ОТРОКИ ВОЕННОГО ЛИХОЛЕТЬЯ
Эти слова Маршала Советского Союза всплыли в памяти, когда довелось мне углубиться в корневые истоки духовнонравственного подвига юных отроков Великой Отечественной...
Сотни из них с мальчишеских лет осознали на всю жизнь, что чужого горя, чужой беды не бывает... Около трети чернобыльцев России в войну были мальчишками.
В этой главе расскажу, штрихами, конечно (формат главы имеет свои законы), о нескольких мальчишечьих судьбах в огне Великой Отечественной. Это им, вихрастым деревенским и поселковым мальчишкам, а не изнеженным в номенклатурных тусовках и псевдо-идеологических диспутах пресловутых ядовито антиправославных «детям Арбата» и аборигенам Серебряного Бора, пришлось в те грозные годы принять на свои хрупкие плечи тяжесть невиданной войны с супостатом. Это им после военного лихолетья придётся работать по 16 часов в сутки, чтобы восстановить из руин наши города и села. Поклонимся до земли этим святым русским паренькам и девчатам.
В декабре 2004 года, после панихиды в память безвременного ушедших боевых друзей — ликвидаторов катастрофы на ЧАЭС, которую в Храме Вознесения Господня за Серпуховскими воротами, окормляющего чернобыльцев МВД России, отслужил священник отец Константин (Татаринцев), в прошлом — боевой лётчик на сверхзвуковых истребителях, генерал В. П. Григорьев выступил с предложением организовать в подразделениях МВД в преддверии 60-летия Победы и 20-летия Подвига МВД в Чернобыле выставку живописных работ своего друга, «сына полка» в годы войны Евгения Андреевича Кузнецова, генерал- лейтенанта, человека удивительной судьбы. Вячеслав Павлович не ошибся, сказав, что духовно-нравственный стержень творчества его друга органически созвучен подвигу чернобыльцев МВД, корреспондируется с ним.
Одному из гигантов эпохи Возрождения принадлежит гениальное озарение: «Вседержитель мира одухотворил художника талантом, чтобы его глазами взглянуть на Своё Творение со стороны». Если так, то мир, запечатленный в полотнах Е. А. Кузнецова, предстает пронзительно прекрасным, полным света, добра и чарующего обаяния, как бы изнутри, с горних далей осенённый искупительной жертвой Спасителя, подвигом русского ратника и молитвой праведника. Думается, это выстраданный и зрелый ответ художника на известный тезис классика «Красота спасёт мир». Не всякая красота и далеко не только она спасет мир, утверждает своими произведениями Кузнецов, фронтовик, генерал, художник, православный человек, всеми корнями своими связанный со Святой Землей русичей.
Родился он в бедной многодетной крестьянской семье (был шестым ребёнком в семье комбайнёра Андрея Ивановича), в которой уважение к труду землепашца и любовь к заветам предков впитывались, как говорится, с молоком матери: не случайно все братья Кузнецовы стали офицерами, ратными защитниками Отечества: Станислав — танкистом, Александр — лётчиком, петлицы военного инженера украсили мундир Виктора, Евгению выпала судьба пехотинца. Но всё это будет потом, после Победы...
Военное лихолетье жестоко опалило семью Кузнецовых, разбросало их по стране. Из сальских степей судьба забросила десятилетнего Женю в водоворот фронтового Ростова, где он стал беспризорником, по стечению обстоятельств оторвавшись в незнакомом городе от матери. Но Всевышний не оставил отрока своим попечением: мальчонке встретился старшина зенитной батареи М.М. Слюсаренко, один из многих добрых русских людей, бескорыстно поддерживавших отрока в тяжелейшие дни смертельной схватки с германским ворогом. Его усилиями Женя стал «сыном полка», приёмным воспитанником зенитной батареи, защищавшей подступы к Сталинграду. Вскоре командир, заметив тягу мальчонки к рисованию, совершил нестандартный педагогический поступок: назначил Женю «летописцем батареи» и, вручив пареньку стопку ватманских трофейных листов, дал свой командирский наказ: — «Рисуй, что видишь!» И в перерывах между налётами гитлеровских стервятников будущий художник и генерал рисовал. Долгом совести считаю я сегодня воздать должное светлой памяти этого первого в жизни Жени боевого командира, чутко уловившего искру призвания в отроке. Когда сегодня, спустя более шести десятилетий, смотришь полотна бывшего приёмыша зенитной батареи, не устаёшь поражаться: какой же потаённой бездной таланта наделил Создатель мальчишку из далекого села Жуковка, каких бессчётное число на Руси!
После Суворовского училища вчерашний «сын полка» стал курсантом Киевского пехотного училища, служил в частях Киевского военного округа, стал слушателем прославленной Военной академии им. М.В. Фрунзе, с золотой медалью окончил Академию Генерального штаба, стал первым заместителем начальника Главного штаба Сухопутных войск СССР, затем возглавил Военно-научное управление Генерального штаба. Но где бы ни служил Евгений Андреевич, живопись, тяга к рисованию всегда оставались его неизбывной страстью.
