В лето 1862 г. в Москве случился очередной большой пожар; на этот раз огненная стихия буквально опустошила всю застроенную часть обширной Рогожской заставы, в которой проживало более 50 тыс. человек, главным образом коренных старообрядцев. Здесь, в давно обжитой местности, размещалось 19 церквей, 5 монастырей, сотни добротных домов и знаменитое Рогожское кладбище.
Издавна Рогожская, Серпуховская, Крестовская, Симоновская, Калужская, Покровская, Трехгорная и другие заставы играли заметную роль в жизни города. Они размещались на трактах при въезде в город, имели круглосуточную охрану, загорождения в виде тяжелых шлагбаумов, именуемых в народе «шланболями», перекрывающими в ночное время всякое движение по тракту. С раннего утра до поздней ночи через заставы сновал пеший люд, ехали экипажи, почтовые повозки, скакали всадники, скрипели крестьянские телеги, тянулись бесконечные обозы. Непременным атрибутом московских застав являлись кардегардии (казармы), в которых неотлучно пребывали солдаты, несшие «службу на часах», и «щупальщики», в обязанности которых входило протыкать острым металлическим прутом поклажу повозок, возы с сеном, чтобы узнать, не везут ли в первопрестольную ненароком вино, поскольку в то время в Москве существовал винный откуп и ввоз вина в город строжайшим образом запрещался.
Среди московских застав Рогожская была одна из самых оживленных, пользовавшаяся среди обывателей города особой известностью. Отсюда начинался горестный Владимирский тракт, по которому из московских тюрем отправляли преступников на каторгу в Сибирь. В дни отправки арестантов по этапу у заставы собиралось много скорбящих богомольцев и провожающих, чьим близким предстоял тяжелый каторжный путь по Владимирке в далекие се-верные края. Совсем другая жизнь начиналась во время Нижегородской ярмарки. Тогда через Рогожскую заставу летели тройка за тройкой разгульного купечества России. Купечество, торговцы, духовенство и обыватели обосновались у Рогожской заставы домовито и обстоятельно. Главными улицами заставы считалась Тележная и Воронья*. Первая почти сплошь состояла из вместительных постоялых дворов, в которых останавливались обозы, привозившие в Москву различные товары. Все дома на Тележной были каменными, двухэтажными, но их дворы были тесно застроены деревянными навесами, конюшнями, сараями и амбарами, где часто возникали пожары. На самой улице шла бойкая торговля телегами, тарантасами, экипажами, шорным товаром.
Воронья улица была в основном застроена добротными деревянными домами, окруженными хозяйственными постройками. Здесь имелось много пекарен, складов, лавок, торговавших одеждой, обувью, ситцем, шапками, сальными свечами и другими товарами. Трактиры и пивные Рогожской заставы были полны пришлым людом. Вот эти и другие улицы стали жертвами опустошительного пожара, возникшего 2 июля 1862 г.
День выдался сухой и жаркий, к вечеру похолодало, но ветер усилился. После 6 ч вечера в одном из деревянных домов по Вороньей улице вспыхнул пожар (как предполагают, во время приготовления варенья). Пожар потушить не удалось, запылал весь высохший от многодневной жары дом, пламя перекинулось на соседние строения, которые загорелись подобно свечам, о тушении пожара никто не думал, люди бросились спасать нажитое добро. Ближайшая Рогожская пожарная часть явилась на пожар, когда огонь охватил несколько домов.
Усилился ветер, разнося вокруг искры и тлеющие головни на крыши деревянных строений, пожар неудержимо разрастался. Был дан сигнал о сборе на пожар всех пожарных частей города, но они ничего не смогли сделать с морем огня. Колодцы оказались в зоне пожара. За водой ехать было далеко — на Яузу, а к ней конно-бочечным повозкам надо было спускаться и подниматься по очень крутой дороге. Тушение загоревшихся домов маломощными заливными пожарными трубами приносило мало пользы. Загорелись постоялые дворы на Тележной улице и некоторые церкви. К утру огонь проник на 2-ю и 3-ю Рогожские улицы. Ветер разносил окрест тлеющие рогожи, клоки сена и соломы. Поднялась огненная буря, пожар неудержимо разрастался, горело более 300 домов с хозяйственными строениями. Высохшие в летнюю жару деревянные конюшни, навесы, сараи вспыхивали как порох, поджигая рядом стоящие каменные дома.
