву на­дежной каменной стеной. Уже в то время на Руси имелись мас­тера — «горододельцы», каменотесы и каменщики, которые могли вырубить, обтесать и уложить белые камни, добытые в подмос­ковных каменоломнях. В летописи сообщается, что возведение обо­ронительной каменной стены началось ранней зимой 1365/66 гг. Белый камень к месту строительства подвозили из каменоломен села Мячкова. Из камня были возведены и стены и боевые башни. Вместе с тем «горододельцы» при строительстве стен, довольно широко применяли и деревянные конструкции. Деревянные навесы тянулись над стенами, боевые башни прикрывали деревянные шатры, что делало и эти оборонительные сооружения уязвимыми для огня, правда в значительно меньшей степени, чем прежние дере­вянные срубы кремлевских стен.

Белокаменный Кремль с длиной стен около 2 тыс. м был возве­ден к 1367 г. С того времени и город Москву стали называть бело­каменной. Использование естественного белого камня при возве­дении кремлевских стен и башен явилось крупным шагом вперед в создании в необычайно короткий срок мощных оборонительных сооружений и в широком освоении нового огнестойкого строитель­ного материала. Теперь белокаменная кремлевская твердыня снова надежно охраняла жителей Москвы от коварных иноплеменников и набегов жадных удельных князей. Но великий «всехсвятский» пожар был не первым и не последним в печальной цепи пожаров, опустошавших Москву.

Безымянные авторы русских летописей скорбно повествуют о бесчисленных губительных пожарах: «бысть пожар на Москве, по- горе город Кремль», «по грехам нашим погоре город Московъ», «Москва вся погоре», «выгоре весь, яко ни единому деревеси на граде остатися», «бысть знамение на небеси, померкло солнце. Того же лета бысть пожар на Москве, погоре град весь яка поле», «пожар бысть велик зело с ветром и с вихрем, много святых церквей и лю­дей згоре».

Почти ежегодно в древней Москве возникали пожары, беспо­щадно выжигавшие деревянные постройки. Летописные источни­ки отмечают, что в XIV в. за десять с небольшим лет произошло четыре «великих» пожара: 3 мая 1331 г. полностью выгорает весь Кремль; через четыре года пламя пожара снова бушует в городе; 13 июня 1337 г. очередной пожар уничтожает почти всю Москву; 31 мая 1343 г. во время пожара опять сгорел весь город.

Стихия огня беспощадно обрушивается и на другие русские города.

Об этом говорится в Новгородской летописи за 1335 г.: «Того же лета, по грехам нашим, бысть пожар в Руси. Погорели город Москва, Вологда, Витебск, и Юрьев-Немецкий весь погорел». Мос­ковские пожары, по определению летописцев, были великим народ­ным бедствием, после которого, однако, происходило быстрое об­новление города и на высоком Боровицком холме мощно и грозно снова поднимались стены Кремля.

В XIV-XV вв. Московское княжество значительно усиливается,  становясь политическим центром Северо-Восточной Руси. Москва превращается в важнейший узел ремесленного производства и торговли. Она уже состоит из собственно города — крепости Кремля — и Великого посада, где находится одно из самых людных мест — «торг» с многочисленными лавками, лабазами и погребами. Внут­ри кремлевских стен — княжеские постройки, соборы, часовни, боярские хоромы.

В раскинувшихся вокруг Кремля слободах — дворы и избы ремесленников, «черного» люда. Все эти скученные постройки — от княжеских хором до дворов ремесленников — были построены целиком из дерева, что делало их весьма уязвимыми для пожара. Бревенчатые избы малы, приземисты, окружены хозяйственными постройками, поленницами, сеновалами. Малейшая неосторож­ность с огнем приводила к катастрофическим последствиям, так как в условиях деревянной застройки способов защиты от пожаров поч­ти не было. Иногда жителям города удавалось спасти от безжало­стного огня кое-что из скарба, который они с наступлением лета заранее прятали в земляных погребах, вырытых вдали от постро­ек — во дворах, садах или на огородах. Но и это не всегда помога­ло... Летописец, описывая большой пожар 1337 г., сообщает: «Тогда вся Москва погореша, после чего случился дождь сильный, так что спрятанное в погребах или вынесенное на площадях все потопло, что было выношено от пожаров». Особенно губительны были пожары в сухую ветреную погоду.

