В конце 90-х годов прошлого века на Чтениях Памяти В.М. Максимчука, проходивших в Академии МВД России, где я работал Главным научным сотрудником, состоялся примечательный диалог между чернобыльцами, представлявшими службы, которые по многовековой традиции ратные люди называли «тыловыми» или «интендантскими»... Да неприменимо слово «тыловой» к Чернобыльской зоне, горячился Владимир Иванович Якубовский, генерал-майор внутренней службы в отставке, в период катастрофы заместитель начальника Главного управления материально-технического и военного снабжения МВД СССР. В зоне радиации брода не было, а наши службы — медицинская, снабженческая, организации питания, вещевая и другие подразделения жизнеобеспечения деятельности органов внутренних дел и внутренних войск с первого дня чернобыльского кошмара оказались на передовой линии радиационной атаки.
«Только в Чернобыле все осознали пророческую сказку о «мёртвой» и «живой» воде, — поддержал его полковник внутренней службы Владимир Андреевич Питенов, Главный терапевт Медицинского управления МВД СССР. — Вся вода в зоне была поражена смертельной радиацией, а ведь людям надо было пить, готовить пищу, мыть посуду, принимать душ и т.д. и т.п. А их в зоне — десятки тысяч. Первый вопрос, ставший перед всеми нами, — это организация доставки в зону для ликвидаторов последствий катастрофы чистой воды, бурение артезианских колодцев». В дискуссию вступали всё новые и новые ветераны служб жизнеобеспечения деятельности МВД, служб, скромных и вроде бы ничуть не героических в обычной обстановке, но приобретающих судьбоносное значение в условиях нового поколения угроз человеческой цивилизации: Владимир Петрович Негодов, Юрий Сергеевич Ключарёв, Владимир Кириллович Лось, Геннадий Иванович Роман, Юрий Фёдорович Барышев и другие. При всём разнообразии палитры поднимавшихся вопросов все сходились в одном: тому, как действовать службам жизнеобеспечения в условиях, подобных чернобыльским, не учили ни в одной Академии тыла. Запомнились в этой связи слова Ивана Кирилловича Яковлева, сказанные после памятного богослужения в честь ликвидаторов в Часовне святого преподобного князя Александра Невского, открытой в Академии МВД России: «К Чернобыльской катастрофе государство не было готово — ни ЦК, ни руководители Академии наук, ни МВД. Поскольку сама возможность такой аварии «априори» отвергалась даже академиком А.П. Александровым и другими корифеями атомной индустрии, в первые дни в зоне не оказалось даже самого необходимого, элементарного — вплоть до респираторов и лопат... А все шишки, упрёки, угрозы посыпались на наших тыловиков, как будто они были в ответе за некомпетентность учёных корифеев и государственных мужей. Дистрофия самого необходимого в первые дни — это не вина тыловых служб, медиков, а их беда. А то, что они сделали для скорейшего перелома этой ситуации, иначе как подвигом не назовёшь. Я лично благодарен ратной Фортуне, что в эти критические дни тыловой блок МВД и внутренних войск возглавляли такие мужественные, неординарные, талантливые организаторы, умеющие «держать удар», как Кирилл Борисович Востриков и Олег Митрофанович Сергеев. Оба генерала фронтовики, воинский характер закалялся в сражениях Великой Отечественной».
Генерал К. Б. Востриков пришёл в МВД СССР заместителем Министра по тылу из Комитета государственной безопасности СССР. За плечами — боевые будни войны с фашизмом, ранения, боевые награды, десятки лет работы на самых сложных участках. Много лет отдал работе в 9 управлении КГБ СССР — самой элитной и ответственной службе организации охраны и безопасности высших лиц партии и государства. Возглавлял Хозяйственное управление КГБ СССР при Ю. В. Андропове, а это управление в те годы ворочало объёмами, сопоставимыми с целыми отраслевыми министерствами. Когда 17 декабря 1982 года В. В. Федорчук был назначен Министром внутренних дел СССР, Кирилл Борисович долго, в категорической форме отказывался идти на пост заместителя Министра по тылу, поскольку для него, фронтовика, безусловный приоритет имели интересы дела. Работу органов КГБ он знал досконально, работа же органов МВД была для него незнакома. Только личный звонок рассерженного Генерального секретаря ЦК КПСС Ю. В. Андропова сломил его сопротивление, и Кирилл Борисович был назначен заместителем Министра.
В МВД СССР он с первых шагов показал себя руководителем, умеющим маневрировать ресурсами для оперативного решения новых задач и обеспечивающим концентрацию необходимых резервов на приоритетных направлениях. Знающие его люди говорят: жёсткий, волевой, требовательный руководитель, главная черта которого — надёжность. Характерная деталь: первое, что сделал Кирилл Борисович, прибыв в Чернобыль 7 мая 1986 года с полномочиями главы Оперативной группы МВД СССР в зоне катастрофы,— это приказал немедленно, невзирая на возражения, госпитализировать всех боевых товарищей из МВД СССР, находившихся в Чернобыле и Припяти с конца апреля. Тут же позвонил по «ВЧ» в Москву начальнику Медуправления Л. К. Караванову с указанием приготовить в госпитале МВД СССР палаты для ликвидаторов и специально проконсультироваться по вопросам их медицинской реабилитации со специалистами Минздрава. К сожалению, сегодня К.Б. Вострикова уже нет с нами.