С внешней стороны заставы, за деревянным валом, был расположен большой дегтярный двор, на котором находились тысячи пудов дегтя в бочках — огонь перекинулся и туда, в небо взметнулся столб пламени, тяжелое облако дыма и копоти окутало окрестность, по земле потекли потоки горящего дегтя. На Вороньей улице загорелись лавки по продаже свечей и салотопня, в удушливой атмосфере воздуха невозможно было находиться.
Пожар угрожал все новым и новым домам, где все было подготовлено к бегству, наспех собранные домашние вещи в беспорядке брошены на возы, люди не спали всю ночь и готовы были бежать из огненного ада куда глаза глядят.
Наступивший день не принес облегчения, пожар не стихал, огонь уничтожал строение за строением. Нещадно палило затуманенное дымом солнце. К дневной жаре добавился нестерпимо раскаленный пожаром воздух, в котором трудно было дышать. Ни пожарные, ни владельцы домов уже не делали активных попыток остановить лавину огня. В атмосфере чудовищной жары и едкого дыма народ смирился с неизбежной гибелью своих домов. Пожар распространился на расстояние более квадратной версты.
Пожарные после почти суточной борьбы с огнем полностью обессилили и перестали тушить пожар, представив все воле божьей. Ничем не могла помочь пожарным и съехавшаяся на пожар вся московская власть. Тысячи любителей огненных баталий явились со всех концов Москвы, чтобы лицезреть гибель Рогожской заставы. Генерал-губернатор приказал срочно вызвать на помощь несчастных целые полки. Но офицеры и солдаты ничего не могли предпринять в создавшихся тяжелейших условиях, их роль свелась к охране имущества погорельцев, хотя случаев краж отмечено не было.
Через трое суток огонь, уничтожив все, что могло гореть, стал стихать, потеряв силу в тех местах, где на его пути оказались пустыри, рощи и густые зеленые насаждения в виде парков и садов. Там, где раньше кипела деятельная жизнь, предстала картина страшного разрушения. На опустошенном огнем пепелище остались только печные трубы да груды обожженного железа, среди которых бродили погорельцы. Тысячи людей лишились крова и средств существования.
Еще после проведения Нижегородской железной дороги Рогожская местность начала приходить в упадок, а после пожара 1862 г. ее жизнедеятельность полностью прекратилась. Она опустела. Спустя 20 лет современник событий П.И. Богатырев писал, что на бывшей многолюдной Рогожской заставе жизнь едва теплится, многие дома остаются неотстроенными, улицы пусты и безлюдны.
Московская пожарная команда, как и во время пожара, уничтожившего Большой театр, оказалась бессильной в борьбе с огнем, поскольку, как уже упоминалось, в середине XIX в. развитие градостроительства явно опережало темпы развития технических средств борьбы с огнем.
Кроме того, частые случаи опустошительных пожаров объяснялись и характером застройки, в которой дерево еще преобладало над камнем. За чертой Садовой улицы подавляющее большинство московских домов-особняков были выполнены из дерева, по крайней мере частные жилища. В черте Садовой улицы дома также в основном были деревянными, но для благообразия оштукатуренными. Да и высота каменных домов в Москве, как правило, не превышала трех этажей. По традиции, внутренние дворы застраивались различными деревянными постройками хозяйственного назначения, что делало их легкоуязвимыми в пожарном отношении. В самом быту московских обывателей имелось более чем достаточно потенциальных источников загораний и пожаров: печи, кухонные очаги, сажа в дымоходах, костры, непотушенные угли, самовары, свечи, масляные лампы.