Если огонь истребил 100-200 домов, то о таком пожаре много не говорили, да и в летописях ему не находилось места. «Большим», или «великим», пожаром в Москве считался такой, который выжи­гал все постройки или большую часть города.

«Огонь не щадит ни княжеских хором, ни боярских дворов, ни жилищ черного люда. Великокняжеский дворец был деревянным, как и все гражданские постройки древней Москвы. Поэтому он и сам город горел наравне с другими постройками, как свеча, во время страшных московских пожаров». Сколь скоротечны и опасны для людей были эти пожары, свидетельствует запись в Никоновской летописи о пожаре в хоромах Тверского князя, соперника Москвы: «В лето 6806* загорешася сени под великим князем Михаилом Твер­ским, и згоре двор князя весь. Божиего же милостью пробудился сам князь Михайло и выкинулся и с княгинею своею в окно; а сени по ины княжат и боярченков, спаше и много сторожей, и никто же не слыша. И тако инии избежаша, а инии изгоряша, и казна княжаа вся згоре, и порты и все погоре». Если уж князья не могли избежать участи сгореть в собственных покоях, то можно себе предста­вить, какой опасности подвергался бедный люд, вынужденный ютиться в тесных, крытых соломой избах и лачугах.

Среди опустошительных пожаров XV в. выделяется «великий пожар», возникший в Кремле ночью 14 июля 1445 г., в котором сго­рели не только все деревянные строения, но даже «каменные церк­ви распадались и рушились от невыносимой жары». Во время этого пожара погибло множество людей, сбежавших под защиту крем­левских стен из окрестных городов, сел и деревень из-за боязни татарского нашествия.

Пожары в древнем городе возникали не только по неосторожно­сти жителей. Очень часто к поджогам прибегали враги, стремясь стереть Москву с лица земли. Так называемые военные пожары были особенно губительными. Из летописей известно, что в 1176 г. во время междуусобной войны рязанский князь Глеб напал на город и «пожеже Московьвсю, город и села». Скорбь и отчаяние пережи­вают жители Москвы памятной зимой 1238 г., во время разорения татарами, о котором летописец пишет: «Взяша Москву татарове... люди избиша от старьца до сущего младенца; а град и церковь свя­тые огневи предаша и монастыри все и села пожгоша». После этого пожара пепел и гарь черным саваном покрывают белые снега вокруг Москвы.

Дважды выжигал посады и Загородье Москвы, окрестные села и деревни литовский князь Ольгерд. В 1382 г. хан Тохтамыш после трехдневного безрезультатного штурма московской твердыни веро­ломством проник в Кремль. «И было и в граде и вне града злое ис­требление, покуда у татар руки и плечи измокли, силы изнемогли и острия сабель притупились. И был дотоле град Москва велик, чуден, много народен и всякого узорочья исполнен, и в единый час изме­нился в прах, дым и в пепел...» В 1451 г. Москва снова увидела та­тарскую орду под стенами Кремля. Татары зажгли деревянные стро­ения посадов, огонь обступил весь Кремль, и находящиеся там люди «изнемогли от многия истомы и от дыма». Приступ «скорой татарщины» был отбит, и на этот раз город уцелел.

При нашествии внешних врагов москвичи уходили за стены Кремля, запирались в крепости, а посады, строения и изгороди не­редко сами безжалостно сжигали. В XV в. волны огня и дыма шест­надцать раз проносились над Москвой, испепеляя либо весь город до основания, либо большую его часть. В хронике горестных лет, во время которых «великие и большие» пожары с беспощадностью обрушивались на жителей города, значатся годы 1415, 1418, 1422, 1445, 1451, 1453, 1458, 1468, 1470, 1473, 1475, 1480, 1485 и 1488. В 1483 г. город подвергался сильнейшим опустошительным пожа­рам дважды.

