«...Не ожидал пышных фолиантов,
Цветы вплетает Родина в венок
Вам, мальчики, герои-лейтенанты
Владимир Правик, Виктор Кибенок...»
Эти четыре строки из баллады Льва Ошанина, посвященной пожарным-чернобыльцам, возникают в памяти сразу же, как услышишь слова «Чернобыльская АЭС». Возникают потому, что эти молодые офицеры, а на жизненном пути действительно еще мальчишки, своим мужеством и отвагой, сознательно принесенной в жертву жизнью спасли не одну тысячу жизней своих сограждан. И это не громкая фраза, не просто дань уважения памяти погибших.
Радиация. Никто из тех, кто участвовал в ликвидации последствий катастрофы, а особенно тех, кто прибыл в зону в мае 1986 г., по существу, не знал сколь коварны ее свойства. Ее нельзя увидеть, услышать, пощупать, определить по цвету, запаху. И потому многие на первых порах пренебрегали возможной опасностью получить сверхдопустимую дозу облучения. Не пользовались респираторами. Не всегда посещали специально оборудованные душевые установки. Не очень стремились как можно чаще менять одежду. И только после известия о смерти В. Правика, В. Кибенка, а вслед за ними В. Тишуры, Н. Титенка, Н. Ващука и В. Игнатенко многие насторожились, стали соблюдать элементарные правила предосторожности.
Стихия и характер
Общеизвестно, что успех в решении самых сложных задач достигается, когда грани необходимого совпадают с пределами возможного. При ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС грани необходимого намного превосходили пределы человеческих возможностей. И все же успех был достигнут. Достигнут за счет мужества, самоотверженности, полной самоотдачи всех сил и энергии тысяч людей, разных по образованию и профессии, склонностям и увлечениям, способностям и талантам, условиям жизни и даже миропониманию. Будь то пожарный или работник милиции, солдат или шофер, шахтер или ученый, военачальник или руководитель управленческой структуры — все они были одержимы одним: как можно быстрее обуздать вырвавшуюся из под контроля атомную стихию, не дать ей разрастись до еще более опасных размеров.
Сегодня, с отдаленностью в 10 лет от катастрофы, с большей уверенностью и убежденностью можно утверждать, что в те роковые, угрожающие человечеству дни решающее значение в ликвидации радиационной агрессии сыграли не техника, сырье и материалы, а характер людей, их высокие морально-психологические и нравственные качества. Поколение ликвидаторов еще раз зримо и убедительно продемонстрировало миру особый характер тех, для кого стремление к сплоченности во время всеобщей беды уже давно стало генным, а слова «раньше думай о Родине, а потом о себе» не просто красиво звучали, но являлись основополагающим принципом в жизни. И как бы кто не пытался убедить нынешнее поколение, что их предшественники жертвовали собой, не ведая опасности, по недомыслию, вследствие одураченное™ системой или из-за страха перед ней, им не перечеркнуть величия осознанного гражданского подвига и мужества ликвидаторов. Схватку с радиационной стихией они вели, понимая опасность возможности получения, быть может, смертельного облучения. Вели не только потому, что были профессионалами, а главным образом потому, что так были воспитаны, потому, что, начиная с молока матери, впитывали в себя характер человека-патриота, человека-коллективиста, чья судьба накрепко связана в один узел с судьбой своего народа и Отечества.
Начиная с ночных часов 26 апреля 1986 г. в жестокой схватке сошлись атомная стихия и человеческий характер. Победил характер. Начало этой победы положили 28 пожарных и рядовые специалисты станции.
Аварии и гласность
Чернобыльская авария не единственная в мире и не первая в атомной энергетике. До нее на АЭС их происходило немало, в том числе и довольно крупных. Однако о них знали в основном специалисты. В печати в деталях о них почти ничего не сообщалось.
Всего за период с 1971 г. по 1985 г. на АЭС произошла 151 авария в 14ти государствах мира. Степень сложности их носила разный характер. Были и с тяжкими последствиями.