Заместителем генерала армии И. К. Яковлева по тыловому обслуживанию внутренних войск на период катастрофы был генерал-лейтенант Олег Митрофанович Сергеев, фронтовик, вся жизнь которого неразрывно связана с внутренними войсками. Восемнадцатилетним пареньком, после окончания артиллерийско-технического училища, получает назначение в 62 дивизию НКВД, на долю которой выпало проведение спецопераций по борьбе с бандитско-диверсионными формированиями, в том числе на территории Польши. Кульминацией фронтовой биографии О. М. Сергеева стало назначение его в легендарный 405 Краснознамённый полк НКВД СССР, которому выпала честь нести охрану и обеспечивать безопасность Потсдамской конференции лидеров стран антигитлеровской коалиции — И. В. Сталина, Уинстона Черчилля (которого после поражения на выборах в парламент Великобритании сменил К. Эттли) и Гарри Трумена. Она проходила близ поверженного Советской армией Берлина с 17 июля по 2 августа 1945 года.
Командование направляет молодого офицера внутренних войск НКВД на учёбу в академию тыла и транспорта, которую Олег Митрофанович заканчивает с красным дипломом и золотой медалью. Назначение на должность заместителя командира дивизии особого назначения им. Ф.Э. Дзержинского О. М. Сергеев воспринял как величайшую честь и огромную ответственность.
Ещё бы — эта дивизия всегда в центре внимания высшего руководства страны, по ней судят о всех внутренних войсках. В этом качестве О. М. Сергеев зарекомендовал себя наилучшим образом. В 1973 году генерал армии И. К. Яковлев делает представление на имя Н.А. Щёлокова о назначении генерала О.М. Сергеева своим заместителем по тыловому обеспечению внутренних войск страны. Без малого 14 лет, с 1973 по 1987 год, пробыл на этом важном посту Олег Митрофанович. Чернобыль стал вершиной его командного и организаторского таланта, звёздным часом генерала, но он же и подвёл черту его дальнейшей командной карьеры — полученная в зоне катастрофы 2-я группа инвалидности сделала невозможным продолжение службы... Организаторским талантам этих двух генералов — К.Б. Вострикова и О.М. Сергеева обязаны здоровьем и сохранением работоспособности сотни ликвидаторов: милиционеров, пожарных, солдат и офицеров внутренних войск.
В период с 29 апреля по 4 мая К. Б. Востриков проводит ряд важных оперативных совещаний в Москве с руководителями Медицинского управления, ГУМТВС, Финансовопланового управления, управления капстроительства. Он обращает внимание подчинённых служб на то, что ликвидация последствий катастрофы на ЧАЭС потребует длительного времени. Речь, возможно, идёт даже не о месяцах, а о годах,— подчеркнул он на одном из совещаний,— в ликвидации будут задействованы сотни, а может, и тысячи наших сотрудников. Первое, что необходимо сделать,— это немедленно разработать медицинскую памятку для сотрудников и военнослужащих МВД, направляемых в Чернобыль. Соответствующим должностным лицам под руководством генерал-майора Л.К. Караванова поручил разработать этот документ и ввести в действие в кратчайший срок.
Основной груз заботы по разработке памятки лёг на сотрудников Центральной санитарно-эпидемиологической станции МВД СССР во главе с В. К. Любимовым. До 10 мая 1986 года памятка «О правилах поведения на заражённой местности и соблюдении личной гигиены в зоне ЧАЭС» использовалась при инструктаже выезжающих в зону работников МВД СССР, а с 10 мая ею персонально обеспечивался каждый сотрудник.
Памятка «регламентировала:
—порядок использования индивидуальных средств защиты;
—органов дыхания и кожных покровов;
—рациональный режим перемещения пешим порядком и на транспорте;
—способы и приёмы дезактивации одежды, обуви и средств индивидуальной защиты;
—особенности помывки после выхода из зоны повышенного радиоактивного загрязнения;
—порядок содержания и уборки жилых помещений;
—меры предосторожности при приёме пищи;
—личные гигиенические действия и т.п.
Как всегда бывает в трагических ситуациях, возникали в реалиях жизни ликвидаторов и комические ситуации. Буквально с первых часов катастрофы по зоне молниеносно распространился слух, что единственное и самое надёжное средство для вывода радионуклидов из организма человека — употребление алкоголя в больших дозах. Если учесть, что в стране с мая 1985 года куролесила с бездумной подачи М.С. Горбачёва проповедь «сухого» закона, за бокал шампанского, выпитого на свадьбе кое- где отбирали партбилет, а вековые элитные виноградники Армении, Грузии, Молдавии безжалостно выкорчёвывались, то вопрос о «целебности» алкоголя как противоядия против стронция из медицинской плоскости перемещался в политическую. Евгений Иванович Игнатенко вспоминал:
«5 мая мы с Л.Д. Рябовым, замминистра среднего машиностроения СССР, переехали в гостиницу города Иванкова, где расположилась правительственная комиссия. При вселении в гостиницу нас, прибывших туда примерно в первом часу ночи, встретил председатель одного из местных совхозов и стал пытать: «Кто мне заплатит за водку?». «За какую водку?» — спросили мы. Ответ был следующим. Ехали со стороны Чернобыля автомобили. Водители остановились, зашли в контору и заявили: мы переоблучены, для выведения радиации нас срочно надо напоить водкой. Их напоили. Теперь председатель искал, кто ему заплатит. Мы ему ответили: «Кто поил, пусть тот и платит».