Об этих «великих» пожарах XV в. пишет историк С.М. Соло­вьев в фундаментальном труде «История России с древнейших времен»: «В 1468 году погорели в Москве на посаде восемь улиц, Кремль уцелел, хотя и тяжко было внутри его, но через год погорел весь Кремль, остались целы только четыре двора. Через год после этого погорел весь посад, пожар начался в третьем часу ночи и длился на другой день до обеда, одних церквей сгорело 25; сам вели­кий князь ездил с детьми боярскими, гася и разметывая. В следую­щем году погорел весь Кремль, едва отстояли большой двор вели­кокняжеский, но митрополичий двор сгорел; в сентябре 1475 года погорел в Москве посад, в октябре — Кремль, загорелось в четвер­тый час дня, великий князь сам приехал со множеством людей, по­гасил пожар и поехал к себе на двор обедать, как вдруг в половину стола пожар вспыхнул снова, и сгорел чуть не весь город, едва уня­ли огонь в третьем часу ночи; сам великий князь являлся всюду, где было нужно, со многими людьми; в 1493 году весной погорел весь Кремль, а летом 28 июля был страшный пожар: и в Кремле, и на посаде сгорело более 200 человек». После июльского пожара 1493 г. великий князь московский Иван III издал первые на Руси правила, направленные против пожаров: жителям города летом изб не топить, а пищу варить на огородах, вдали от домов; не держать по вечерам огня в домах; не заниматься стекольным производст­вом в черте города и др.; в последующих указах и распоряжениях эти противопожарные меры повторяются и варьируются неодно­кратно, но Москва продолжала гореть, впереди ее ждали «великие» пожары XVI в.

Что представляла собой Москва в конце XV столетия, можно определить из летописных источников, описывающих пожар 1488 г. Этот пожар уничтожил большую часть города, но Кремль и значи­тельная часть Великого посада огнем затронуты не были. Во время пожара погорели «дворы всех богатых гостей и людей, всех тысяшь с пять». Если предположить, что в каждом дворе жили минимум два человека, то получится, что в посаде в 5000 сгоревших дворов жило не менее 10 000 человек. Прибавим к этой цифре население Кремля и уцелевших от огня посадов и получим, что к концу XV в. в Москве было не менее 20 000 жителей при 8-10 тыс. дворов.

Казалось, после кровавых войн и стихийных бедствий город должен был неизбежно погибнуть, впасть в запустение, раствориться и исчезнуть во мраке средневековья. Но этого не случилось. Чис­ленность населения в Москве устойчиво сохранялась на том же уровне. Как писал историк, «нужно только удивляться мощи и тер­пению русского народа, воздвигшего из пепла сгоревшие города. Если подсчитать хоть отдаленно все то количество благ земных, которые истребил огонь, и вообразить себе несметное число человеческих жертв, погибших в пламени, то можно без большой по­грешности допустить, что пламя как истребитель скосило не менее обильную жертву, как и любая мировая язва».

Но столь могучи и жизненны силы русского народа, что выжженная и разоренная Москва вновь и вновь восставала из пепла. Выгодное географическое положение города на перекрест­ке важнейших торговых путей и в середине русских княжеств, ко­торые прикрывали ее от ударов извне, делало Москву своего рода притягательным центром и убежищем для русских людей.

Изобилие леса и рабочих рук давало возможность быстро отстраивать город. Эту характерную особенность подмечает иноземный посол Яков Рейтенфельс: «Подле Скородома простирается обшир­нейшая площадь, на которой продается невероятное количество леса: балок, досок, даже мостов, срубленных и уже отделанных домов, которые без всякого затруднения после покупки и разборки можно перевозить куда угодно. Ввиду почти непрерывных и опус­тошительных пожаров эти строения как нельзя более кстати для московских жителей».

Другой иностранец отмечает, что в Москве «дома из дерева построены весьма плотно и тепло из сосновных бревен, которые кла­дут одно на другое и скрепляют по углам связями. Между бревна­ми кладут мох (его собирают в большом изобилии в лесах) для пре­дохранения от наружного воздуха. Каждый дом имеет лестницу, ведущую в комнаты со двора или с улицы. Деревянные постройки для русских, по-видимому, гораздо удобнее, нежели каменные, особенно из сухого соснового леса, который дает больше тепла».

Деревянные дома на улицах Москвы строились, как правило, «без больших издержек и с великой быстротой». Каждый горожа­нин, богатый или бедный, стремился иметь в городе свою усадьбу или двор, особенно на посадах. Однако чем ближе к Кремлю, тем гуще и теснее стояли деревянные дома. В Китай-городе и некоторых других частях Москвы можно было увидеть довольно высокие дома «в три или четыре комнаты, одна над другой». Крыши домов, церк­вей покрывались продолговатой дубовой дранкой, каждая из которых заострялась на конце так, что вся крыша казалась покрытой чешуей. Эти драночные крыши представляли большую опас­ность при пожарах, поскольку ветер переносил горящую дранку на значительные расстояния, создавая новые очаги пожаров.