Так, в 1979 г. на АЭС в Гримайл-Айленде (США) из-за аварии была остановлена станция, а вследствие радиоактивного заражения местности большой площади пришлось эвакуировать население. Но в печати об этом были скупые сведения. Сенат США о ЧП был проинформирован лишь на 10й день, а МАГАТЭ почти через 2 месяца. Почему? Да потому, что противоборство двух мировых систем было в разгаре, а гласность была не в моде.
Когда же случилась катастрофа на ЧАЭС, «шлюзы» для гласности уже были открыты. Но на первых порах многие журналисты продолжали действовать в духе «холодной войны». Их информация не была объективной и достоверной. Конкретные факты тому подтверждение.
У нас в СССР официально было объявлено, что при взрыве реактора погибли два работника станции. Называли их имена: наладчик систем автоматики Владимир Шашенок и оператор Валерий Ходемчук. Позже, уже в мае, от лучевой болезни скончались еще 28 человек из числа пожарных и работников станции.
Однако в это же время в английской газете «Daily mirrow» сообщалось, что в Чернобыле «...уже убиты 2 тыс. человек», а московский корреспондент газеты «Тайм» К. Уокер утверждал, что «...в Киеве правительственная больница заполнена жертвами катастрофы».
Умышленная необъективность, замешанная па политике, хорошо просматривается и на таком примере.
В английском журнале «Экономик» от 3 мая 1986 г. было сказано: «...Русские управляют своей технологией, как и обществом: секретно, бюрократично и негибко, что и привело к аварии». Но если все это так, то почему первая крупная авария на АЭС произошла еще в октябре 1957 г., но не в «секретной, бюрократической» стране, а в северной части самой Великобритании?
Следует заметить, что в проблеме гласности возникали коллизии и с некоторыми отечественными журналистами. Были такие, кто считал, что информация, которой их снабжали, не раскрывает всей картины катастрофы, что власти что-то скрывают и потому к реактору их не допускают.
Попробуем в проблему гласности о катастрофе внести ясность. Сделать это необходимо еще и потому, что и поныне при техногенных катастрофах, авариях и тяжких преступлениях между журналистами и соответствующими должностными лицами возникают споры и недоразумения.
Позиция иностранных журналистов, искажавших действительность, понятна и объяснима. Она носила политический окрас. А как говорят, политика — дело грязное. Злорадствовать же на беде, обрушевшейся даже на потенциального противника, — занятие вообще непристойное. В этой связи самым достойным ответом на все домыслы зарубежных корреспондентов того периода времени могут служить слова их представителя, посла США по особым поручениям Ричарда Кеннеди. Уже вскоре после аварии на ЧАЭС он заявил: «Мы получили практически все, зачем приехали сюда, и, возможно, услышали больше, чем ожидали». На этом на иностранных журналистах и их отношении к гласности поставим точку.
Что же касается подозрений отечественных журналистов относительно стремления скрыть от них правду, здесь разговор особый.
Радио, телевидение и ТАСС о происшедшем на ЧАЭС сообщили 27 апреля 1986 г. На следующий день было опубликовано сообщение от Совета Министров СССР. Затем информация о положении дел в печати и по телевидению давалась ежедневно. За период с 6 по 10 мая МИД СССР и другими официальными государственными структурами в Москве и Киеве проведен ряд пресс-конференций для советских и иностранных журналистов. На их вопросы отвечали председатель Правительственной комиссии СССР Б. Щербина, руководители Украинской ССР, а также руководители и специалисты по атомной энергетике и медицине. И наконец, с 6 по 11 мая (а не через два месяца, как в США) район аварии посетила авторитетная делегация МАГАТЭ. Уровень радиации в 30километровой зоне от ЧАЭС передавался в эту организацию ежедневно.
Таким образом, ни о каких попытках скрыть случившееся и речи быть не может. Никто этого не делал и не собирался делать.
Да, как иностранные, так и отечественные корреспонденты в первые дни в зону катастрофы не допускались. Да, в первые двое-трое суток сведения для средств массовой информации были скупыми, не полными. И даже позже их представителей не всегда встречали с распростертыми объятиями, на беседы с ними шли неохотно. Все это имело место. Но все это происходило и делалось обоснованно, осознанно, умышленно и правильно.