Положение в городе усугублялось сложностью доставки воды к месту пожара и неблагоустроенностью дорог. Ровная деревянная торцовая дорога имелась только на небольшом участке Тверской улицы, у дома генерал-губернатора. Остальные улицы были замощены неровным булыжником, а окраинные улицы и переулки Москвы весной и осенью утопали в грязи. Зимой снег с улиц не убирался, образовывались впадины и ухабы, по которым санные повозки передвигались, как лодки по морским волнам.
Московский старожил М.М. Богословский вспоминает, что ликвидации деревянных домов способствовали частые пожары. Он приводит случай, когда московский городской голова Н.А. Алексеев, не оставлявший без своего попечительства ни одной отрасли городского хозяйства, приехав на пожар, случившийся в деревянном частном доме по Афанасьевскому переулку, и следя с высокой пролетки за тушением пожара, громко сказал собравшейся толпе народа: «Ну слава богу! Одним деревянным домом в Москве стало меньше» .
Несмотря на энергичную деятельность Алексеева, деревянное строительство в Москве не прекращалось — стоимость одной кубической сажени (9,66 куб. м) каменного знания к концу XIX в. была почти в 5 раз дороже деревянной. Кроме того, дерево продолжало оставаться в Москве наиболее доступным строительным материалом.
Как же было организовано тушение пожаров в XIX в. в Петербурге, Москве и других крупных городах? В 1818 г. в Петербурге была издана книга В. Горголи «Практическое наставление брандмейстерам». Она вышла в свет спустя почти 15 лет после организации в обеих столицах профессиональной пожарной охраны, и, следовательно, в ней в известной мере обобщен опыт первых лет работы этой пожарной охраны.
К тому времени пожарные части Москвы уже обзавелись высокими пожарными каланчами, с которых можно было просматривать окружающую местность. Обнаруживали пожары двое часовых, дежурившие на каланчах и сменявшиеся каждые два часа, а в зимнее время через час. Обязанности между двумя часовыми на каланчах были распределены. Приведем воспоминания писателя Н.Д. Телешова, хорошо знавшего порядки в Московской пожарной команде прошлого века: «Москва была разделена, если не ошибаюсь, на семнадцать частей, и в каждой пожарной части высилась каланча. Там, на самой макушке, огороженной барьером, ходили вокруг навстречу друг другу днем и ночью по два солдата-пожарных и, когда замечали дым начавшегося пожара, звонили вниз, в пожарную часть. По тревоге выбегал дежурный постовой, вскакивал на оседланную лошадь и мчался в указанном направлении узнать, где именно горит. А в это время пожарные запрягали коней, надевали медные каски, выкатывали бочки с водой и по возвращении вестового мчались со звоном и грохотом на указанный пункт. А пока все это готовилось, пожар развивался не на шутку. Бывали пожары, уничтожавшие целые кварталы.
Москвичи и соседние пожарные части оповещались о начавшихся пожарах вывешиванием над каланчой на канатах рычага черных кожаных шаров, размером с человеческую голову. У каждой части был особый знак. А когда пожары становились угрожающими, то вывешивали еще и красный флаг. Это означало — сбор на пожар всех частей». К картине, нарисованной Телешовым, следует добавить, что в ночное время для сигнализации о пожаре вывешивали фонари, строго соблюдая определенную комбинацию красного и белого цветов.