Какое-то время версия о целебности алкоголя в противостоянии радиации убедила даже партбоссов в Кремле, от которых зависело разрешение на нарушение майских (1985 года) абсолютных запретов на спиртное для официальных учреждений и пищеблоков (включая даже и приёмы в посольствах, — до такого идиотизма доходило самодурство самовлюбленного ставропольского нарцисса, на него самого, впрочем, запрет не распространялся). До 14 мая столовая в гостинице города Иванкова была единственным местом в стране, где вечером можно было спокойно, не страшась партчистилища, выпить пива, вина, даже рюмку коньяка или водки. 14 мая по телевидению выступил М. С. Горбачёв, заявивший самонадеянно о достижении окончательного перелома в локализации и приостановлении развития аварии. После этого выступления спиртное сразу исчезло и из единственного Иванковского оазиса алкогольной чумы в горбачёвском царстве «сухого» закона... Как говорили древние, от трагического до шутовского только шаг.
Для изучения обстановки на месте и оказания практической помощи в зону катастрофы по указанию К. Б. Вострикова выехали сотрудники медицинских подразделений Министерства В.В. Горюнов, В.Н. Делюкин, В. Н. Ермаков, В. И. Стаценко, Б. В. Андреев, А. С. Кононец, В.П. Вохов, П. П. Садовский, В. К. Любимов, Г. М. Коршун, В. А. Пите- нов. Среди решаемых ими на месте первоочередных задач — организация доставки в места проживания и питания ликвидаторов чистой питьевой воды, контроль за своевременной заменой загрязнённого радиоактивными веществами постельного и нательного белья личного состава, проведение его надлежащей дезактивации, правильности оборудования и содержания казарм и других мест размещения в зоне отчуждения ликвидаторов, организации водоснабжения только из артезианских скважин с глубиной залегания 60–70 метров, поддержанием в необходимом порядке мест общего пользования и т.д.
Благодаря совместным усилиям К. Б. Вострикова и его киевских коллег, уже к 3–4 мая удалось обеспечить выдачу трёхразового горячего питания для ликвидаторов МВД. В первые дни они получали концентрированный сухой паёк, калорийный и дающий возможность выбора блюд. Компоненты пайка для недопущения заражения радиоактивными веществами упаковывались во влагонепроницаемые пакеты. А затем в мешки из полиэтиленовой плёнки. Вот, например, как было обеспечено питание пожарных подразделений в зоне катастрофы (свидетельствует Анатолий Кузьмич Микеев):
«В течение всего времени несения службы в оперативнорежимной зоне личный состав обеспечивался трёхразовым суточным питанием. В первые дни после аварии продукты выдавались в виде сухого пайка в закрытых банках, бутылках, целлофановых упаковках. В дальнейшем было налажено горячее питание. Приготовление пищи осуществлялось за пределами 30-километровой зоны в г. Иванкове в столовой местного райпищеторга по утверждённым нормам. Пища доставлялась в сводный отряд в плотно закрытых термосах в объёме разового употребления. Для питья использовалась минеральная вода, расфасованная в закрытую стеклянную посуду, а также привозная вода, хранившаяся в плотно закрытых алюминиевых баках. Вода из местных источников использовалась исключительно для технических и санитарных целей.
В сводных отрядах ППС, действовавших на территории БССР, приготовление пищи и питание личного состава проводилось в закреплённых кафе и столовых местных райпищеторгов по утверждённым нормам».
Для организации бараков для проживания ликвидаторов использовались, как правило, поставляемые ГУМТ и ВС сборно-щитовые здания общежитий НТК. В конструкцию зданий по предложениям выезжавших в зону руководителей ГУМТ и ВС В.П. Негодова и В. И. Якубовского были внесены коррективы, позволяющие минимизировать возможное воздействие радиации. Так, стены и потолки окрашивались масляными красками, полы покрывались линолеумом для облегчения более частой, чем обычно, уборки. Выделение и поставка любых материалов и инвентаря в чернобыльскую зону осуществлялось сотрудниками ГУМТ и ВС в Москве в режиме особого контроля. Вагоны с материалами принимались на станции Вильча специальной группой офицеров и прапорщиков. Впоследствии на эту группу была возложена и перевозка из карьеров 6 тыс. кубометров щебня, а также 2 тыс. тонн асфальта для строящихся военных городков.
Организация питания военнослужащих внутренних войск имела свои особенности. Для приготовления горячей пищи использовались прицепные кухни КП–125 и КП–125М. Их поставка и функционирование находились под постоянным личным контролем генерала О. М. Сергеева. Вспоминает И. К. Яковлев:
«Раскладка продуктов составлялась, как всегда, на неделю. При этом производились следующие замены: мяса — на мясные консервы, рыбы — на рыбные консервы, молока — на молочные консервы. Картофель и овощи частично заменялись крупами. Конечно, это сказывалось на качестве приготовления блюд. Но такая вынужденная замена обуславливалась тем, что, во-первых, обеспечивалось удобство подвоза и хранения продовольствия, особенно в жаркое время года, и, во-вторых, ограниченность числа компонентов облегчала приготовление блюд в условиях радиоактивного заражения местности. Приготовленная пища выдавалась на месте варки в котелки. В отдельных случаях доставлялась в термосах к месту несения службы, где оборудовался пункт раздачи. Приём пищи производился в специально оборудованной палатке УСБ–56 или в построенном для этого навесе, обтянутом со всех сторон полиэтиленовой плёнкой. Личному составу для хранения котелка, кружки, ложки выдавались полиэтиленовые пакеты.
В организации питания военнослужащих были и немалые трудности. Не хватало специального транспорта с герметизированными кузовами для доставки картофеля, овощей, фруктов, другого продовольствия. Приходилось изыскивать дополнительный транспорт. Правда, хлеб завозился с местных заводов машинами с герметизированными кузовами.
На качестве приготовления пищи в первоначальный период отрицательно сказывались пробелы в подготовке поваров, которые к работе с походными кухнями оказались недостаточно подготовленными, особенно с кухнями, оборудованными под жидкое топливо».