Катастрофа на ЧАЭС — не сенсация, а трагедия. Главное было не расписывать ее последствия, а организовать работу по их ликвидации. К тому же произошла она не где-то, где и раньше случались крупные ЧП, а на атомной станции. Взрыв и ликвидация возникшего пожара — это был не конец опасности, а начало. Объективную информацию о случившемся, последствиях и происходящем могли дать только те, кто руководили организацией послеаварийных работ. А они, во-первых, еще сами не знали причин взрыва в реакторе в деталях и, во-вторых, у них не было времени для бесед о том, что и как произошло, каковы перспективы. Отсчет в те дни и ночи шел не на часы, а на минуты. Кто был в то время у реактора, тот подтвердит сказанное.
К тому же, первый световой день 26 апреля ушел не на изучение причин аварии, а на определение степени опасности. Не случайно решение об эвакуации жителей г. Припяти было принято уже на следующий день. А если учесть, что для его осуществления надо было почти 1500 автобусов, то нетрудно понять, что в те дни было не до ‘раздачи интервью и бесед журналистам.
Главное было в том, что ни после аварии в Тримайл-Айлен де, ни после других ЧП на АЭС, ни на Западе, ни у нас никто не изучал и не имел опыта информирования населения и прессы о произошедшем и никто не знал, как поведут себя люди, узнав о радиационной опасности. Теперь такой опыт есть. Кто в мае был в Киеве, и особенно занимался отселением людей из зоны отчуждения, тот видел и знает, что перемещались десятки тысяч людей, но паники ни на вокзалах, ни в населенных пунктах не было. Значит, действия были правильными.
Гласность, — бесспорно, великое дело. Она жизненно необходима. Но и она может и должна иметь определенные пределы, а в некоторых случаях даже и ограничения. И не следует журналистам, особенно жаждущим сенсационности, уповать на закон о праве на информацию. Есть и другие законы, регулирующие поведение должностных лиц в той или иной ситуации.
Правильно, например, поступают следователи, не допуская к месту преступления корреспондентов во время осмотра места происшествия. Это их законное право, как и законно то, что они не дают полную информацию о данных предварительного следствия.
И не надо бить себя в грудь, доказывая, что ты представитель «четвертой власти», что тебе обязаны представлять информацию. Обязаны-то обязаны, но пределы информации определяет тот, кто ею обладает. А что касается ссылок на «четвертую власть», так это всего лишь образное выражение политика, желавшего получить благосклонность средства массовой информации и не более.
Гласность лишь тогда конструктивна, несет в себе позитивный заряд, когда ее носители объективны, компетентны и напрочь лишены предвзятости и приверженности к кому или чему-то. В противном случае неизбежны искажение фактов, их передергивание. За примерами ходить далеко не надо. Разверните любую современную газету, послушайте комментаторов телевидения и вы сразу поймете, кто кому служит, кого поддерживает, каких взглядов придерживается. Гласность может и должна ограничиваться, особенно когда речь идет о техногенных катастрофах с тяжкими последствиями. Информация в этих случаях должна носить исключительно взвешенный характер.
Один из уроков «Чернобыля» как раз и состоит в том, чтобы научиться информировать __ население о крупных техногенных катастрофах таким образом, чтобы ситуация представлялась правдивой, но при этом не вызывала паники и не мешала организованно проводить необходимые мероприятия по ликвидации ее последствий.
Информация как мобилизующий фактор
Однако какие бы «недоразумения» не возникали в то время между журналистами и должностными лицами в зоне катастрофы, справедливость требует отдать должное средствам массовой информации. Они на этапе работ по ликвидации последствий взрыва и пожара в целом объективно и достоверно отражали происходящее.
Более того, осмысливая случившееся и информируя общественность о подвиге пожарных и большой группы работников станции, они «заставили» миллионы и миллионы людей планеты по-новому взглянуть на мир, в котором они живут.