В наставлении содержались практические рекомендации о порядке выезда пожарных частей и тушения пожаров с учетом возможностей, которыми располагала профессиональная охрана того времени. В частности, при получении извещения о пожаре брандмейстер должен лично выезжать со своей частью в заранее определенном порядке. В районе выезда каждой части заблаговременно предусматривалось специальное место, куда обязаны были прибыть обозы соседних пожарных частей и откуда они направлялись по конкретному адресу. Система оповещения и вызова пожарных частей на пожары была разработана и для условий плохой видимости (снежная погода, густой туман и др.). В таких случаях в канцелярию оберполицмейстера, где обычно круглосуточно находился дежурный брандмейстер, направлялся от городской пожарной части верховой пожарный. Получив сообщение от дежурного брандмейстера о пожаре, верховой немедленно возвращался в свою часть, чтобы передать полученные сведения. При отсутствии других средств связи такую систему оповещения и выезда на пожары следует признать для большого города продуманной и целесообразной.
Ограниченные технические средства борьбы с огнем заставляли брандмейстеров сочетать действия по тушению пожаров с одновременной разборкой соседних зданий и строений, чтобы ограничить распространение пожара. Подобную работу обычно исполняли топорники, выезжавшие на открытых линеечных доходах. В наставлении указывалось, что каждый брандмейстер обязан знать строительные конструкции зданий и обучать топорников приемам разборки их во время пожаров.
Значительное место в наставлении уделено служебным обязанностям брандмайоров и брандмейстеров. В частности, указывалось, что брандмайор обязан содержать команду в постоянной готовности, в течение недели побывать во всех пожарных частях города, требовать от подчиненных брандмейстеров и их помощников, чтобы они обязательно знали имена пожарных своей части, их способности и навыки работы на пожарах. В случае пожара брандмайор города обязан был в возможно короткий срок прибыть в очаг бедствия, быстро выбрать место для «сдерживания» огня и не уклоняться от участия в тушении пожара, указывая при этом каждой части, где и как она должна действовать. Брандмейстеры должны были проводить занятия с пожарными, обучая их пользоваться противопожарными инструментами. Как правило, брандмейстеры устраивали 2 раза в неделю «фальшивые» (учебные) тревоги, при этом время готовности конного пожарного обоза к тушению пожара должно было составлять не более 4 мин. В некоторых пожарных частях Москвы выезд по тревоге составлял менее 4 мин, что достигалось четким распределением обязанностей среди пожарных.
В Москве существовала интересная традиция проведения генеральных смотров конных пожарных обозов, к которым тщательно готовился весь личный состав.
Первый смотр проводился, когда конный обоз переходил с летнего хода на зимний, а второй — во время перехода с зимнего на летний ход. На генеральных смотрах считали для себя обязательным присутствовать полицмейстеры Шульгин, Огарев и неутомимый обер-полицмейстер Москвы Власовский. Иногда парадные смотры Московской пожарной команды удостаивали своим присутствием генерал-губернатор князь Долгоруков и деятельный городской голова Алексеев. Личный состав пожарной части, показавшей лучшие результаты по время смотра, нередко поощрялся — чаще всего пожарные получали небольшую сумму денег, чарку водки или добавочную порцию говядины к столу.
Как упоминалось, профессиональная Московская пожарная команда, созданная по указу Александра I от 31 мая 1804 г., содержалась за счет казны, полностью подчинялась полиции и вначале находилась на ее бюджете. В 1823 г. Московская пожарная команда, продолжая оставаться по административной линии в ведении оберполицмейстера, переходит на городской бюджет, и именно поэтому в 1923 г. отмечалось 100-летие городской пожарной охраны. Эта путаница и заблуждение относительно времени появления профессиональной пожарной охраны отмечается во многих исторических исследованиях.
В 1804 г. численность пожарных Москвы составляла 1561 человек, из них 354 одновременно исполняли обязанности фонарщиков.
Московская пожарная команда разделялась на 20 частей. Позднее (1829 г.) 3 пожарные части (Таганская, Покровская, Новинская) вошли в состав других пожарных частей. Первоначально в каждой части имелись 1 брандмейстер, 1 помощник брандмейстера, 76 рядовых пожарных служителей, 6 кучеров (фурманов) и 4 трубочиста. Мастера по ремонту «огнегасительного» инструмента, 3 помощника брандмейстера и еще несколько мастеровых числились при пожарном депо, которое с 1812г. занималось изготовлением и поддержанием в работоспособном состоянии заливных труб, повозок и другого специального снаряжения, находящегося в городских пожарных частях.