Какой увидел он войну, какой она запомнилась Кузнецову? Сам генерал говорит о смысле своего творчества бесхитростной фразой человека ратной судьбы: «Я выражал идею народного подвига». Когда его картины увидел в Лейпциге (Кузнецов там командовал дивизией и одновременно был начальником гарнизона) Константин Симонов, то, поражённый, предложил ему целиком посвятить себя живописи. Генерал тогда отшутился:
«Будет чем заняться на пенсии»... И когда после афганской войны (Кузнецов участвовал во многих «горячих точках» послевоенного периода, был тяжело ранен), посвятив службе в Вооружённых Силах без малого полвека, оказался на заслуженном отдыхе, он целиком отдался любимому искусству.
Тему своих произведений генерал выстрадал всей свой жизнью: «Поля ратной славы». Евгений Александрович совершил множество поездок по местам сражений на Чудском озере, поле Куликовом, под Полтавой, на Бородинском поле, Шипке, в Сталинграде, Прохоровке. Цикл «Поле ратной славы» объединил 18 живописных полотен, передвижные выставки работ Е.А. Кузнецова посетили свыше 100 тысяч человек. Они с огромным успехом экспонировались в Культурном центре Вооружённых Сил России, в Звёздном городке, в Государственной Думе, в Центральном Доме художника на Крымской набережной, в мемориальном комплексе на Поклонной горе. 18 января с.г. при открытии экспозиции полотен Е.А. Кузнецова в Академии МВД России генерал В.П. Григорьев, сам участник Великой Отечественной, подчеркнул: «Сегодня, когда русофобы всех мастей и окрасок пытаются умалить, принизить великий подвиг советского солдата, эта выставка особенно актуальна. Она обращает нас к истокам русского патриотизма — от поля Куликова до Прохоровки, от Бородина до Мамаева кургана. Яркий талант Кузнецова разит ненавистников России — и не холостыми патронами». Многие ликвидаторы МВД России надеются, что именно он напишет картину «Крещение Руси и Чернобыльский спас». А вот ещё одна судьба...
Когда курсанты Московского университета МВД России слушают лекции заслуженного юриста России, профессора, доктора юридических наук, полковника милиции В.В. Волченкова, они знают, что их преподаватель, улыбчивый, очень добрый человек, является асом оперативного мастерства, в совершенстве владеющим инструментарием оперативно-розыскной деятельности, за спиной которого долгие годы работы в Главке уголовного розыска МВД СССР, множество опасных операций против «авторитетов» криминального мира. Неслучайно именно Волченков стал помощником В. И. Колесникова, когда тот был назначен заместителем министра внутренних дел России — руководителем Криминальных служб министерства. Не раз приходил на помощь чернобыльцам МВД России, Ассоциации «МВД — Щит Чернобыля», особенно при обобщении опыта агентурно-оперативной работы в зоне катастрофы.
Сегодня за спиной профессора Волченкова десятки подготовленных и обученных им специалистов — сыскников, уже ставших мастерами своего дела, десятки серьёзных научных разработок, книг, статей. Люди, знающие Владимира Васильевича по совместным оперативным операциям, отмечают его главные качества: надёжность, особое умение чувствовать локоть товарища, цельность характера, верность дружбе. В работе оперативника эти качества — главная составляющая успеха. О таких говорят: «С ним я пошёл бы в разведку...». И мало кто знает (полковник не любит говорить о себе), сколь справедливо это утверждение: ведь становление разведывательных качеств будущего мастера сыска, закалка его характера произошли ещё в раннем отрочестве. Когда ему исполнилось только десять лет, он уже был сыном партизанской бригады Зайцева в белорусских лесах, ему многократно поручалась опаснейшая работа «связника» отряда с патриотами на оккупированных территориях Витебской области. Во время выполнения одного из таких заданий гестаповцы схватили мальчонку, били, грозили расстрелом, но нужных сведений о дислокации и составе отряда не получили.
После нескольких дней истязаний фашисты направили малолетнего партизанского сынка в концлагерь «Хемниц», где его, прикованного к тачке, заставляли по 10–12 часов вывозить отходы развернутого на базе лагеря машиностроительного завода. Операция «Багратион» спасла ему жизнь. Указом Президиума. Верховного Совета СССР за мужество и самоотверженность Владимир Волченков был награждён медалью «Партизан Великой Отечественной войны». Участники партизанского сопротивления знают: этой награды удостаивались только очень мужественные и бесстрашные. Едва достигнув совершеннолетия, Володя принимает главное решение в своей жизни: поступает в школу милиции, навсегда связывает свою жизнь с невидимым фронтом борьбы с преступностью, бандитизмом, криминальной нечистью...