Особенности управления силами и средствами органов внутренних дел и внутренних войск потребовали от руководителей тыловой службы министерства оперативного обновления и корректировки нормативной базы. Так, только Медицинским управлением МВД СССР совместно с Медуправлением МВД Украины уже в первые дни мая 1986 года были подготовлены такие важные документы, как:
--рекомендации по проведению дезактивации;
—памятка для работников пунктов санитарной обработки;
—санитарные правила мытья посуды;
—правила приготовления и использования дезинфицирующих средств.
От качества и чёткости, доступности формулировок этих документов в огромной степени зависели здоровье и жизнь тысяч ликвидаторов. Проверку чернобыльской трагедией эти документы в основном выдержали.
В каждом подразделении тыловой службы МВД СССР за выполнение чернобыльских заявок отвечали профессионалы высшей квалификации, признанные мастера своего дела. В ГУМТ и ВС всю работу по чернобыльскому направлению курировал генерал В. И. Якубовский. Его ближайшими коллегами на этом ответственном участке работы были полковник Зоя Петровна Тюрина, генерал-майор милиции Виктор Константинович Игнатьев, полковники Иван Петрович Харитонов, Валентин Иванович Миронов, Владимир Иванович Борисов, Валерий Михайлович Люй, Юрий Сергеевич Христолюбов, а также ответственные работники Межзонального специализированного промышленного управления по РСФСР при ГУИТУ МВД СССР во главе с полковником Александром Михайловичем Шипиловым. Два раза в неделю начальник ГУМТ и ВС МВД СССР генерал В. П. Негодов докладывал положение дел с поставками оборудования, инвентаря, материалов, спецтехники и автотранспорта по заявкам руководителей Оперативных групп МВД СССР в зоне катастрофы заместителю Министра генералу К. Б. Вострикову. Такой же доклад делали ему и руководители Медицинского управления Л.К. Караванов, В.Л. Романов, В.К. Лось. За малейшие упущения спрос был жесточайшим. Иначе и быть не могло — Министру внутренних дел А.В. Власову еженедельно приходилось по этим же вопросам держать ответ на заседаниях Оперативной группы Политбюро ЦК КПСС по Чернобылю. Вели эти заседания, как правило, члены Политбюро — Н. И. Рыжков и Е. К. Лигачёв. Зал заседаний Оперативной группы в здании ЦК на Старой площади был оборудован безупречно действующей селекторной связью с Правительственной комиссией в зоне катастрофы, и любая вызывающая сомнение информация получала корректировку, что называется, «из первых рук». Два раза (по меркам Оперативной группы Политбюро ЦК это незначительные цифры) А. В. Власову пришлось принять критику в адрес тыловых служб своего ведомства — в связи с претензиями к качеству поставляемых предприятиями системы ИТУ МВД СССР сборных конструкций караульных домиков для зоны отчуждения (ряд работников УВД и лесных ИТУ получил строгие взыскания) и по результатам проверки жалобы группы ликвидаторов на недостатки в медицинском и бытовом обеспечении в одном из харьковских санаториев. По второму факту получил взыскание, а затем был отстранён от должности начальник Медицинского управления МВД СССР Л. К. Караванов. Как видно из этих примеров, исполнительская дисциплина и контроль за выполнением принятых решений по чернобыльскому направлению были отлажены почти с компьютерной точностью и неумолимостью. Как признавал потом А. В. Власов (уже будучи экс-министром), без столь жёсткого, даже жесткого спроса за невыполнение принятых решений одержать победу в битве с атомной смертью было нельзя.
Сегодня, спустя двадцать шесть лет после «чёрного» апреля 1986 года можно с полным основанием сказать: тыловые службы МВД страны в сверхэкстремальных условиях Чернобыльской катастрофы функционировали эффективно, плодотворно, надёжно обеспечили жизнедеятельность подразделений органов внутренних дел, частей и соединений внутренних войск в зоне катастрофы, в основном, обеспечили необходимую защиту личного состава, сделав всё возможное для минимизации радиационного воздействия. Конечно, не всё удалось, но жертвы и потери в таком противостоянии по определению неизбежны... Многие инвалиды-чернобыльцы тыловых подразделений МВД были удостоены боевых наград Родины.
Несколько лет назад на панихиде в память ушедших боевых товарищей и друзей бывший руководитель службы материально-технического и военного снабжения МВД СССР генерал Владимир Петрович Негодов сказал мне: «В пятилетнюю годовщину Чернобыля в 1991 году мы давали священнику поминальную записку всего с двумя фамилиями, и нас в храме было много. С каждым годом в записках для поминовения имён становится больше, а нас всё меньше. Чернобыль продолжает убивать защитников России...». 25 апреля 2005 года перед началом памятно-мемориальной встречи в храме Христа Спасителя я узнал, что в скорбной записке прибавилось и имя Владимира Петровича Негодова. И вновь в зале Церковных Соборов храма Христа Спасителя постаревшие, поседевшие, какие-то трогательно беззащитные ветераны-чернобыльцы МВД возвращались мысленно в апрель-май 1986 года, коварно и замедленно поделившие их на живых и мёртвых, словно тать в ночи отнявший у каждого годы и десятилетия жизни...
Из размышлений Вячеслава Леонидовича Романова, полковника внутренней службы в отставке, бывшего зам. Начальника Медицинского управления МВД СССР:
«Мой коллега, В.К. Лось, находившийся в составе группы генералов и офицеров министерства на месте аварии с первого её дня, доложил о медицинской обстановке сдержанно и тревожно: «Медики работают, но личный состав неосторожен, основные неприятности — впереди».