По установленному строгому порядку на пожар выезжал весь состав части, кроме 1-2 дневальных. На пожаре работали до полной его ликвидации, замен уставших людей не производилось, хотя ликвидация пожара иногда затягивалась на многие часы.
Выдерживать подобную изнурительную работу по тушению пожаров могли только физически сильные и натренированные люди, которые и составляли основу Московской пожарной команды.
Конный обоз Московской пожарной команды включал в себя 26 линейных ходов, на которых выезжали главным образом топорники, 18 больших лестниц и 18 крюченных ходов.
К середине XIX в. в Москве насчитывалось 16 пожарных частей: Городская, Якиманская, Серпуховская, Арбатская, Пречистенская, Пресненская, Сущевская, Сретенская, Яузовская, Мещанская, Басманная, Тверская, Рогожская (каждая из которых имела от 88 до 90 пожарных, 8-10ходови 18-20лошадей), Пятницкая,Хамовническая и Лефортовская (имевшие от 171 до 178 человек, 15-17 ходов и 35-37 лошадей каждая). (Структура, места размещения перечисленных пожарных частей оставались неизменными около 80 лет, что дает основания надеяться на возвращение им исторических наименований, не нарушая действующую нумерацию пожарных частей города.)
До крушения монархии в России лишь 2 законодательных акта оказали существенное влияние на становление профессиональной пожарной охраны. В 1853 г. Министерство внутренних дел утверждает «Нормальный табель состава и оснащения пожарной части в городах», в соответствии с которым все города России, кроме сто-личных, были разделены на 7 групп по числу жителей. Для небольших городов первых двух групп в табеле предусматривалось лишь по 5 и 12 рядовых пожарных, для остальных пяти групп — 26, 39, 51, 63 и 75 пожарных, включая одного брандмейстера. В том же году Министерство внутренних дел утверждает штат пожарных частей (команд) для 461 города России, однако содержание профессиональной пожарной охраны возлагалось на городские управы, при административном подчинении полиции. С созданием в городах профессиональной пожарной охраны появилась необходимость создания для нее специальных зданий — пожарных депо.
«Нормальный табель» 1853 г. не имел прямого отношения к Москве, но косвенно пожарная команда города способствовала его реализации. К мастерским пожарного депо были приписаны окружающие губернии, откуда ежегодно приезжали по 3 человека для обучения. Приобретая в Московском пожарном депо (мастерских) необходимые знания и навыки, эти люди возвращались в свои губернии и в свою очередь занимались там изготовлением и ремонтом оборудования и инструмента, обучением пожарных работе с заливными трубами, лестницами, приемам тушения пожаров. Лиц, про-шедших обучение в Москве, зачисляли в штат местной полиции, освобождали от рекрутской повинности, поскольку они брали обязательство прослужить в пожарной охране в течение 15 лет.
В 1873 г. с введением правительством России всеобщей воинской повинности комплектование пожарных команд Санкт-Петербурга и Москвы лицами, имеющими нижние воинские чины, было прекращено — предписывалось комплектовать пожарные части пожарными служителями по вольному найму. Этот переход на новые условия комплектования в Московской пожарной команде был осуществлен только в 1884 г. С этого времени до революции существенных законодательных актов по работе профессиональной пожарной охраны не принималось.
После I съезда пожарных деятелей России, состоявшегося в июне 1892 г., и утверждения Министерством внутренних дел устава Российского пожарного общества 23 марта 1893 г. вся деятельность по совершенствованию профессиональной и добровольной пожарной охраны сосредоточивается в Центральном совете общества.