Апрель на стыке с маем 8Gro года в первую очередь благодаря печати, радио и телевидению неожиданно и молниеносно внес в сознание основной массы человечества углубленное понимание всей суровой реальности современного мира. Разделенный тогда на два противоборствующих лагеря, мир вдруг сразу же ощутил, как он тесен, как все зависят друг от друга.
Политики и специалисты много раньше, до «Чернобыля», отдавали себе отчет в том, насколько опасна атомная стихия. Они помнили о Хиросиме и Нагасаки и не забывали напоминать о них в своей публичной деятельности. Но, дискутируя и полемизируя, предупреждая и запугивая друг друга этой опасностью, они не смогли так сразу овладеть сознанием широчайших масс людей на всех континентах планеты. Простые граждане их слушали, соглашались, но в основе своей эту самую опасность воспринимали как-то абстрактно. Всеобщее же прозрение наступило после «Чернобыля». Во всех уголках земли люди каждый день ждали сообщений о том, что в Чернобыле.
Да, повторим, на первых порах не все были объективны в информации о случившемся. Даже спустя год-два находились такие, кто искажал действительность, представлял общественности далекую от достоверности картину. Чего стоит, например, информация американского агентства ЮПИ от 16 июня 1987 г. Оно сообщило: «Около 30 процентов территории вокруг Чернобыля все еще являются «горячими полями», или зонами с высокой активностью в 200, 300 и даже 500 рентген». Цифры эти преувеличены в тысячи раз. Продиктованы они опять-таки политическими соображениями. Но даже и в этом случае такая информация не столько наносила моральный урон советской системе, сколько заставляла задумываться об угрозе и последствиях ядерной войны.
В информационных сообщениях журналистов многих других агентств также были некоторые неточности, ошибки, искажения. Но они негативного влияния на умозаключения людей не оказывали. Достаточно широкая, активная, информация в печати поглащала отдельные домыслы и измышления, правдиво отображала атмосферу трагедии и героизма и выступала как мобилизующий фактор в сознании людей.
Представим слово самим журналистам.
В. Губарев, М. Одинец. «Станция и вокруг нее». Правда, 6 мая 1986 г.
«По сигналу тревоги с четвертого энергоблока начальники караулов пожарной охраны... лейтенанты В. Правик и В. Кибе иок быстро подняли своих бойцов. После взрыва загорелось покрытие машинного зала, и они все свои усилия направили на ликвидацию огня... Сапоги пожарных увязали в расплавленном от высокой температуры битуме, было трудно дышать от копоти и гари, но отважные смельчаки мужественно сражались. ...Потом специалисты отметят, что подвиг пожарных значительно ограничил масштабы аварии».
В. Горлов. «Л вокруг цвели сады». Комсомольская правда, G мая 1986 г.
«...Принято считать, что пожарный Устав написан кровью. И не случайно. Профессия пожарных входит в десятку наиболее опасных. Действительно, места для теоретических рассуждений в нем нет. Каждый его пункт, каждое слово рождены в огне, выверены опытом, потом, здоровьем, а иногда и ценой жизни... В Уставе записано: кто первым приезжает на тушение, тот руководит работой...
В. Правик прибыл к месту пожара первым».
JI. Вирина. «Такая неугасимая жизнь». Советская культура, 28 июня 1986 г.
«...Всего лишь пять минут караул В. Правика действовал без подмоги. На помощь ему почти мгновенно (в 1 ч 32 мин) подоспел из Припяти с личным составом... лейтенант В. Кибенок, но еще почти полчаса обязанности руководителя тушения пожара продолжал выполнять В. Правик, который в течение 1 ч 20 мин был в зоне повышенной радиации...».
А. Иллеш. «Шеренга номер один». Известия, 19 мая 1986 г.
«...Обстановку первых минут после взрыва на реакторе описал в больничной палате рядовой внутренней службы А. Н. Половинкин. Не упоминая о себе, рассказал о подвиге своих товарищей, действовавших рядом.