Главный фактор, нейтрализующий чувство опасности, не нужно было искать и исследовать. Он был вокруг нас. Весна на Украине всегда прекрасна, особенно — в мае. Этот май 1986 года не был исключением.
Чернобыль и его окрестности буквально утопали в цветах.
Создавалось впечатление, что небо опустило свои лёгкие облака на землю и мягко окутало ими дома и усадьбы. Белый цвет вишни и черёмухи оттенялся разноцветьем сирени. Эта душистая облачность, по мере приближения к земле и распространения к лесу, растворялось в сочной, ещё не тронутой летней жарой зелени травы и листвы деревьев. Спокойная голубизна реки Припяти и затонов верховья Киевского моря звала окунуться в свою, пока по-весеннему бодрящую прохладу. И душой можно было понять навеянную этой красотой проявляющуюся нередко неосторожность людей, приехавших нести службу на этой поражённой невидимой и неощущаемой отравой земле. Там сдвинули с лица на грудь респираторы дорожно-постовые милиционеры. Там солдаты дышат пылью, из-под колёс буксующей на песчаной дороге машины. Там наталкиваются на офицеров, собирающихся «освежиться» в ближайшем водоёме...
Я увидел пожарных, которые с окраины Чернобыля посменно уезжали к пылающему блоку АЭС, не успевая восстановиться за короткие часы отдыха: «Говорят, что надо жить с огоньком...» — поётся в известной песне. Эти ребята жили в огне. Общий напряжённый ритм задавался темпом работ по блокированию повреждённого реактора.
Этот темп захватил всех, независимо от характера и содержания выполняемых работ. Время для принятия решений, выполнения конкретных заданий, даже просто адаптации к новым условиям было сжато до предела, за которым, по всем канонам медицины, должен следовать срыв. Многие работали за гранью дистресса — такой формы стресса, при которой резервы организма исчерпываются полностью и деятельность становится физически невозможной. Но люди продолжали работать! Вот здесь и появилось в их облике то «нечто», которое отличало этих людей от вновь прибывающих. Правда, это различие сохранялось недолго. Спрессованность времени быстро выравнивала состояние, и уже через сутки, максимум — двое «новички», захваченные общим ритмом, тоже приобретали это «нечто».
Адаптация за пределами возможного — крайне опасный процесс. За неё человек расплачивается или манифесталией скрытых расстройств здоровья, или обострением хронических болезней, или общим психоматическим срывом. Этот процесс тоже не лишён коварства. У людей, сохранивших в этих условиях высокую работоспособность, расстройство может наступить не во время действия стрессогенного фактора, а после его прекращения. Фронтовикам такое состояние знакомо: солдат, пролежавший под обстрелом в окопе несколько суток в промокшей и заледенелой одежде, не отреагирует простудой, но при отводе на отдых разболеется от небольшого сквознячка.
Таким образом, медицинская служба встретилась на чернобыльской земле с двумя грозными своими противниками, борьбой с которыми повседневная практика здравоохранения не обременена. Первый из них — радиация, повреждающее действие которой не только специфично, но и дезадаптационно в связи с неопределённостью в субъективной оценке её прямой угрозы. Второй — психофизические перегрузки. Усиливая друг друга при одновременном действии, они образуют мощный повреждающий здоровье специфический и общестрессорный фактор.
С учётом того, что проявление последствий воздействия этого фактора может быть оставленным, т.е. перенесённым в будущее, задача медслужбы приобрела стратегический контекст: защитить здоровье сотрудников органов внутренних дел и военнослужащих внутренних войск таким образом, чтобы минимизировать их заболеваемость и трудопотери не только в период командирования, но и по возвращении к местам постоянной службы. Традиционный смысл ведомственной медицины — «медицинское обеспечение службы» — приобрёл новое содержание — «защита здоровья служащих». Это понятие очень точно отражает характер медицинского труда в условиях действия объективно неустранимых болезнетворных факторов: если фактор не поддаётся устранению, на пути действия должен быть поставлен щит. Отсюда — «защита», т.е. нахождение «за щитом».
По-моему, эта мысль Вячеслава Леонидовича приобретает особую актуальность именно в последние годы. Когда вслед за чернобыльцами огромные психофизические перегрузки ощущают тысячи сотрудников и военнослужащих МВД России, с честью выполнивших и выполняющих свой долг на Северном Кавказе. И значение чернобыльского опыта тыловых служб МВД с годами будет только возрастать...
Нельзя без волнения читать воспоминания главного терапевта МВД СССР, России с 1984 по 1995 год, кандидата медицинских наук Питенова Владимира Андреевича:
«Для меня в ту пору главного терапевта Медицинского управления МВД СССР активное участие в мероприятиях по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС началась с первых чисел мая, сразу же после возвращения из зоны аварии группы руководителей Медицинского управления МВД СССР под руководством заместителя начальника Управления Лось Владимира Кирилловича. А сегодня уже не секрет, что в первые дни трагедии достоверной информации, прежде всего радиационной, о ситуации в зоне Чернобыльской АЭС не было. Вся информация была семью печатями. Даже о том, что в клиническую больницу № 6 Института биофизики АМН СССР поступили первые пациенты, пострадавшие от радиационного поражения мало кто знал. Среди этих пациентов были и пожарные дежурного караула военизированной пожарной части по охране Чернобыльской АЭС которые в трагическую ночь 26 апреля первые кинулись на амбразуру атомного реактора 4-го энергоблока. Мне было поручено принять участие в сопровождении организации лечения. С известными трудностями (больница № 6 это режимный объект и находился под контролем спецслужб) мне удалось наладить контакт с коллегами-медиками клиники, где я впервые наяву увидел губительное воздействие на организм человека невидимой для глаза радиации.