Почему, пройдя через кровь, горе и страдания минувшей войны, «сыны полков» и партизанских бригад на всю оставшуюся жизнь добровольно надели погоны? Точной статистики нет, но, судя по имеющимся далеко не полным данным, девять из десяти «сынов полка» избрали ратную судьбу. Когда я останавливаюсь перед картинами «сына полка» Кузнецова «Натюрморт с иконой Богоматери Владимирской» (1992 г.) и «Утро Рождества Христова» (2000 г.), приходит понимание этого выстраданного войной решения. Испытав на себе у самых истоков жизни и бездну мирового зла, и свет человеческого добра, православные отроки — сыны полка — подсознательно понимали: минувшая страшная война — не последняя. Нужны новые ратники для грядущей битвы с антихристом мирового зла. Хорошо это выразил Н. Бердяев:
«Христианские апокалиптические пророчества не говорят нам о том, что под конец не будет войн, будет мир и благоденствие. Наоборот, пророчества эти говорят о том, что под конец будут страшные войны. Все утопии земного рая, мира и благоденствия на земле разбиваются об апокалипсис. Апокалиптическое чувство истории — трагично. Оно научает нас той суровой истине, что в мире возрастает не только добро, но и зло, что самая страшная борьба ещё впереди. Впереди, в плане духовного, предстоит ещё самая страшная война, война царства антихриста с Царством Христовым. Война Христа и антихриста, верных Христу и соблазнённых антихристом и будет последней войной».
О том, что предчувствие грядущей битвы с мировым злом было органически присуще этим рано повзрослевшим мальчуганам, говорят биографии десятков чернобыльцев МВД России.
Святые отроки военного лихолетья... Именно в страшные военные годы поняли они святой смысл таких слов, как Родина, Отец, Мать, Товарищ, Жизнь. Именно тогда в их детские души пришло трагическое осознание заветов Святителей Земли Русской, что за каждое из этих слов надо биться, если такова судьба, до последнего вздоха, и если выпадет скорбный жребий, вместо бесчестия надо выбрать деревянные бушлаты... Если бы не эти люди, Чернобыль стал бы общим кладбищем славянских народов.
... Вот имена только некоторых из них, сотрудников Центрального аппарата МВД страны, чьё детство пришлось на голодные и холодные годы величайшей из войн на планете Земля, кого стучащий в сердцах пепел военных лет призвал в 1957 и 1986 годах под знамена воинства противостояния Антихристу радиации: Аникеев Виктор Константинович, Артемьев Герман Александрович, Ахромов Виктор Васильевич, Базылев Василий Александрович, Баранов Иван Макарович, Белов Юрий Васильевич, Быстров Евгений Осипович, Ваулин Энгельс Михайлович, Волков Анатолий Афанасьевич, Вязев Иван Иванович, Ганин Владимир Николаевич, Горшков Евгений Петрович, Гриваненков Владимир Степанович, Груздев Александр Михайлович, Демидов Николай Иванович, Дианкин Рудольф Семенович, Дорофеев Анатолий Никитович, Желтенков Борис Васильевич, Иванов Игорь Михайлович, Иващенко Иван Никитович, Иоффе Владислав Семенович, Калашников Вячеслав Леонидович, Катаргин Иван Никифорович, Кизюн Михаил Яковлевич, Кимстач Игорь Фотиевич, Киселев Николай Александрович, Когтев Василий Иванович, Коденцов Дмитрий Иосифович, Комов Иван Тихонович, Коннов Иван Алексеевич, Корыткин Виктор Ефимович, Лях Павел Иванович, Махоткин Анатолий Михайлович, Мащенко Василий Васильевич, Мелихов Геннадий Сергеевич, Микеев Анатолий Кузьмич, Негодов Владимир Петрович, Нечаев Евгений Александрович, Никулин Григорий Степанович, Панкратов Лемар Андреевич, Пахомов Дмитрий Иванович, Пендюхов Николай Иванович, Нечевой Леонид Николаевич, Пономарев Семен Елисеевич, Пономарев Владимир Михайлович, Роман Геннадий Иванович, Савельев Михаил Петрович, Свириденков Виктор Васильевич, Семенов Дмитрий Иванович, Смыслов Борис Константинович, Соколов Алексей Трофимович, Спиридонов Виктор Петрович, Тесленко Геннадий Петрович, Ткачев Николай Сергеевич, Трифонов Юрий Николаевич, Трушин Василий Петрович, Формин Лев Петрович, Фролов Николай Николаевич, Хвастов Игорь Григорьевич, Ходаков Алексей Гаврилович, Царев Василий Федорович, Цветков Валентин Григорьевич, Цепанин Анатолий Васильевич, Чесноков Вячеслав Васильевич, Шарапов Анатолий Сергеевич, Шашков Владимир Никитович, Шелехов Михаил Григорьевич, Шрамко Николай Филиппович, Шувалов Михаил Григорьевич, Якубовский Владимир Иванович, Яровой Евгений Николаевич...