На место аварии, писал он, мы прибыли через три-пять минут... Лично я хочу с положительной стороны отметить Правика, который знал, что получит сильное радиационное облучение, и все равно пошел и разведал все до мелочей. Также могу отметить Шаврея Ивана, Шаврея Леонида, Петровского Александра... Кто отличился еще, я не знаю, так как борьба с огнем продолжалась, а меня увезли в больницу...».
А теперь прервем перечень выдержек из корреспондентских материалов для небольшого комментария.
Пожарные караулов В. Правика и В. Кибенка вели борьбу с огнем на высоте от 12,5 до 71,5 м. Пожар разрастался с небывалой быстротой. Уже занималась кровля аппаратного отделения 3го энергоблока. Но и это не все. На себе они испытывали не только силу огня, но и смертоносную силу радиации. Не даром прибывший к месту пожара в 1 ч 5G мин начальник пожарной части по охране ЧАЭС майор А. Телятников, увидев открытый реактор и там наверху, рядом с его излучением, своих подчиненных, ужаснулся. Ужаснулся и по наружной лестнице полез туда, где были его люди, где кипящий битум прожигал сапоги, горящие брызги летели на одежду, въедались в тело, где его ребята от невыносимой жары, едкого дыма и радиации с каждой минутой слабели. Многих из них, чуть позже, снимали с крыши другие, примчавшиеся к ним на помощь.
Когда В. Горлов писал о них в статье «А вокруг цвели сады», эти самые ребята уже умирали на больничных койках. Прав журналист. Очень точно назвал свою публикацию. Сады в ту весну цвели действительно буйно. Природа как бы салютовала героям и одновременно прощалась с теми, кто отдал свои жизни за то, чтобы жили другие.
А в завершение этого отступления еще одна ссылка на корреспонденцию В. Горлова «А вокруг цвели сады».
«...В те секунды командир понял всю сложность положения подчиненных ему людей. Как старший по званию и должности, он мог воспользоваться своим правом вывести их из зоны высокой радиации. Но знал он и другое: если огонь пойдет дальше, то последствия могут быть непредсказуемо тяжелыми, ведь рядом находится третий, второй и первый реакторы. И он избрал для себя и своих товарищей самый опасный, но единственно правильный путь: ради здоровья и жизни тысяч людей пожар у здания реактора должен быть ликвидирован, чего бы это ни стоило...»;
И он был ликвидирован: к 2 ч 10 мин — на крыше машинного зала, а в 2 ч 30 мин — и на кровле реакторного отделения. Полностью с очагами загорания было покончено в 4 ч 50 мин, а в 6 ч 35 мин возможное осложнение обстановки было снято окончательно.
Начинался новый этап борьбы со стихией. Оставалось остановить «атомный ветер», продолжавший исходить из поврежденного реактора.
Беда подняла и сплотила
Официальные сообщения властей о трагедии, подробное описание журналистами катастрофы, подвига пожарных и мужества многих работников ЧАЭС всколыхнули весь мир. Но в первую очередь граждан нашей страны. Тысячи и тысячи простых людей готовы были прийти на помощь тем, кто занимался устранением тяжких последствий.
Вновь предоставим слово журналистам и документам.
«Бригада шахтопроходчиков из 25 человек готова срочно выехать в Чернобыль», — говорится в телеграмме коллектива шахты «Распадская» из г. Междуреченска (Кузбасс).
«Перечислила в фонд пострадавших 150 руб. Кроме того, хочу безвозмездно поработать во время отпуска на АЭС» — это уже инженер-геодезист В. Ежова из г. Рубцовска (Алтай).
«... Хотя моя специальность не так уж нужна на АЭС, все же готовлюсь в дорогу, дайте знать» — из письма программиста Свердловского НИИ С. Байдакова.
«Большое спасибо. Выздоравливайте» — телеграмма из Швеции.
«Академик Велихов! Я медсестра, работаю в санатории... Медик обязан помогать людям. Не откажите, примите в Чернобыль» — медсестра из г. Цхалтуба.