К великому сожалению в пределах тех доз внешнего и внутреннего облучения, которые получили сотрудники пожарной службы г. Припять, несмотря на все усилия высококвалифицированного персонала клиники под руководством самого компетентного в области радиационной медицины и лечения лучевой болезни специалиста Ангелины Константиновны Гуськовой (ныне члена корреспондента Российской академии медицинских наук) и усиленного другими известными специалистами-медиками в том числе академиком, доктором медицинских наук Андреем Ивановичем Воробьевым и приехавшим из США доктором Гейблом-специалистом по пересадке костного мозга не смогли спасти жизнь героев-пожарных. Вечная им память!
Позднее в клинику поступил и начальник пожарной части Телятников Леонид Петрович, впоследствии Герой Советского Союза, у которого лучевая болезнь была средней степени тяжести. После выписки из клиники НИИ биофизики Телятников Л.П. для прохождения курса реабилитации был переведен в Центральный госпиталь МВД СССР на улице Народного ополчения в г. Москве.
Благодаря общению с коллегами этой клиники я дополнил свои знания и в новой для меня дисциплине — радиационной медицине. Ведь эта отрасль медицины до аварии на ЧАЭС была закрыта и все публикации на эту тему шли с грифом «секретно» или в лучшем случае «для служебного пользования». Даже при оформлении истории болезни пациентов с лучевой патологией негласно предлагалось формулировать заболевание как «вегето-сосудистая дистония». Все эти и другие ограничения, которые действовали в то время, в последующем часто сказывались при оформлении ликвидаторами документов для получения статуса «ликвидатора», выступали в роли «механизма торможения», рожденного не нами врачами, а как и во времена Кыштыма эти препоны разрабатывались идеологическими бонзами на Старой площади.
Таким образом, в первые дни аварии перед руководством министерства внутренних дел наряду со многими другими чрезвычайно важными организационными и практическими задачами по ликвидации аварии на ЧАЭС была и задача защиты здоровья личного состава в зоне катастрофы. Вообще, защита и сохранение здоровья участников ликвидации будь то техногенных аварий, природных катастроф или боевых действий должна иметь первостепенное значение для государства, поскольку в них участвуют преимущественно молодые мужчины, а в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС только со стороны МВД СССР участвовали тысячи сотрудников в возрасте до 50 лет (по данным Российского государственного медикодозиметрического регистра средний возраст ликвидаторов составил 43,9 года, «Радиация и риск», 1999 г. вып. 11).
Несмотря на то, что министерство внутренних дел уже имело некоторый опыт работы в чрезвычайных ситуациях, он, к сожалению, не был учтен, скорее всего, из-за ложной секретности — это опыт Каштымской катастрофы на Челябинском «Маяке в 1957 году. По крайней мере, медицинская служба МВД СССР ни теоретически, ни практически не сталкивалась с решением проблем, связанных с радиацией и не имела на этот период нормативных документов, регламентирующих работу в этих условиях. Только в последующие после аварии годы стала появляться литература, в которой анализировался опыт ликвидации последствий радиационных аварий, в том числе и в других странах. Поэтому и руководству министерства и всем его службам приходилось практически с чистого листа решать поистине гигантские проблемы и не только в зоне Чернобыльской АЭС, но и за ее пределами. Конечно, успешной в целом реализации задачи ликвидации последствий аварии министерством внутренних дел способствовала координация действий Оперативного штаба МВД СССР с другими организациями и ведомствами под руководством Правительственной комиссии.
Одной из первоочередных ключевых проблем в первые недели аварии, поставленных руководителем чрезвычайного Оперативного штаба МВД СССР В.П. Трушиным перед ведомственной медициной явилось определение предельно допустимой дозы облучения для участников ликвидации аварии с целью предупреждения переоблучения участников ликвидации аварии. Начальником медицинского управления МВД СССР Леонидом Кирилловичем Каравановым мне было поручено определить предельно допустимую дозу облучения сотрудников и подготовить документ, а к тому времени на 8 мая ни на уровне Минздрава СССР со специальным 3-м Управлением, которое и занималось медико-биологическими проблемами в СССР, ни Министерством обороны СССР данная доза не была официально предложена. Словно воды в рот набрали и лубянские «специалисты». Никто не хотел брать на себя ответственность. Сегодня, спустя уже многих лет, я бы конечно не стал рисковать ни репутацией ни авторитетом, поскольку взять на себя ответственность за безопасность людей, работающих в зоне при неизвестном мне уровне радиации и вообще радиационной обстановки в 30-километровой зоне ЧАЭС — это было равносильно самоубийству. Даже после возвращения в начале мая из зоны аварии ЧАЭС заместителей начальника Меду- правления МВД СССР Владимира Кирилловича Лося (умер 09.01.2001 г.) и Вячеслава Леонидовича Романова радиационная обстановка не была ясна, но приказ необходимо было выполнять. Обложившись специальной доступной мне литературой по радиационной безопасности и медицине, ориентируясь на рекомендации МАГАТЭ (международное агентство по атомной энергетике) на свой страх и риск в методических рекомендациях от 8 мая 1986 г. я предложил считать предельно допустимой дозой облучения человека 25 бэр (бэр-биологический эквивалент рентгена, острая лучевая болезнь у человека возникает при внешнем облучении в 100 и более бэр). При получении сотрудником дозы 25 бэр необходимо проведение специального медицинского обследования в условиях стационара. При этом следует оговориться, что эта доза рассчитана на внешнее облучение с поражением костного мозга, где происходит кроветворение, а в зоне ЧАЭС одновременно были и радиационные частицы (радионуклиды) разного спектра, энергии и времени полураспада (до 100 и более лет!), которые могли попасть внутрь организма при вдыхании пыли или при проглатывании с загрязненной водой или пищей, добавлять к внешнему радиационному воздействию и внутреннее. Естественно, что национальных рекомендации на этот счет я в доступной литературе не нашел, в том числе по медицинской проблеме аварии на Челябинском ПО «Маяк» в 1957 году. Одновременно на основе имеющихся в доступной литературе данных мною были разработаны временные рекомендации по диагностике лучевой болезни. Позднее эта доза 25 бэр была официально принята и Министерством обороны СССР. А ошибись я вправо или влево?! Но поначалу руководство медицинского управления отвергало мой расчет, а впоследствии даже разбирало меня на партийном бюро из-за недостаточной настойчивости в отстаивании своего мнения. Сегодня я могу утверждать, что даже этот эпизод позволяет сказать, что моя профессиональная жизнь как врача прожита не зря. То же могут сказать и многие коллеги по Министерству, которые участвовали в ликвидации чернобыльского кошмара, хотя у некоторых из них за плечами были и годы Великой Отечественной войны, поскольку никто из них не участвовал в войне против невидимого врага, каковой была радиация на фоне цветущего мая, и все было впервые.