Вспоминает генерал-майор милиции Иван Алексеевич Коннов, инвалид-чернобылец второй группы, ныне он один из руководителей Общероссийского общественного благотворительного фонда «Ветеран МВД России», является заместителем Председателя Российского Совета ветеранов органов внутренних дел и внутренних войск МВД России: «Страшный день 22 июня 1941 года не забуду никогда. В этот день у меня, как и у миллионов моих сверстников, кончилось детство. Отец как и миллионы русичей (он был заместителем председателя колхоза) с первых дней войны в действующей армии, мужиков в деревне практически не осталось... С этого дня на нас, 12–15 летних пацанов, легла вся тяжесть борьбы за выживание стариков и женщин. Я и мои сверстники работали по 14–16 часов в сутки, — пахали, косили, скирдовали сено, вскапывали огороды, пасли скот. Мне доверили возглавить вывоз из деревни на приемный пункт в селе Берда (это за 30 километров от нас) большие хлебные обозы... Приходилось проезжать через голодные селения Рязанщины, обезлюдевшей в годы военного лихолетья. Рассказывали, что во многих случаях в таких деревнях пропадало по 10–15 мешков зерна с каждого обоза. Без похвальбы скажу: все обозы, которые доверили возглавлять мне, приходили на приемный пункт целехонькими, не пропало ни одного мешка. Колхоз отметил мою работу Похвальной грамотой, в довоенное время и в военные годы это была знаковая награда, в избе их вешали на «красное», т.е. самое лучшее место... Самой большой радостью военных лет в деревне было, когда кто либо получал письмо с фронта, весть об этом облетала всю деревню, жили все как бы одной семьей. П когда приходила похоронка, горе несчастных вдов и осиротевших ребятишек разделяли тоже всей деревней. Именно в военное лихолетье я всем существом своим на всю жизнь осознал, сердцем понял, что «чужого горя не бывает». Эту заповедь наших православных пращуров я с новой силой ощутил в Чернобыле... А когда кому-то из мальчишек в деревне приходила призывная повестка, провожали всей деревней тоже... Что вынесли мы на своих полудетских плечах в военные годы словами не передать». Это о них, мальцах военной грозы, старших сотоварищей Ивана Алексеевича, прекрасные стихи Игоря Карпова «Мальчики»:
Уходили мальчики — на плечах шинели,
Уходили мальчики — храбро песни пели.
Отступали мальчики пыльными степями,
Умирали мальчики, где — не знали сами...
Попадали мальчики в страшные бараки,
Догоняли мальчиков лютые собаки.
Убивали мальчиков за побег на месте,
Не продали мальчики совести и чести...
Не хотели мальчики поддаваться страху,
Поднимались мальчики по свистку в атаку.
В чёрный дым сражений, на броне покатой
Уезжали мальчики, стиснув автоматы.
Повидали мальчики — храбрые солдаты –
Волгу — в сорок первом,
Шпрее — в сорок пятом.
Показали мальчики за четыре года,
Кто такие мальчики нашего народа.
Таким же деревенским пацаном, только не на Рязанщине, а в одном из сел Лапшевского района Татарии встретил начало войны Коля Демидов. На него, старшего мужчину в семье, легла недетская ответственность за младших сестер и братьев. С детских лет того проклятого лихолетья, понял Николай нравственный завет Святителей: если в семье старший заботится и чтит старость и младость, то и община, государева служба может на такого человека положиться.
Как и Ваня Коннов, от зари до зари неустанно постигал мастерство земледельческого труда Коля Демидов... В десять неполных лет он был уже уважаемым работником на селе, человеком НАДЕЖНЫМ, слово которого никогда не расходится с делом. Спустя десятилетия, за товарищеской трапезой, в Синодальном Отделе Московского Патриархата генерал Демидов с волнением вспоминал о всплеске духовности, озарившим сельский уклад жизни в годы войны. Когда-то Бисмарк обронил глубокую по философскому опыту фразу: «на войне атеистов не бывает». И хотя богоборческая власть после революции позакрывала тысячи храмов, в тридцатые годы за крещение ребенка могли исключить из партии или комсомола, война с первых дней решительно стерла показной, внешний атеизм сельчан. Не было семьи, не было избы, где бы женщины и старики истово не молились на образа Николая Чудотворца или Пресвятой Богородицы, испрашивая у Всевышнего сохранения Священного Дара Жизни для своих мужей, сыновей, братьев, родных и близких, женихов и друзей, противостоящих на фронте панцырному воинству лютого супостата. И когда кому—либо приходила похоронка, в каждой избе говорили: «Прими, господи, душу его, упокой его в Царствии Своем...». Уже много десятилетий спустя узнали мы, что и в Кремле каждое заседание Ставки Верховного Главнокомандующего И.В. Сталин неизменно заканчивал словами: «С Богом!» Не случайно сразу после окончания Великой Отечественной войны в стране открылись 15 тысяч храмов, а сотни священнослужителей были награждены орденами и медалями Советского Союза за вклад в духовнонравственное обеспечение Великой Победы. После смерти И.В. Сталина Хрущев попытался возродить государственное Богоборчество, которым он заразился в юности на троцкистском токовище, но лютые морозы русофобского богоборчества уже никогда не вернутся на русскую землю...