Техника тушения пожаров в XIX в. совершенствовалась довольно медленно. Сравнительно небольшая производительность заливных труб ручного действия (около 200 л/мин) ограничивала их использование при тушении развившихся пожаров. В городах России широко использовалось более 20 типов пожарных насосов ручного действия отечественного производства, что позволяло полностью отказаться от их экспорта.
Изобретение паровых машин открыло возможность использовать силу пара для привода пожарных насосов. С 1859 г. английские фирмы «Шанд-Мейсон» и «Мерри веттер>> стали продавать паровые пожарные машины (насосы). Россия приобрела первую паровую пожарную машину в 1862 г. для одного из заводов Петербурга.
Постепенно паровые машины стали применяться для тушения пожаров и в Москве. Первая паровая пожарная машина была приобретена для московской пожарной команды в 1868 г. у изобретателя А.И. Шпаковского, автора книги «Значение для России паровой силы как средства тушения пожаров».
В 1892 г. на Московской Всероссийской художественно-промышленной выставке была показана паровая пожарная машина (насос), собранная на московском заводе Густава Листа из деталей иностранного изготовления, а в 1896 г. этот завод выпускает уже 2 паровые пожарные машины полностью отечественного производства. В последующем на заводе начинается серийное производство паровых пожарных насосов, получивших название паровых пожарных труб.
В начале XX в. в Московской пожарной команде насчитывалось уже более 10 пожарных машин («паровых труб»), но использовались они в основном «для тушения затяжных пожаров». Медленное внедрение паровых пожарных машин в городах России в значительной мере объяснялось их очень высокой стоимостью.
Паровые пожарные машины имели ряд специфических особенностей, затрудняющих практическое использование: их надо было вывозить на специальных тяжелых конных повозках, мало подходящих для тогдашнего бездорожья; на разогрев парового насоса требовалось значительное время, и его готовность для подачи воды в рукава наступала не ранее чем через 15-20 мин, т.е. когда в котле создавалось необходимое давление пара, поэтому иногда паровой насос начинали разогревать еще в пути следования на пожар. Эра паровых машин кончилась с появлением пожарного автомобиля.
С повышением в городах этажности зданий возникла необходимость изыскания надежных средств спасания людей из верхних этажей. В XIX в. в патентные органы России поступили десятки различных предложений о применении спасательных приборов и механизмов. Наиболее приемлемыми оказались механические выдвижные пожарные лестницы.
В России первыми создателями механических пожарных лестниц являются Петр Дальгрен (1779 г.), Кирилл Соболев (1809 г.) и архитектор Гесте (1810 г.). В книге В. Горголи «Практическое наставление брандмейстерам» указано, что в мастерских пожарного депо Петербурга построена механическая пожарная лестница, которая в рабочем состоянии имеет высоту 8 сажен (около 17 м) и устанавливается у здания за несколько минут. Через некоторое время в этих же мастерских была изготовлена механическая пожарная лестница специально для Москвы. Ее везли из Петербурга на повозке, запряженной тремя парами лошадей. Эта первая в Москве механическая лестница поступила на вооружение пожарной команды в 1824 г.
Во второй половине XIX в. совершенствованием конструкций механических пожарных лестниц занимались Лобов и Сергеев.
Лестница Сергеева, получившая наименование «лестница образца 1895 г.», оказалась более прочной, маневренной и удобной в обращении. Она использовалась пожарными Москвы вплоть до появления иностранных механических лестниц на автомобильных ходах.
На рубеже XX в. в России было открыто новое средство тушения пожаров — огнегасительная пена. Выдающееся открытие, совершенное в Баку преподавателем физики Александром Георгиевичем Лораном, имело громадное значение в тушении пожаров, в первую очередь нефтепродуктов. Лоран разработал способ получения огнегасительной пены не только из растворов, но и из порошка. Еще в 1904 г. Лоран изобретал ручной пенный огнетушитель «Эврика», который успешно прошел испытание. Ободренный успехом Лоран заключил договор с московским заводом Густава Листа о серийном производстве пенных огнетушителей. Но фирма внесла незначительные изменения в конструкцию огнетушителя, присвоив ему новое название «Богатырь», и расторгла договор с изобретателем. В других странах появился пенный огнетушитель под названием «Префект», состоящий из кислотной и щелочной частей, как предлагал Лоран.