Со второй половины XV в. в градостроительстве Москвы про­изошли важные изменения, благодаря которым стало возможным полностью избавить город от опустошительных пожаров. Речь идет об освоении обжига красного кирпича — огнестойкого строитель­ного материала. «Началось с того, что в 1467 г. зодчий Василий Ер­молин остроумно обновил одну из белокаменных обветшавших церквей в Кремле «кирпичом ожиганным». Вскоре после этого в 1471 г. богатый купец по прозвищу Таракан в течение одного стро­ительного сезона возвел в Кремле же «палаты кирпичные», опере­див самого великого государя, жившего еще в деревянном дворце. А в 1485 г. Иван III начинает грандиозную 10-летнюю реконструк­цию стен Кремля — воздвигается крепость из кирпича, который и становится с этого времени основным огнестойким материалом для каменных сооружений... Московские государи строят крупные кир­пичные заводы с обжигательными печами, но немало высококаче­ственного кирпича изготовлялось и в горнах Гончарной слободы».

В 1487 г. русские каменщики возводят стрельницу наугольную, получившую название Беклемишевской башни, через год — Свиб­лову башню с тайниками и подземными ходами. Затем сооружа­ются грозные башни над Боровицкими воротами, Собакина, Ни­кольская и особо почитаемая московскими жителями Фроловская башня, позднее получившая название Спасских ворот. Башни со­единяются стенами. Кладка кремлевских стен выполнена комби­нированным способом: фундамент и стена — из белого бутового камня, а облицовка — кирпичная. Ровно 10 лет продолжалось стро­ительство новых каменных стен и башен Кремля, которые в несколь­ко видоизмененном виде стоят и поныне. Наличие обожженного красного кирпича и искусство московских мастеров-каменщиков позволили реконструировать старые и построить новые дворцы и соборы в самом Кремле. Архитекторы Марко Фрязин и Пьетро Антонио Солари возвели каменную Грановитую палату, которая и сейчас украшает Соборную площадь Кремля.

Величественной каменной громадой высился Кремль на крутом берегу Москвы-реки в обрамлении грозных башен и неприступных стен, увенчанных поверху ажурными «ласточкиными хвостами», как тогда называли зубцы стен из красного кирпича. А снаружи к кремлевским стенам по-прежнему жались посады, море дере­вянных изб, сараев, часовни, церквушки. Над р. Неглинной, над канавами шумели, работали день-деньской мельницы, торговали тысячи лавок. Они снижали боеспособность кремлевского укреп­ления и представляли опасность в случае пожара для располо­женных в Кремле дворцовых построек, соборов, боярских хором, княжеских покоев. В 1493 г. Кремль подвергается двум опустоши­тельным пожарам.

Великий князь Московский Иван Васильевич приказал снести все дома, лавки и постройки вокруг Кремля, находящиеся на рассто­янии ближе 110 сажен (примерно 235 м) от кремлевских стен. Пустырь, образовавшийся у стен Кремля, стал прообразом совре­менных противопожарных разрывов. Однако большая часть строе­ний в самом Кремле, Китай-городе, в Белом и Земляном городах оставалась деревянной, легкоуязвимой для пожаров.

В XVI и XVII вв. пожары в Москве не столь часты, как преж­де, — видимо, в силу эффективности предупредительных мер, ко­торые систематически осуществляются в городе. Но все же грозную стихию огня окончательно покорить не удается. Город горит во время больших пожаров 1547, 1571, 1610, 1626, 1629 и 1634 гг. Всего за первые четыре с половиной века своего существования Москва 13 раз выгорала дотла, и около 100 раз огонь уничтожал значительную часть города (5-6 тыс. строений).

В середине XVI в. Москва являла самый богатый и обширный городе величественными кремлевскими стенами, оживленным тор­гом, ремесленными слободами и бесчисленным посадским людом, склонным к бунту и мятежу.