Несколько лет назад беседовал с Германом Александровичем Артемьевым, инвалидом-чернобыльцем второй группы, в дни катастрофы на ЧАЭС он возглавлял в ГУВВ МВД СССР службу химзащиты, был на самых высокорисковых объектах. Его боевой друг офицер ГУВВ Филон Альберт Брониславович получил там же смертельную дозу радиации, Герману Александровичу повезло больше: сегодня он молится за упокой души боевого соратника. «С началом войны нас, учеников Шатурской средней школы направили на сельхозработы в один из совхозов Московской области, — рассказывает Г. А. Артемьев. — Работали от зари до зари, все заработанные нами деньги по решению пионерского собрания направили на постройку танковой колонны Красной Армии от города Шатура... Уже с конца июля через наш город шли лавины фашистских самолетов, они бомбили Горьковский танковый завод и Рошаль- ский пороховой завод... Хорошо помню, какое ликование царило у нас, 10-летних пацанов, когда в июле 1941 года один из фашистских стервятников был сбит нашими зенитчиками... О кровопролитных сражениях на фронте мы знали не понаслышке. Через Шатуру, важный железнодорожный узел в 1942–1943 годах непрерывным потоком шли сотни эшелонов с подбитой техникой, нашей и немецкой, — искорёженные танки, артиллеристские орудия, самолеты, видимо, на переплавку. В 1943 году подбитой и сожженной фашистской техники, перевозимой через шатурский узел, стало заметно больше. Самая большая радость тех лет — это письма полевой почты от шатурских фронтовиков. В 1944 году у нас в городе, точнее на окраине, открыли большой лагерь немецких военнопленных. Они были худые, оборванные, истощенные... Хорошо помню: к поверженному, плененному врагу у нас ожесточения не было. «Хоть он и фриц, а все же человек, может даже крещеный», — часто говорили наши женщины, которых по милости фашистов война одела в телогрейки и солдатские ремни, украдкой передавая пленным куски хлеба, варёную картофелину или яблоко-дичок, других деликатесов у шатурян не было. Мы в школе все в войну учили немецкий язык, и когда у нас обосновался лагерь военнопленных, каждый для языковой практики приглянул «своего» немца. Охранники нам не препятствовали. Моё внимание привлёк Ганс, как оказалось, рабочий из Дрездена. Он учил меня правильно строить немецкие фразы, я помогал ему освоить русский, и иногда угощал его хлебом, бутербродом с килькой или патокой... Когда лагерь в 1945 году перевели из Шатуры, «мой» Ганс подарил на прощание мне своё красивое кожаное портмоне со своей фотографией... Много позже, уже в 60-х годах, мне довелось побывать в Дрездене, нашёл завод, на котором до войны работал Ганс, но его там уже не было... Главное, что я вынес из детских, подростковых военных впечатлений, это неповторимая, непередаваемая спаянность всего нашего класса, да что класса, — города Шатуры, страны всей одной целью, одним желанием — дожить до Победы. И когда Победа пришла, не было в наших мальчишеских душах злобы, ожесточения или жажды мщения... Видимо, сказалась православная генетическая память предков — добр и отходчив русский человек, милосердие выше мести. Война на всю жизнь выковала у нас, шатурских пацанов, неодолимое убеждение: если ты за правое дело — победа за тобой будет... В 1945-м мы, шатурские мальчишки, вступали в жизнь ПОБЕДИТЕЛЯМИ. Казалось, что нам по силам все»...
Незабываемой раной осталось военное лихолетье в сердцах тех чернобыльцев МВД России, кому выпал тяжкий жребий оказаться под пятой оккупантов. Вспоминает инвалид-чернобылец, руководитель сводного отряда милиции и зоне катастрофы, генерал-майор милиции Водько Николай Петрович, который позже возглавлял Главное управление уголовного розыска МВД Российской Федерации:
«Война, оккупация на всю жизнь врезались в мою память. Мы жили тогда в селе Михайловке.
Оккупанты расположились по дворам, заняли лучшие хаты, и — остались зимовать. К нам на постой немцы не пошли, поскольку столетнее сломанное строение, в котором мы жили, с печкой, двумя оконцами и земляным полом отдавало сыростью. Нас в хате было пятеро: отец, мать и трое мальчишек: Анатолию — одиннадцать, Ивану — три, а мне среднему — пять лет... Отец по заболеванию был освобождён от призыва и работал в колхозе вместе с матерью...