«Согласна работать в Чернобыле на самых опасных участках» — мать двоих детей Н. Мушинова.
«Готов приехать вместе со студентами для проведения дозиметрических и дезактивационных работ в зоне АЭС» — профессор Уральского политехнического института В. С. Коротов.
«Хочу встать в строй взамен выбывших. Лейтенант К. Михайлиди» — из рапорта. «Весь личный состав СВИЧ2 готов выехать на ЧАЭС. Начальник ОПО УВД полковник В. Попков» — докладная записка.
«Ни один человек не заслуживает большей любви, чем тот, кто отдал свою жизнь за других» — Э. Григ из Великобритании.
«Я отдаю честь павшим героям и всем мужественным пожарным вашей страны за службу, которую они несут во имя своих соотечественников... Еще раз преклоняюсь перед ними» — письмо руководителя пожарной службы г. Сент-Луис, штата Миссури (США).
«Всем кто потерял самое дорогое, что есть у человека,— жизнь, кто переживает страдания, находясь в больницах, мы выражаем нашу признательность и уважение» — пожарные г. Рима.
Эти, как и многие другие, письма, телеграммы, рапорта и докладные записки приводились корреспондентами Э. Кондратовым и Г. Алимовым из «Известий», 3. Кузнецовой из «Огонька», П. Положевцом из «Комсомольской правды», В. Иткиным из ТАСС и многими другими журналистами практически во всех центральных и республиканских газетах и журналах. Комментировать их нет необходимости. Слова в них говорят сами за себя. Сошлемся лишь на одну фразу из публикации А. Черненко в «Советской России» от 5 июня 1986 г., которая лучше всего характеризует отношение людей к катастрофе на ЧАЭС. Она звучит так: «Станция стала той «высоткой», где вновь встали плечом к плечу представители всех национальностей, населяющих нашу страну».
Все ли было сказано?
На этот вопрос молено ответить одной фразой — «Нет, не все». Лжи со стороны тех, кто руководил работами по ликвидации аварии и ее последствий, не было. Обвинить кого-то в прямом умысле сокрыть какие-то факты тоже оснований не имеется. Если бы такой умысел был, то вряд ли наш и зарубежный зритель мог бы увидеть по телевидению гибель вертолета, выполнявшего работы на ЧАЭС. А эпизод этот прошел в эфире не один раз и не только у нас, но и за рубежом.
И тем не менее кое о чем общественность была проинформирована слабо. Во всяком случае о двух критических ситуациях, возникших уже в процессе ликвидации последствий катастрофы, сообщалось мало. А между тем ситуации эти были не только критическими. Работа по их ликвидации по праву должна войти в чернобыльскую летопись как героические страницы, как продолжение подвига пожарных из караулов В. Правика и В. Кибенка.
Ситуация первая. Первая декада мая 86го. После того, как было принято решение попытаться заглушить радиационное излучение из поврежденного реактора, в его жерло вертолетчиками были сброшены тысячи тонн свинца, песка и глины. Радиация падала, но опасность провала реактора вниз, где скопились многие кубометры зараженной воды, возрастала. Возникла необходимость укрепить основание реактора. Но для этого надо было откачать воду из под него.
И снова вперед пошли пожарные. Пошли добровольно. Пошли туда, где излучение было самым сильным. Пошли, устаиовили насосы, проложили рукава и воду откачали. Их было 13. Назовем их поименно: офицеры Г. Нагаевский, Ю. Гец, старшины и сержанты М. Дьяченко, П. Войцеховский, Н. Павленко, С. Бовт, И. Худолсй, В. Тринос, А. Немировский, А. Доб ринь, В. Ходжаев, И. Пищук и капитан Советской Армии П. Зборовский.
А вслед за ними за дело взялись бетонщики. Угроза провала реактора и возможность более мощного, более опасного, быть может, водородного взрыва была устранена.
Ситуация вторая. 23 мая того же 86го года ночью возник пожар и все там же, в 4м блоке. В одном из технических коридоров, по которому были проложены силовые кабели, произошло замыкание. Чтобы добраться к огню, нужно было проложить более 1,5 км рукавной линии. И опять же у все еще развороченного реактора.