По свидетельству некоторых иностранцев, в городе насчитыва­лось более 40 тыс. жилых домов и около 1,5 тыс. золотоверхих со­боров и церквей, придававших столице Руси необычайную красо­ту. Об этом пишет, в частности, английский мореплаватель Ричард Ченслер: «Сама Москва очень величественна. Я считаю, что рус­ский город в целом больше и обширнее Лондона с предместьями. Но она построена нерасчетливо, без должного порядка. Все дома деревянные, что очень опасно в пожарном отношении».

Действительно, в сплошь деревянной и многолюдной Москве трудно было избежать пожаров. Постоянная опасность их возник­новения обусловливалась повседневным бытом тогдашних жите­лей города: кухонные и обогревательные печи не имели дымохо­дов; широко использовались сальные свечи, масляные лампадки и плошки, лучины; беспорядочно жглись костры; дымили горны и плавильни оружейников, таганников, кузнецов; бражники и люби­тели табачного зелья проявляли беспечность в обращении с огнем.

«Красного петуха» пускали нередко и недобрые люди — зажигальщики и тати, коих за такое злодейство при поимке сжигали на мес­те пожара.

Царствование Ивана Г розного (1547-1584) знаменательно мно­гими событиями, в том числе и «великими» пожарами Москвы в 1547 и 1571 гг., дотла испепелившими стольный град.

Все началось ранней весной 1547 г., когда в различных местах Москвы то и дело стали вспыхивать бытовые пожары в жилых домах, тушить которые по тревожному гулу набата спешил посад­ский люд. Надо сказать, что при Иване Грозном повинностная по­жарная охрана находилась в упадке, что не могло не привести к тяжелейшим последствиям.

Положение в городе стало очень опасным, когда надолго уста­новилась сухая погода со жгучими иссушающими ветрами. В один из таких дней Москва содрогнулась от страшного грохота — по при­чине то ли нестерпимой жары, то ли злого умысла взорвались за­пасы пороха, которые хранились в одной из кремлевских башен. Взрыв до основания разнес башню, усыпав окрестные улицы и кры­ши кроваво-красной пылью, которую многие сочли знамением близ­кого несчастья...

Беспокойство перешло в тревогу, когда юродивые и слепые ка­лики распустили в людных местах дикую молву: «Дурные люди вынимают из человеческих трупов сердца, мочат их в воде и той скверной водой по ночам кропят московские улицы, отчего беспри­мерно гореть граду. От огня быть Москве пусто!» Этому вздорному слуху поверили не только простые горожане, но и сам царь и вели­кий князь всея Руси Иван Васильевич, которому тогда шел семнад­цатый год.

Несмотря на юный возраст, он успел уже показать свой крутой и жесткий нрав: будучи в гневе, послал на плаху неугодивших при­ближенных, приказал отрезать язык виновнику «произношения невежливых слов» и распорядился опалить свечами бороды почтен­ным псковичам, осмелившимся пожаловаться на лихоимство царского наместника в городе. Теперь, услышав молву о «скверной огненной воде», самодержец потребовал наказать виновных, но найти их не удалось, как не удалось и предотвратить надвигающу­юся на Москву катастрофу.

«Бысть буря великая и потече огнь яко молния», — отметит впо­следствии летописец. 21 июня 1547 г. ураган поднял ввысь тучу дыма и ослепительных искр, понес по воздуху горящие головни, доски и бревна, сорвал с домов целые пылающие крыши и огненным ковром бросил в гущу деревянных строений, сжигая церкви, хоромы знати, жилые дома, бани, сараи и деревянный настил улиц. Вой огненной бури сливался с оглушительным треском рушащихся строений, гулом падающих колоколов, стонами и криками гибну­щих людей.

Царь, его семья и приближенные в великом страхе бежали из Кремля на Воробьевы горы, откуда подавленно смотрели на гибель в огненной пучине столицы государства. Около десяти часов бушевал огненный ураган, уничтожив все, что могло гореть, и нанеся сильные повреждения каменным постройкам Кремля и его стенам; дотла выгорели Китай-город, Великий посад, Белый город, не уцелели ближайшие слободы и деревни. Количество погибших летописец определяет в 1700 человек взрослого насе­ления, а сколько погибло малолетних детей — об этом летопись вообще умалчивает.