Новый порядок, который устанавливали оккупанты, начался с того, что немцы отбирали у крестьян поросят и кур, сжигали хаты сельчан, которые пытались утаить живность от грабежа. Вскоре фашисты арестовали и расстреляли не успевшего эвакуироваться председателя колхоза Михаила Небогу. Заработала полевая жандармерия, на улицах появились полицаи из местных. Вводилась система принудительного труда, молодежь старше пятнадцати лет увозили на работу в Германию. Взяли и нашего двоюродного брата Григория.
Мужчины, не попавшие под призыв, — среди них и мой отец, Пётр Данилович Водько, ночью тайно собирались, что-то обсуждали. Видимо, как я сейчас понимаю, налаживали связи с партизанами, готовились оказать сопротивление врагу. Но ничего сделать так и не успели. Узнав о сходках от предателей, немцы в апреле 1942 года арестовали отца и еще четырех участников группы и увезли в районную жандармерию. Через три недели отец поздно ночью пришёл домой избитый. Его пытали. А спустя сутки, ранним утром на улице около нашей хаты вновь остановилась повозка с полицаями. Отца и его товарищей опять арестовали. На второй день мать получила известие, что их всех пятерых немцы расстреляли в Черном лесу под Ново- Миргородом. Вернее, расстреливали полицаи из местных жителей по приказу немцев. Спустя две недели наша мама, жены и родственники других расстрелянных тайком поехали в Ново-Миргород. Нашли в лесу истерзанные зверьем тела, опознали их по одежде и там же захоронили. После окончания войны власти района провели с почестями перезахоронение погибших на кладбище в братской могиле села Михайловка. А позднее в центре села им и другим односельчанам, павшим в борьбе с фашистами, установили обелиск...»
Мне довелось беседовать с десятками чернобыльцев, прошедших через ад гитлеровской оккупации. В самые тяжелые, смертельно опасные дни, говорили они, поддерживала морально людей одна мысль, одна вера, расстрелять которые было неподвластно фашистским нелюдям: «Москва не сдалась, Москва, Сталин борются за наше освобождение, Победа и Свобода придёт!».
Как могли, мальцы на оккупированной территории старались помочь Москве, из крохотных детских сил жаждали приблизить Победу. Будущий Главный Огнеборец Советской державы генерал — лейтенант Микеев А. К. в дни Сталинградской битвы с семьёй проживал близ железнодорожной будки, потаенной на пересечении железнодорожных путей станицы Смородино близ города Тростянец Сумской области. Близ тупика, где квартировала семья Микеевых, постоянно скапливались цистерны с бензином, предназначенные для транспортировки в действующую гитлеровскую армию. Темным ноябрьским вечером 1942 года девятилетний Толя со своим другом, таким же сорванцом, задались целью поджечь и уничтожить гитлеровскую цистерну. Нашли какую-то ветошь, подожгли и сунули в крышку цистерны. Как остались живы и невредимы, не сгорели заживо, — о том ведает только Вседержатель. Видимо, уберег будущего Главного огнеборца для других славных дел. В считанные мгновение густой, удушающий черный дым окутал весь тупик и домик, где квартировали родители мальчишей, — видимо в цистерне находился не бензин... Цистерна не взорвалась, огонь работники депо сбили, к счастью для Толи Микеева поджигателей не нашли, все списали на случайность. Но уж больно хотелось досадить незваным гостям. И вот вскоре такой случай представился... В один из весенних дней переломного 1943 года советские самолёты сбросили над железнодорожным узлом кучу листовок. В них на русском и немецком языках говорилось о гигантских потерях вермахта в Сталинградской битве, сообщалось о сдаче в плен штаба фельдмаршала Паулюса, в центре листовки — фотография плененного командующего, «надежды фюрера», как именовала в дни Сталинградской эпохи Паулюса геббельсовская пропаганда. Случилось так, что целая пачка этих листовок упала близ дома, где квартировали Микеевы. И Толя с товарищем решаются на новое дерзкое предприятие: подкравшись вечером к зданию школы, в помещениях которой расположились гитлеровские вояки, ребятишки разбросали сотни листовок в школьном дворе, где фашисты каждое утро занимались гимнастикой... Шум был немалый, но Всевышний во второй раз уберёг сорванцов от смертельной беды...
Вот ещё одна биография. Девятилетнего Васю Смирнова, потерявшего родителей и старших братьев, взял на довольствие стройбат НКВД. Где только не побывал Вася в своей новой ипостаси — он так гордился специально для него подогнанной формой с огромным солдатским ремнем: укладывал демонтированные на БАМе железнодорожные пути в Сталинград, строил военные сооружения на Степном фронте, командные бункеры в Прибалтике. Не раз был под обстрелом, овладел (без скидок на отрочество) несколькими строительными специальностями, в 1944 г. получил боевую медаль. Когда часть подошла к границам СССР, мальчика отправили в тыл, в ПТУ... По мастерству строителя паренёк мог дать фору иному преподавателю, поэтому спустя полгода Вася (Василь Васильевич!) уже мог лицезреть свой портрет на доске ударников цеха оборонного завода.