* *
В XIX в. в России отмечается существенный прогресс в осуществлении противопожарных мероприятий при планировке городов, населенных пунктов и строительстве отдельных зданий.
В частности, Москва после опустошительного пожара 1812 г. застраивается с учетом некоторых требований пожарной безопасности: соблюдаются разрывы между постройками, дома строятся в одну линию, при строительстве нередко используется кирпич, особенно состоятельными людьми.
В 1834 г. издаются Строительный устав и Пожарный устав, в которых изложены конкретные вопросы пожарной безопасности при сооружении зданий и сооружений. Сообразно этим уставам в царствование Николая I в Москве возводится ряд монументальных казенных зданий пожарных депо из камня.
В 1857 г. правительство утверждает новую, более детализированную и расширенную редакцию Строительного и Пожарного уставов, которым придается законодательный характер*.
Строительный и Пожарный уставы в полной мере распространяются и действуют в Москве. Строительный устав содержал требования по строительству в городах присутственных мест, тюрем, домов для полиции, гауптвахт, гостиниц, больниц, богоделен и других казенных зданий. Специальная глава была посвящена нормам строительства в городах фабрик и заводов. С целью упорядочения строительства рекомендовалось издание и рассылка «образцовых чертежей». Устав особо оговаривал условия строительства деревянных зданий в Петербурге и Москве. Были указаны конкретные улицы, на которых запрещалось строить деревянные здания.
Деревянные строения в соответствии со Строительным уставом должны были располагаться с соблюдением 4-саженного разрыва от левой границы двора, и 2-саженного разрыва от левой границы и такого же разрыва от задней границы. Жилые и нежилые деревянные строения не должны были превышать по длине 12 сажен. Каменные строения требовалось располагать на расстоянии не менее 2 сажен при условии разделения их брандмауэрами — каменными сплошными стенами без дверей и окон, превышающими по высоте крышу дома.
Вопросы эвакуации людей в Строительном уставе освещались очень скупо. Указывалось, что во всех промышленных зданиях должны быть лестничные клетки из несгораемых материалов. В каждом здании длиной более 12 сажен и выше одного этажа требовалось устройство двух лестниц.
Строительный устав запрещал строительство деревянных зданий в два этажа, но допускал возведение домов, в которых нижний этаж выполнялся из камня, а верхний из дерева. Ширина улиц в городах, в том числе и в Москве, определялась в пределах 10-15 сажен, переулков — б сажен. Уставом допускалось спаривать два дома, расположенных на смежных маломерных участках земли.
Общий надзор за строительством возлагался на Главное управление путей сообщения, а в губерниях — на губернские строительные дорожные комиссии. Устав предусматривал ответственность архитекторов за нарушение законов и требований строительного устава.
Архитектор, допустивший при строительстве здания нарушения и отступления от проекта, обязан был произвести необходимые переделки за свой счет. Архитектору (инженеру), допустившему нарушение установленных правил по незнанию, назначалось дополнительное наказание. Пожарная охрана Москвы, как и в других городах, не осуществляла контроль за выполнением требований Строительного устава.
Глава вторая Пожарного устава определяла «меры предосторожности от пожаров», которые носили главным образом режимный характер. Например, владельцы домов обязаны чистить дымовые трубы не реже одного раза в месяц и осматривать их каждые 3 месяца. Топку печей в жилых домах по Уставу можно было производить в «обыкновенные» часы (т.е. днем, а не ночью).
Выявление причин пожаров и нарушений правил пожарной безопасности Устав возлагал на местную полицию. Виновник пожара должен был возместить убыток, причиненный огнем; кроме того, ему грозило наказание согласно «Уложению о наказаниях».