Конечно же, радиационная ситуация в зоне ЧАЭС контролировалась специальными службами дозиметрического контроля как специалистами Минсредмаша, так и службами дозконтроля химических войск и гражданской обороны. В подразделениях МВД также осуществлялся дозиметрический контроль, однако в учетные карточки проставлялись данные дозиметрии на основании группового метода, что, конечно же, не вполне соответствовало истинному состоянию радиационной ситуации на загрязненной территории.
Известно было лишь то, что доза радиационного облучения пожарного расчета и специалистов Чернобыльской АЭС, у которых развилась острая лучевая болезнь превышала 100 бэр (так называемая минимальная пороговая доза), а у остальных «ликвидаторов» эта доза была меньше пороговой. И вот эта минимальная доза ионизирующего излучения и представление об отсутствии порога и наличия характера зависимости доза-эффект явились предметом обсуждения и горячих споров, как среди специалистов, так и организаторов здравоохранения. Мне довелось участвовать в этих обсуждениях на различных конференциях и совещаниях.
Вот почему в последующем при обсуждении вопросов ближайших и отдаленных стохастических (вероятностных) эффектов последствий радиационного облучения, как ликвидаторов, так и гражданского населения в профессиональной среде медиков были разные мнения и возникали горячие споры, поскольку не была ясна и в полной мере документированная радиометрическая ситуация, в том числе и с накоплением в организме радионуклидов. В отдельных случаях специалистами-радиобиологами для изучения возможной инкорпорации радионуклидов организмом человека использовалась специальная аппаратура- счетчик инкорпорированных частиц (СИЧ). Для контроля за состоянием здоровья «ликвидаторов» и населения, которые подверглись радиационному облучению и проживающих в загрязненных радионуклидами территориях, в стране был создан Российский государственный медикодозиметрический Регистр.
Следующим этапом моей с коллегами практической работы по Чернобыльской АЭС были командировки в зоны радиоактивного заражения Украинской ССР и Белорусской ССР, Брянской области Российской Федерации как в составе группы специалистов Медицинского управления МВД СССР, так и одиночные поездки с целью организация оказания медицинской и психологической помощи сотрудникам органов внутренних дел в зоне Чернобыльской АЭС, контроля санитарно-эпидемиологического состояния мест дислокации подразделений МВД СССР, а также оказания методической и практической помощи медицинским работникам ведомства, задействованных в ликвидации аварии.
По результатам моих командировок в зоны Чернобыльской АЭС как со стороны Украины, так и Белоруссии, мною и Главным терапевтом МУ МВД УССР В.Н. Завальным в октябре 1986 г. впервые для ведомственной медицины разработаны методические рекомендации по динамическому наблюдению сотрудников органов внутренних дел, принимавших участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
В Чернобыле при штабе Оперативной группе МВД СССР и в местах близких к дислокации подразделений милиции и пожарных были развернуты здравпункт и амбулатории, в которых самоотверженно несли круглосуточную службу медицинские работники Медицинских управлений МВД УССР, МВД БССР и МВД СССР. В состав штаба входил и представитель Медицинского управления МВД СССР. Медицинские работники следили за состоянием здоровья и при необходимости оказывали первичную медицинскую помощь, брали анализы крови сотрудникам, которые в этом нуждались, да и если не нуждались тоже. В задачу медиков входила также и работа по контролю за соблюдением правил поведения личным составом в радиоактивно зараженной местности и соблюдения личной гигиены в зоне ЧАЭС, использование личным составов средств индивидуальной защиты и другими факторами, которые могли бы привести к возникновению и распространению кишечных инфекционных заболеваний или пищевых токсикоинфекций, особенно в местах дислокаций сотрудников патрульно-постовых служб. Результат — ни одного случая возникновения инфекционных заболеваний в местах дислокации сотрудников милиции.
Везде, где нам приходилось бывать с сотрудниками, помимо инспектирования мест несения службы и проживания сотрудников проводились беседы по радиационной безопасности и санитарной гигиене. Приходилось постоянно напоминать сотрудникам МВД не снимать с лица респираторы в условиях запыления воздуха и не курить. Ранее специалистами Центральной санитарно-эпидемиологической службы МВД СССР была разработана и направлена в зону ЧАЭС специальная памятка, в которой были изложены основные требования по радиационной безопасности. Конечно, эта памятка не спасала от всепроникающего гамма-излучения, но от проникновения внутрь организма человека радиоактивных изотопов, при условии неукоснительного соблюдения мер предосторожности и других мероприятиях, проводимых службой тыла, конечно, снижало риск переоблучения личного состава и риски возникновения отдаленных последствий радиации.