Впрочем, на плечах его погодков в сёлах и весях держались тогда многие колхозы, артели, посёлки. И Вася отнюдь не считал себя героем или страдальцем... В 1948 г., приняв во внимание боевое прошлое, его зачислили курсантом военно-строительного училища МВД СССР. После учёбы добрые руки сына полка возводили академгородки и научные оборонные центры, восстанавливали Ташкент после катастрофического землетрясения.
В Чернобыле был водителем Камаза, участвовал в возведении заграждений 30-ти километровой зоны вместе с другими военнослужащими внутренних войск. Познакомиться с ним допелось в Крыму, в санатории, уже после возвращения его в гражданский строй. Все павшие солдаты Отечественной были для него святыми.
Последняя весточка от него пришла из охваченного братоубийственными конвульсиями Таджикистана в феврале 1990г....Возможно, Господь избавил его от муки видеть, как после отставки оберпредателя спускают флаг Великого государства.
Более четверти века знаю я П. Г. Мищенкова — генерал-лейтенанта, бывшего заместителя министра внутренних дел России, гуманного, доброго, в полном смысле слова человечного человека. Десятки людей обязаны ему своим профессиональным и личностным становлением. Много (в том числе в законодательной области) сделал Пётр Григорьевич для очеловечивания отечественной уголовной-исполнительной системы. Многолетний куратор противопожарной службы, он немало сделал для создания Митинского чернобыльского мемориала, для решения бытовых и жилищных проблем чернобыльцев Центрального аппарата МВД России. Но никогда не касался он в разговорах своего отрочества. И лишь девять лет назад, когда Н.М. Воронин — журналист, участник Великой Отечественной — вручил мне свою книгу «Из породы редких людей» (Москва, 1997), я узнал поразительный эпизод из биографии генерала П. Г. Мищенкова (цитирую книгу без комментариев):
«Немцы вошли в их тверскую деревню Брагино Вельского района под осень 41-го и насаждали свои порядки до марта 1943 г., когда Вельская земля была освобождена от пришельцев. Оккупантам воспротивились и стар и млад.
Несмышлёным ещё Петька Мищенков раздобыл самодельный лук и сел в засаду. Подстерёг одиночного мотоциклиста в одежде мышиного цвета, запустил в него стрелу. Да так, что немец остервенел от боли и пуще от злости, что подранил его как курёнка не партизан какой, а (сказать — засмеют) малолетка от горшка два вершка. В порыве гнева схватился фриц за автомат, чтобы длинной очередью скосить обидчика, который ноги в руки, и был таков, удирал дикой ланью. Быть бы Петьке в раю, да и этот момент, откуда ни возьмись, будто из-под земли, между оккупантом и мальчонкой выросла Нина Андреевна, мать Петьки. Почти обезумев от страха за сына, закричала в голос на немца: «Ах ты, супостат такой!» Вражий солдат опешил от неожиданности. Тем Нина Андреевна и спасла сына от неминуемой, казалось, гибели.
Позже узналось, что Петька саданул вражьего вояку так крепко, что того на время отставили от маршевой роты, подготовленной для отправки на передовую, где дела для завоевателей начали складываться швах — плохо. И пришёл тот немец в избу к Мищенковым не со свирепостью какой, а с подарком для мальца — за спасение. Соседки- солдатки, узнав про визит фрица, подтрунивали: «Ну, Петруха, знать, у матки ты в рубахе народился. Мало, что не загиб, так ещё и урожай собрал дважды — немца подстрелил и гостинец заработал».
До сих пор случай тот из военного детства, подпоясанного ремнем, зарубкой на память Мищенкова стоит перед глазами, равно как и всё горестное, что пережил тогда, в дни брани, и не менее — в лихолетье после неё. Пух с голодухи. Голод не тетка — прибирал людей. Чтобы не отдать Богу душу, в деревне ели тварь всякую. Но выжил, тогда, как многие ушли на тот свет...»
Добавлю, что именно в бытность Петра Григорьевича заместителем министра внутренних дел России — куратором уголовно-исполнительной системы, по его указанию в места лишения свободы впервые за семь десятилетий был открыт доступ Русской Православной Церкви; в колониях, СИЗО, тюрьмах и ВТК созданы домовые храмы, сотни тысяч оступившихся смогли облегчить душу покаянием и получить напутствие от священника.
«Сын полка»... Ни одна армия мира не знала подобного феномена, принявшего на безбрежных пространствах Святой Руси, опалённых огнём Великой Отечественной, массовый характер. В.П. Катаев был первым писателем, сумевшим за судьбой мальчонки, согретого теплом солдатских сердец, разглядеть одну из главных составляющих непонятной для иноверцев таинственной русской души: великое сострадание к беззащитным и обездоленным, общая ответственность русичей за слезы детей, идущие от святителей Державы Российской. Сразу по выходе повести «Сын полка» Ваня Солнцев стал в один ряд с Василием Тёркиным из поэмы Александра Твардовского. Разумеется, мера таланта авторов несоизмерима, но узнаваемость народного типажа у Твардовского и Катаева поразительна. Тысячи писем хлынули автору, и в редакции, и в Кремль Верховному. Юные отроки поражались: откуда писатель узнал случившееся именно с ними?! Писали приёмыши рот и батальонов, дочки заводских и фабричных цехов, дети партизанских бригад.