Погорельцы остались без пищи и крова над головой, а также без помощи со стороны правителей. В народе начались волнения. Рас­пространился новый слух, что виновники пожара — Глинские, род­ственники царя, и гнев народа обрушился на тех из них, которые не успели найти надежного укрытия. Толпа рассерженных москви­чей двинулась в село Воробьево к царю, требуя выдачи Глинских, однако у самодержца хватило духу успокоить враждебно настро­енную толпу. Люди разошлись, удовлетворенные тем, что молодой царь «не учинил им опалы». Но то был коварный ход — вскоре Иван IV приказал «имати бунтовщиков и казнити».

Но и после этого страшного и губительного пожара Москва не впала в запустение. Город оставался духовным центром русского православия, объединяющим политические и хозяйственные силы. Выжженный дотла город снова восстал из руин и пепла, с хорома­ми и церквями, ремеслами и торгами, великим множеством дере­вянных жилых домов, которые росли как грибы.

Однако восстановленная Москва подверглась еще одному жес­точайшему пожару. На закате царствования Ивана Грозного, когда в состав Российского государства вошли Казанское и Астраханское ханства, а Ермак совершил героический поход в глубь Сибири, в пределы нашего Отечества неожиданно вторгся крымский хан Дев- лет-Гирей. Во главе стотысячной конной рати он в мае 1571 г. фор­сировал Оку и подошел к Москве, к обороне которой царь должных мер не принял.

Царские опричники, только что безжалостно разгромившие Новгород, предавались праздной жизни в своих вотчинах и поместьях, а Иван Грозный, услышав страшную весть о нашествии крымчаков, бежал в Вологду.

Хан ДевлетТирей не стал штурмовать каменные стены Москвы, а 24 мая приказал поджечь деревянные строения, расположенные в 30 местах вокруг города. Образовалось гигантское пылающее коль­цо, вихрь огня и дыма взметнулся под облака и быстро перекинулся через стены Китай-города, а затем и Кремля. Буйно запылали пост­ройки, дворцы, церкви, часовни и соборы, в которых десятки тысяч пришлых людей искали спасения от татар. Над городом забушевал огненный шторм, в котором моментально сгорали деревянные стро­ения, факелами вспыхивали деревья в садах и огородах. По свиде­тельству летописца, «на царском дворе, в каменных палатах, даже и железные связи перегорели и разрушились, медь текла аки воск, церкви каменные рушились, люди в глубоких подвалах, погребах и землянках сгорали и задыхались от чада и нестерпимой жары».

Сжегши Москву, Девлет-Гирей устремился за Перекоп, по пути разграбил и предал огню Рязанскую землю, увел в полон бесчис­ленное множество русских людей.

После огненной напасти Москва обезлюдела, стала пустынной, «яко поле». Погибших во время пожара некому было хоронить, их пришлось сбрасывать в Москву-реку, и трупов оказалось такое множество, что на реке образовался затор и она вышла из берегов.

И опять собрались в столицу плотники, каменных дел мастера, кузнецы, печники, землекопы... Перекрестившись и сотворив мо­литву, принялись они чинить стены Кремля, копать оборонитель­ные рвы, восстанавливать монастыри, церкви, рубить хоромы, ста­вить избы. К концу XIV в. Москва вновь зашумела изобильными рынками, грозно ощетинилась земляным валом. Но борьба с пожар­ным бедствием оставалась втуне, до дней царствования славного государя Алексея Михайловича Романова, прозванного в народе Тишайшим.

С московскими «великими» пожарами XVI в. связана таинст­венная история исчезновения библиотеки Ивана Грозного, поиски которой безрезультатно продолжаются вот уже много лет. По сви­детельству некоторых очевидцев, в библиотеке Ивана Грозного насчитывалось до 800 дневних манускриптов величайшей ценнос­ти. Большая часть этих книг якобы принадлежала перу греческих и латинских авторов. В числе бесценных сокровищ значились ранее утраченные или малоизвестные сочинения Цицерона, Светония, Тацита, Вергилия, Полибия и других знаменитых историков и пи­сателей. Эта библиотека, по преданию, досталась Ивану Грозному от Ивана III, женатого на племяннице последнего византийского императора — Зое (Софье) Палеолог.