Во время наших посещений мест несения службы и мест постоянной дислокации сотрудников я отчетливо видел, как у них при нашем появлении и разговоре снималось психоэмоциональное напряжение. При этом такого состояния как «радиофобия» мы у сотрудников не отмечали. Они считали, что если медицинский работник рядом, то плохо не будет и радиация не страшна, хотя мы находились в одинаковых условиях по отношению к радиации. Нами, совместно со специалистами Центральной научнопсихофизиологической лаборатории (ЦНИПФЛ) МВД СССР (руководитель Михаила Владимировича Виноградова (позднее Центр был, к сожалению, уничтожен) оценивалось психофизиологическое состояние сотрудников. Радиация, кроме биофизического воздействия на организм человека не профессионала в атомной отрасли, вызывала психическое перенапряжение и рассматривалась как экстремальный стрессорный фактор, который наряду со специфическим лучевым воздействием на клеточные структуры снижал адаптационный потенциал организма и его функциональные возможности. Поэтому во время работы сотрудников ЦНИПФЛ в 30-километровой зоне сотрудникам предлагали принимать лекарственные препараты с адаптогенными для организма свойствами, проводились психокоррекционные мероприятия. Здесь необходимо отметить, что в последующем, при проведении диспансерного наблюдения по возвращении «ликвидаторов» к месту несения постоянной службы и проведения необходимых обследований в лечебно-профилактических учреждениях системы МВД мы регистрировали значительный подъем заболеваний, которые не были непосредственно связаны с лучевым воздействием: сердечно-сосудистые заболевания, расстройства нервной системы, психические расстройства, заболевания пищеварительного тракта, болезни эндокринной системы. За исключением эндокринных заболеваний все остальные болезни человека можно отнести к стресс-индуцированным заболеваниям. Я, совместно со специалистами клиники института биофизики наблюдал нашего сотрудника патрульнопостовой службы, у которого во время несения службы на одном из постов 30-километровой зоны развилось крайне тяжелое заболевание крови — апластическая анемия (угнетение всех ростков кроветворения), не связанная с переоблучением организма. По данным национального медико-дозиметрического регистра (Медицинский радиологический научный центр РАМН, г. Обнинск) уровень заболеваемости среди «ликвидаторов» значительно был выше, чем аналогичная заболевания взрослого населения страны того же возраста. Таким образом, на организм сотрудников — «ликвидаторов» в зоне ЧАЭС радиация воздействовала и как биофизический фактор и как фактор стрессорного воздействия, который повышал риск возникновения ближайших и отдаленных последствий для здоровья. Позднее, при обсуждении проблемы «ликвидаторов» и предоставления им законных государственных льгот профессионалы-атомгцики предлагали не считать «ликвидаторами» людей, которые не работали непосредственно на территории аварии ЧАЭС, поскольку дозовая нагрузка у них была во много раз меньше, чем у профессиональных работников атомной энергетики. При этом не принимались во внимание, что психофизиологические особенности и адаптационные возможности работников атомной промышленности, для которых работа в условиях радиационной обстановки является профессией, отличаются от в большей части молодых людей из числа сотрудников МВД и МО СССР к их неготовности ни профессионально, ни морально к борьбе с радиационной стихией и, тем не менее, с честью выполнивших свой профессиональный и гражданский долг перед страной и человечеством.
Уже в 1986 году Медицинской управление МВД СССР разработало и внедрило в практику ведомственной медицины программу диспансерного наблюдения за участниками ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, сформировав ведомственный пойменный регистр участников ликвидации аварии, который позднее вошел в национальный Российский медико-дозиметрический регистр. На 18 мая 1987 года на учете состояло 18921 человек. В программу диспансеризации входили медицинское наблюдение в поликлиниках по месту жительства сотрудников и стационарное обследование и лечение, включая госпитализацию в специализированные лечебные учреждения системы Минздрава СССР и Академии медицинских наук СССР. Особенно значительную практическую и организационную помощь нам оказывали специалисты радиационной медицины клиники НИИ биофизики АМН СССР (руководитель профессор, член.корр. РАМН Гуськова А. К.). Для реабилитационного лечения «ликвидаторов» были задействованы дома отдыха и санатории системы МВД СССР. По данным регистра Центральной медико-санитарной части МВД России на 2011 года под динамическим медицинским наблюдением находились 3500 человек — «ликвидаторов».
Близится двадцатисемилетие победы над атомной смертью в чернобыльском Апокалипсисе. И, думаю, настало время в одном из помещений Службы тыла МВД России установить памятную доску с золотым тиснением фамилий её ветеранов — и ныне живущих, и безвременно ушедших, но выстоявших и победивших в борьбе с атомной стихией. В двухсотлетней истории МВД они были первыми врачами, снабженцами, интендантами, строителями, перед которыми отступил невидимый Антихрист радиации. Они были ПЕРВЫМИ ПОБЕДИТЕЛЯМИ РАДИАЦИИ в многовековой истории тыловых служб.
Помолимся Господу, чтобы чернобыльской опыт тыловиков МВД России не пригодился нам в будущем... Чтобы мы, наконец, извлекли уроки из собственных ошибок. И никогда не допускали их в будущем. А всем чернобыльцам-тыловикам наша вечная благодарность и поклон до земли. И живым, и мертвым.