Сигнал тревоги прозвучал в 2 ч 10 мин ночи. К утру пожар был потушен. Работать в коридорах туннельного типа приходилось посменно, по 10 мин и ни секундой больше. Руководил пожаротушением и принимал личное участие в разведке, а затем и в борьбе с огнем генерал Владимир Михайлович Максимчук. Тогдато он получил сверхдопустимую дозу облучения. Как ни боролся с болезнью он сам и как не помогали ему медики, она-таки «достала» его. Два года тому назад Владимир Михайлович Максимчук скончался.
Была некоторая сдержанность в обеспечении журналистов информацией и по проблеме марадерства в зоне отчуждения. Некоторые из них высказывали не просто недоумение, но и откровенное недовольство, когда им ставили препоны в сборе материала на эту тему.
Давайте проанализируем эти три конкретных факта. На первые два, конечно же, никакого официального запрета не было. Задачи скрыть их никто не ставил. Но и широкой огласки им придавать также никто не стремился. И скорее всего, по политическим соображениям. Чтобы не бросить тень на организацию работ по ликвидации последствий уже единожды случившегося. Понять такую позицию в то время было можно. А вот оправдать, видимо, нельзя. Как бы то ни было, но о людях, разрешивших эти опасные ситуации, общественность должна была знать.
Что же касается фактов мародерства, то они действительно имели место. И сдержанное отношение к публикации материалов на эту тему было. И, наверное, обоснованно. И вот почему.
Представим себе, что во всех газетах, в теле, радиопередачах на фоне самоотверженных усилий сотен людей, занимающихся дезактивацией, очисткой территории вокруг АЭС от радиационных осколков, вдруг стали появляться многочисленные публикации о том, что оставленное гражданами имущество в зоне растаскивается преступниками. Что бы произошло? Многие бы из «отселенцев», особенно размещенных вблизи 30километровой зоны, ринулись спасать свою собственность. И тогда пришлось бы плохо и милиции, и тем, кто занимался дезактивационными работами в зоне отселения.
Это еще раз приводит к выводу о том, что при крупных техногенных катастрофах, затрагивающих интересы многих людей, информация о случившемся должна даваться исключительно взвешенной. Во всех таких случаях и информаторы, и информируемые должны руководствоваться здравым смыслом.
Снимите шляпы, господа!
(вместо послесловия)
Пошел отсчет второго десятилетия с того черного ядерного апреля. Происходящие перемены в стране ставят перед каждым новые сложные проблемы. Жизнь заставляет думать о дне сегодняшнем, с тревогой и надеждой заглядывать в будущее. Прошлое же в сознании все дальше и дальше отходит в глубину памяти тех, кто был участником и свидетелем Чернобыльской героической трагедии. Подрастающее поколение и те, кто только вошел в перестроечное и реформенное время, вообще мало что знают о ней. Забывают об апреле 86го и те, кто преуспевает в новой жизни. А ведь не обуздай в тот роковой период ликвидаторы атомный ветер, вряд ли им удалось бы достичь благополучия.
Да, нынешние руководители и благополучно живущие туда, к взорвавшемуся реактору, ликвидаторов не посылали. Встать под огонь и радиацию не заставляли. «Надевать» на ядерного монстра смирительную рубашку из бетона задачу не ставили. Но и чернобыльцы не бьют себя в грудь, какие они герои, никому не доказывают, что им кто-то что-то должен. Нет, они этого не делают. Они не только мужественные и самоотверженные люди, но и скромные. Просто живут в им отпущенное радиацией время с чувством выполненного долга.
И все же, когда кого из ныне живущих судьба столкнет с чернобыльцем, снимите перед ним шляпу, господа! Хотите вы того или нет, но не только благополучием, а своим здоровьем и в какой-то мере даже жизнью вы обязаны ему.
В. Шашков, участник ликвидации аварии на ЧАЭС, генерал-майор милиции в отставке.