В письмах этих — ещё одна, потаённая до сих пор, хрупкая составляющая Великой Победы в Отечественной войне и духовно-нравственного подвига воинов МВД в Чернобыле.
«Сыном полка» был Владимир Богомолов, впоследствии воскресивший для будущих поколений светлые лики военных контрразведчиков, неизвестных героев тайного фронта, подвиг которых не под силу оклеветать создателям пресловутых «штрафбатов».
Л. Г. Зыкина рассказывала мне, как 13-летней девчонкой в 1942–1943 гг. ночами, в тесной и темной землянке выполняла задания швейной фабрики. «Если, например, я говорила, — вспоминает «крестная мать» чернобыльцев МВД России, «мама, мне надо к празднику сшить новое платье», она отвечала: «Пожалуйста, зарабатывай». И я работала как вол, вышивала женские нижние рубашки, каждая вышивка стоила 3 рубля. За ночь иногда ухитрялась вышить 10 штук. А утром — бежала на работу, вечером — в школу рабочей молодежи»...
Десятки, сотни чернобыльцев МВД России в те военные годы стояли у станков ледяных заводских цехов, заменяя ушедших на фронт отцов и старших братьев. Но иногда бывали такие морозные дни, вспоминают они (–42), что невозможно в детском возрасте выйти на улицу и тогда начальник цеха говорил: «Ребятишки, по домам!» И дожившие до наших дней, по горло хлебнувшие горя и невзгод в годы либеральных реформ ельцинско-гайдаровского разлива героические отроки военного лихолетья, выстоявшие и победившие в Чернобыле Люцифера радиации, не поддаются унижению, не сдаются. Через всю жизнь свою пронесли они завет великой победы: «Не падать духом, головы не вешать, какая 6 ни случилась беда!» Истинно: «Не в силе Бог, а в Правде!». Кстати, как говорят практически все опрошенные мной ликвидаторы МВД России Ваня Солнцев — любимый герой, кумир их детства. Его образ согревал их и в страшные дни Чернобыля...
Одним из первых читателей книги В.П. Катаева «Сын полка» был И.В. Сталин. Напомню, именно ему лично принадлежит идея величественного памятника советскому воину-освободителю со спасённой девочкой на руках, удачно воплощённая Евгением Вучетичем в Трептов — парке Берлина. Верховный Главнокомандующий, у которого на фронт в действующую армию в первый же день войны ушли трое сыновей — два родных и один приёмный, познавший горечь потери старшего сына, высоко оценил художественное воплощение Катаевым судьбы отрока с исконно русским именем Ваня. Уже в 1946 г. Валентин Петрович за скромную и в целом особо не блистающую литературным мастерством повесть стал лауреатом самой престижной в то время Сталинской премии. Образ Вани Солнцева был растиражирован и в художественном фильме, обошедшем все экраны страны, и во многих театральных постановках — от крупнейших столичных сцен до тысяч школьных самодеятельных коллективов. Присуждение повести Катаева высшей Государственной премии преследовало одну цель: привлечь внимание к проблеме отроков, чью жизнь на самом взлёте обожгло военное горе, к проблеме детской беспризорности. И хотя в 1945–1946 годах страна напрягала все силы не только для восстановления порушенной ворогом инфраструктуры жизнеобеспечения народа, но и для создания в кратчайшие сроки ракетно-ядерного щита, без которого невозможно было защитить право отроков военной поры на мирную жизнь, правительство нашло необходимые средства для открытия сотен детских домов и интернатов, оснащённых достойным по тем тяжёлым временам инвентарём и питанием. В том, что с детской беспризорностью было покончено в кратчайшие сроки, свою роль сыграла и лепта, привнесённая в общество харизматической личностью Вани Солнцева, так и оставшегося на всю последующую жизнь «сыном полка».
Из огненных дней Отечественной, сегодня на нас с укором и гневом смотрит Ваня Солнцев: как же вы, люди русские, православные, допустили нынешнюю беспризорность в третьем тысячелетии!
Ныне у чернобыльцев МВД — отроков минувшей войны уже свои сыны, внуки и правнуки. Эстафета поколений. Верность традициям святителей Русской Земли и вере Православной — закон и гарант того, что воинство Христово в грядущей судьбоносной схватке с антихристом героями и праведниками не оскудеет. Дети, внуки и правнуки героев Чернобыля уже несут свою подижническую вахту в рядах антитеррористических подразделений МВД, на атомных субмаринах, на миротворческих вахтах в Приднестровье... Да святится их грядущий путь к Храму Господнему!