Свидетелем наличия у царя Ивана Грозного библиотеки был дерптский пастор Иоганн Веттерман. В известной «Ливонской хронике» (Тарту) имеются данные о том, что царь велел показать пастору свою московскую «Либерию» (библиотеку), состоявшую из книг на греческом, латинском и древнееврейском языках и хранив­шуюся, как драгоценное сокровище, замурованной в двухсводчатых подвалах под Кремлем. Ориентировочно можно считать, что Вет­терман видел «Либерию» не позже июля 1570 г. Это последний сви­детель, которому посчастливилось лицезреть бесценные книги.

Видимо, следы драгоценной библиотеки наследницы Византий­ского престола навсегда затерялись в дыму московских пожаров. Пламя пожаров было сверхгубительным, поэтому найти библиоте­ку московских царей, очевидно, никому не удастся. Даже если книги помещались в глубоких подклетях или в «двухсводчатых тайниках» соборов и дворцов, то они не могли сохраниться в условиях колос­сального теплового воздействия, возникающего во время пожаров. Учитывая чрезмерную насыщенность города и Кремля деревянны­ми строениями, при пожарах могла создаваться столь высокая тем­пература (выше 1000°С), что оплавлялся даже металл. Методы за­щиты сокровищ и культурных ценностей от огня в то время были весьма примитивными. Только мощный слой земли мог сохранить библиотеку. Но это мало вероятно. Большинство сохранившихся в московских архивах древних рукописей относится к XVII в., а то, что имелось до этого, безвозвратно утрачено в междуусобицах, войнах или стало жертвой опустошительных пожаров.

Допуская, что «Либерия» могла уцелеть при всех пожарах, про­исходивших до 1570 г., когда она была показана Веттерману, изве­стный историк Москвы И.Е. Забелин, однако, ставит под сомнение ее сохранность после жесточайшего пожара 1571 г., уничтожив­шего всю Москву. Тогда «на царском дворце, в каменных палатах, даже и железные связи перегорели и разрушились от огня, а в городе церкви каменные от пожара расседались и люди в каменных по­гребах горели и задыхались... Всякое богатство и добро погорело». Если библиотека помещалась в казенных подклетях Благовещен­ского собора или рядом с церковью Святого Лазаря, то она непре­менно погибла бы от огня.

В средние века и другие крупные города Европы систематичес­ки подвергались опустошительным пожарам. Немецкий город Лю­бек горел несколько раз, причем после одного из пожаров от него осталось только пять домов. Страсбург в XIV в. горел восемь раз. Дважды полностью выгорал Берлин. Большой пожар Лондона в 1666 г. принес городу колоссальный ущерб, уничтожив 460 улиц и более 13 тыс. домов.

В 1556 г. в Лондоне были глашатаи, которые в ночное время об­ходили улицы города, позванивая колокольчиком и взывая: «Будь­те осторожны с огнем и светом, будьте милосердны к бедным, мо­литесь за мертвых».

Как уже указывалось, в древней Москве стихийный характер пожаров обусловливался скученностью деревянных построек и са­мим бытом московских жителей. (То же было характерно для Москвы XVI-XVII вв.)

Основные меры борьбы с бытовыми пожарами заключались в строгом ограничении или даже в категорическом запрете пользо­ваться огнем в летний сухой период и жестоком наказании вино­вника несчастья.

В 1504 г. в Москве вводится система контроля за «бережением от пожаров», которой предусматривалось «беречь города от огня и всякого воровства». С этой целью учреждается так называемая по­жарно-сторожевая охрана. Город был разделен на участки, а на концах улиц поставлены решетчатые ворота — заставы, которые на ночь запирались. На заставах «приказано нести повинность всем обывателям без различия чина по одному с десяти дворов и из тор­говых рядов по одному человеку с десяти лавок. Все они обязаны были выступать в обход и нести караул с оружием и инструмен­том». Группу сторожей возглавляли «решеточные приказчики». Для тушения пожаров привлекаются стрелецкие полки, но пользы от них было очень мало в силу специфики этого войска. По-прежнему основным способом тушения пожаров остаются ломка и снос дере­вянных соседних домов и строений, которым угрожает пожар, а также установка защитных щитов из луба, смоченных водой. Как и во времена Ивана Грозного, так и в период царствования Бориса Годунова и Михаила Федоровича Романова больших изменений в технике и приемах тушения пожаров не наблюдается. Более того, Москва в смутное время обезлюдела и сильно выгорела в результа­те пребывания в ней польских панов. Только в середине XVII в. борьба с пожарами принимает государственный организованный характер.